Харальд Прекрасноволосый и Зеркало Грядущего (СИ) - Паутов Вячеслав - Страница 7

- Всё это мне кажется странным, - продолжал Харальд. - Там, откуда я появился, человек сражается, чтобы защищать свое владение. Когда сосед пытается захватить его землю, либо чужак посягает на его собственность, мы сражаемся, чтобы выгнать его. Мой народ горд, смел, а порой и очень воинственный.

- Мы же - не они...Ибо для саами в этом нет необходимости, - спокойно и наставляюще возразил Каапо. - Если кто-то вторгнется на нашу землю, мы спрячемся либо убежим. Дождемся зимы, и чужакам придется уйти. Они не умеют здесь жить и не смогут остаться! - и он указал на одежду Харальда - шерстяную рубаху, свободные штаны, толстый дорожный плащ и те самые, кожаные сапоги, в которых молодой норег стер ноги до волдырей.

- Погляди, Харальд, сын великого вождя...Все чужаки одеваются, как ты. Они не знают ничего лучшего, потому, что не ведают худшего в нашем краю - смертельного холода... Вот я и попросил мою старую жену и дочь, которая зовётся, Тиия сшить тебе одежду, больше подходящую для нашей зимы. Они никогда еще не шили такую большую одежду, но дня через два она будет готова. И тогда, поверь мне, Харальд, сын великого вождя, никакие тяготы зимы тебя не одолеют...

Большой, но нежданной пользой от просьбы Каапо сшить пригодную для Харальда одежду стало то, что его дочь Тиия, разговорчивая до невозможности, вдруг замолкла - на время как оказалось. Обычно она болтала без передышки, в основном с матерью, а та всегда работала молча и редко затрудняла себя ответом. Что там толкует Тиия матери, молодой норег полностью разобрать не мог, но, что речь зачастую шла именно о нём, не сомневался. Теперь же, когда Тиия сидела рядом с матерью, тачая зимнюю одежку для гостя, оленьи жилы, зажатые в зубах, не давали ей вволю поболтать. Каждую нить для шитья нужно было отщепить зубами от высушенной жилы оленя, спинной или ножной, потом пережевать, чтобы размягчилась, и ссучить в пряди. Пока женщины жевали и шили, Харальд и Ансси помогали Каапо готовить пищу для всей семьи. Харальду внове и дивно было, что у саами стряпней занимаются мужчины.

Должно быть минула одна луна, когда случились события, изменившие положение молодого норега среди саами. Первое событие было ожидаемо, но второе - совершенно нежданно. Как-то утром Харальд проснулся в обычное время, когда едва развиднелось, и, пока лежал на подстилке из оленьей шкуры, заметил, что внутри палатки как-то слишком светло. Перекатился и глянул в щелку меж землей и пологом. Дневной свет лился в щель, столь яркий, что ему пришлось зажмуриться. Сын конунга встал потихоньку, отвел дверную полость и вышел. Все стойбище было укрыто сплошным покрывалом тяжелого снега. Ночью прошел очень обильный снегопад. Все, что оставалось снаружи - дрова, рыбные корзины, сети, спящие собаки - всё превратилось в снежные холмики. Даже на оленях были снежные попоны. Зима вошла в полную силу.

Как раз в тот день жена и дочь Каапо закончили одежду для Харальда. Саами очень веселились, собравшись у палатки посмотреть, как чужака будут учить одеваться. Сначала рубашка из оленьей шкуры мехом к телу, потом облегающие штаны из оленьей кожи, которые неудобно натягивать из-за узких прорезей на лодыжках, и пара шитых башмаков с такими загнутыми вверх мысками, и вовсе без каблуков. Ловя откровенно потешающиеся взгляды окружающих, Харальд понимал, что выглядит нелепо и от этого очень смущался.

- Такая обувь потребна на тот случай, коль наденешь лыжи, Харальд, сын великого вождя, - пояснил Каапо. Он теребил сухую осоку, разделяя на пряди, потом свернул их в два мягких пухлых прямоугольника. - Вот, положи-ка это на дно обувки, - посоветовал он. - Увидишь, это лучше любых ваших шерстяных носков. Трава будет греть ноги, а когда намокнет, то высохнет, стоит только к огню положить.

Под конец он помог Харальду надеть длинную верхнюю рубаху саами из оленьей шкуры. Она доходила норегу до колен. Широкий пояс стягивал одежду. Сын конунга прошел несколько шагов на пробу, и ощущение было совершенно иным, чем в любой другой одежде, какую ему доводилось носить прежде - лёгкая, тёплая, плотная, и ногам свободно. «Ничего, скоро свыкнусь с эти нарядом, да и саами привыкнут к моему новому виду...» - утешал себя молодой норег.

Другое событие случилось в ночь после большого снегопада. Войдя в семейную палатку, Харальд обнаружил вторую оленью шкуру, лежащую на обычном его спальном месте. Поскольку уже сильно похолодало, молодой норег, улегшись, натянул на себя и эту шкуру и уже почти заснул, да вдруг почувствовал, как край ее приподнялся, и кто-то скользнул к нему.

От угольев в очаге хватило света, чтобы разглядеть гостя - то была Тиия, дочь Каапо. Харальд чётко видел отсветы огня в её глазах, а на лице проказливое выражение. Она прижалась губами к его уху и прошептала по-птичьи: «Тик-а-так», потом хихикнула и примостилась рядом. Сын конунга опешил и долго не мог сообразить, как на это реагировать, что делать дальше. Рядом спали её мать и отец, ее сестра и муж сестры. Харальд беспокоился, что скажет Каапо, коли проснётся. Так молодой норег и продолжал лежать, притворяясь спящим. Тогда рука девушки начала неспешный поиск. Потихоньку она распустила саамский пояс Харальда и стянула с него штаны. Потом скользнула внутрь, под верхнюю рубаху, и угнездилась рядом с молодым норегом. Она была... совсем нагой.

Проснувшись, Харальд понял, что проспал. Тиия лежала, свернувшись, на его вытянутой руке, а палатка была пуста. Каапо и остальные члены его семьи уже начали свой день. И Харальд слышал, как они ходят снаружи. Торопливо он натянул на себя одежду, и это разбудило Тиию. Глаза у неё были светлые, серо-голубые, цвета, какой иногда встречается у саами, и смотрела она на молодого норега без всякого смущения. А вид у нее был совершенно довольный. И вот Тиия выгнулась, потянулась за своей одеждой и мгновение спустя уже оказалась одетой, вынырнула из палатки и присоединилась к своим родителям. Харальд не сразу выбрался за ней, не зная, какой приём его ждет после случившегося.

Когда же Харальд, наконец, появился, Каапо глянул на норега с видом совершенно не озабоченным.

- Я уверен, ты умеешь пользоваться этим, Харальд, сын великого вождя, - только и сказал он, смахивая снег с двух длинных плоских дощечек.

- Почтенный Каапо, я ходил на лыжах еще совсем мальчишкой, но всего несколько раз, и это была игра, а не охота и не бег на скорость! - ответил Харальд.

- Ну что же, тебе придется подучиться. А Тиия поможет.

Тут-то сына конунга и осенило: для Каапо его отношения со второй шамановой дочерью - вполне обычное дело. Обычное? Позднее Харальд узнал, что колдун даже одобрял их. Саами полагают, что это естественно - мужчине и женщине спать вместе, коль скоро оба этого хотят. Они считали это разумным соглашением, пока оно удовлетворяет обоих. Харальда же еще беспокоило, не захочет ли Тиия превратить их отношения в постоянную связь. Но позже, после того, как она научила норега достаточно понимать саамский язык, а он, в свою очередь, научил Тиию немного говорить по-норвежски, она посмеялась над его опасениями.

- Подумай сам, Харальд, сын великого вождя...Как может такое продолжаться вечно? Так думают только оседлые люди. Это все равно, что постоянно жить на одном и том же месте. Саами верят, что в жизни всё и всегда должно меняеться, и лучше странствовать, чем стоять на месте...

Тут Харальд вознамерился что-то сказать в ответ, но Тиия приложила палец к его губам и добавила:

- Я могла бы прийти к тебе просто потому, что ты желанный гость в нашей палатке. Но я пришла к тебе не поэтому. Я сделала это, потому что хотела тебя, и ты меня не разочаровал.

Скоро Харальд понял, что Тиия была лекарством от болезни, которой молодой норег страдал, сам о том не зная. Только чужая близость может залечить раны разрыва родовой близости, только чужое, но искреннее чувство, может восполнить отсутствие подобного со стороны родственной... А сердце всегда будет нуждаться в человеческом тепле и участии, жаждать его. Вот что тогда понял молодой, не искушённый в жизни, Харальд, сын конунга Хальвдана Чёрного. И теперь ему легче было пережить разрыв с домом, родиной, родственниками. А, находясь бок о бок с саами, Харальд перестал ощущать себя изгоем, человеком лишённым общества, прав, будущего... Тиия исцелила его.