Рейдер (СИ) - Панченко Андрей Алексеевич - Страница 21

— Уф! — рядом нарисовался Сидор — а с тобой не соскучишься боярин! Я уж думал снова биться придётся! Удачливый ты! Сам чёрт тебе не брат!

— Конечно не брат, я же мать его святой, а то ты не слыхал, чего про меня монахи говорили⁈ — нервное напряжение отпускало меня — Я такую удачу в гробу видал Сидор! По всем приметам и признакам, мы уже с тобой раз десять должны были погибнуть, и если считать, что мы каждый раз выживаем, то это может быть и удача, но вот только какого хрена мы всё время в разные истории влипаем⁈

— Судьба такая, не мы её выбираем — хмыкнул Сидор — зато не скучно!

— Не скучно ему… — я вздохнул и посмотрел на казака — Мне бы скучно хоть месяц прожить!

Алжир пылал. Я стоял на полуюте «Матильды» и смотрел на разрушенный город. Из порта выходили десятки судов всех размеров и форм и пристраивались за моим шлюпом как за флагманом, они были все разные, но их объединяло одно — все они несли на своей корме Андреевский флаг. Разного размера, сшитые и нарисованные, кое-как сделанные и тщательно изготовленные, флаги развивались на ветру, но самый большой реял над развалинами дворца турецкого дея. Я обещал, я сделал! Через час мина сработает и этот флаг сгорит, он не достанется врагу, но ещё час город мой! Больше трёх суток бывшие невольники удерживали город, но всё же настало время уходить. К городу приближалась большая армия из янычар, успевших сбежать корсаров и ополчения выживших жителей. Город нам не удержать, мы сами уничтожили укрепления и артиллерию Алжира. Да и бывшие невольники, это не регулярная армия. Против готовых к бою, и тренированных с самого детства янычар у них нет шансов. Бывшие рабы хотят домой, к семьям, и биться за развалины Алжира у них нет никакого желания. Несколько гонцов, отправленных монахами на быстроходных лодках в испанский Оран так и не вернулись, подкрепление не пришло. Испанцы упустили свой шанс завладеть Алжиром.

В тот день когда меня сняли с креста и началось восстание рабов, случилось много чего интересного. Монахи доминиканцы, действуя как связующее звено между разрозненными группами восставших были просто не заменимы. Если приказание передавал монах, оно исполнялось беспрекословно. Как-то само сложилось, что у каждого отряда появился самоназначенный лидер и комиссар, роль которого исполнял один из братьев. Этакий замполит, двигающий генеральную линию партии и имеющий власть едва ли не большую, чем у этих самых лидеров. Погромы, начавшиеся спонтанно, плавно перетекали в планомерный захват улиц, со строительством баррикад, блокировкой казарм, небольших групп стражников и охранников частных лиц. Загнав обороняющихся в какое-либо здание, восставшие готовились к отражению контратаки, а потом поджигали импровизированное укрепление. Выдавленные огнём алжирские бойцы вынуждены были покидать защищённое место. Короткий, но жестокий бой, и невольники шли дальше, оставляя за собой трупы своих погибших товарищей и их противников. Среди невольников оказалось много бывших солдат, матросов и офицеров, которые умели обращаться с оружием.

Основные сражения развернулись возле дворца дея и в порту. И хотя дея охраняли янычары, самая кровавая бойня случилась именно на берегу моря. Корсары Алжира, основные поставщики рабов и предмет особой ненависти бывших невольников, все как один потянулись к своим кораблям, в надежде покинуть город, и в порту сопротивление оказывали в основном они. Корабельные пушки били по берегу, в ответ, из захваченных укреплений по кораблям велся огонь из береговых орудий. Абордажные группы корсаров сходились в рукопашных схватках со своими бывшими гребцами и рабами. Никто не брал пленных и не проявлял благородства, в ход шло всё — от мушкетов, до зубов и ногтей.

После взрыва башен и обстрела дворца дея, я и испанцы во главе с Ромиресом, двигались к порту, вслед за небольшим караваном повозок, запряженных мулами, и в которых лежали мои матросы. Цель у меня была только одна — воспользоваться шумихой и сдрыснуть как можно дальше из этого сумасшедшего дома! Но мне не дали. Монахи, как самонаводящиеся торпеды безошибочно находили меня в любом глухом закоулке и требовали приказов. И в итоге я сдался, в порт было пока не пробиться, уйти без друзей я не мог, а без помощи монахов их было не спасти. Ну а монахи хотели от меня только одного — приказов и справедливости.

Брать города мне не впервой. Но первый раз мне пришлось руководить боем, когда я не знал не то что численность войск противника и их вооружение, но даже своих. Не было разведданных, не было подкреплений и резервов, даже схемы города не было! У меня не было ничего! Заняв припортовую таверну в качестве командного пункта и штаба, я засучил рукава и приступил к работе. Монахи получили приказы найти мне хотя бы приблизительную схему города и установить связь со всеми группами восставших. Я должен был знать имя лидера, сколько человек в его группе, каким оружием он располагает, где находится, есть ли рядом с ним противник, какова его численность и ещё миллион разных деталей. Всё это, по мере поступления данных я быстро записывал сначала куском угля прямо на стену таверны, а когда мне принесли схему города, то на карту. Через час я примерно знал, что делать. Связные сбились с ног, но в итоги я всё же сумел перехватить все нити управления боем.

Без надёжного штаба было сложно. Я держал в голове массу информации, и она всё продолжала поступать. Обстановка беспрерывно менялась.

— Отряд Идума теснят! Они нарвались на янычар! — запыхавшийся монах врывается в таверну и с ходу выдает мне информацию. Сколько янычар, куда теснят, потери, сколько смогут продержаться, этого он не додумался выяснит. Тяжело работать с неподготовленными людьми. Идума грек, бывший пират, и все бойцы в его отряде тоже поголовно греки. Их там от ста до трёхсот человек, более точной информации нет. Бывшие каменщики, которые строили укрепления Алжира. Вооружены в основном шанцевым инструментом. Мотыги, молотки, кирки и лопаты, часть имеет трофейное оружие. Они не далеко от городского базара и выдвинулись далеко вперёд, опережая другие отряды.

Ситуация обычная, ничего нового. Каждые пол часа то одна, то другая группа повстанцев нарывается на вражеские отряды, которые прорываются кто куда. Пираты к порту, янычары к дворцу или к укреплениям, или же частные отряды богатых жителей за пределы города. Иногда они справляются сами, иногда не справляются и их вырезают бойцы дея, но в основном я успеваю вмешаться и вырулить ситуацию в нашу пользу. Ничего страшного, сейчас решим. Даже если отряд Идума вырежут, далеко янычары не продвинутся. Я поворачиваюсь к готовым бежать связным.

— Кинесу и Дюку! — тут же в голове всплывают имена лидеров отрядов, которые находятся ближе всего к попавшим в беду грекам — оставить заслон на баррикадах и идти на помощь Идуму! Пусть оставят по десять бойцов с мушкетами и всем составом выдвигаются! Идти параллельными улицами, зайти во фланг янычар и атаковать. Идуму держаться, сколько сможет! Направить Идуму на помощь пятьдесят гребцов из резерва! С галеры «Салтанат»! Еще пятьдесят гребцов пусть занимают оборону по той же улице где сейчас Идум, в квартале от места боя. Строить баррикады и готовится к отражению атаки! Пошли!

Связные скрылись за дверью, а я наношу на карту новую информацию, всего в голове не удержишь. Дверь не успевает закрыться, как новые связные появляются в таверне, кому-то ещё нужна помощь…

С деем я больше не увиделся. Баба Хасан пал от удара столового ножа, да не одного, а как минимум десяти. Погиб он в своём гареме и убили его одалиски и наложницы.

Если у мужчин и был хоть какой-то шанс вернутся домой из рабства или бежать. То судьба пленниц на Магрибе была незавидной. Цена выкупа для женщин всегда была выше, чем у невольников мужчин, и монахи часто пренебрегали дочерями Евы, если стоял выбор кого освобождать — мужчину или женину. Они уже считались не чистыми, так как сожительствовали с хозяевами и зачастую имели от них детей. Никто обычно не заморачивался их освобождением, разве что выкупались особо знатные дамы, сразу заявившие похитителям, что они много стоят. Таких пираты обычно не трогали, но суммы за них заряжали нереально большие. Остальные оставались невольницами навсегда.