Сиротка для дракона. Боевой факультет (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка" - Страница 39

— Вот и все.

Я недоверчиво оглядела китель, отряхнула совершенно чистые штаны. Понюхала рукав — ткань пахла шерстью, а не едой.

— Спасибо. Научишь?

Она покачала головой.

— Не сейчас точно. Может, через несколько месяцев, когда ты научишься ловчее манипулировать магией.

Не то чтобы я ожидала другого ответа — примерно то же мне сказала Оливия, но получить подтверждение ее слов все равно оказалось неприятно.

— А скорее всего, через год-полтора, — безжалостно добавила Дейзи. — У меня до сих пор не получается — в последний раз, когда я пыталась сделать рубашку чистой с помощью магии, превратила ее в решето. Так что приходится возиться со стиркой.

— С этим надо родиться, да? Как с осанкой? — полюбопытствовала я, и Селия рассмеялась.

— С осанкой надо не родиться, а раз пятьсот получить линейкой по спине. «Держись прямо!» — передразнила она кого-то неведомого и хлопнула меня между лопаток так, что я подпрыгнула, невольно распрямляясь. Снова улыбнулась. — Ничего, на физуху походишь, к весне выправишься. И с магией все будет хорошо, дай только себе время.

Я кивнула. Придется учиться куда серьезней, чем мне думалось вначале, но кто обещал, что будет легко?

— А теперь к целителям, — вмешался Алек и прежде, чем я успела возразить, добавил: — И не спорь со старостой!

Хорошо что он не стал читать мне нотации по дороге, видимо, решив, что уже все сказал в столовой. Я тоже не рвалась поддерживать беседу: усталость после выплеска злости, сытный обед и солнечный день сделали свое дело. Я бы с куда большим удовольствием устроилась сейчас на лавочке полюбоваться парком, чем тащилась к целителю. Вот только ноющая челюсть не давала покоя, так что, наверное, Алек был прав.

Перед дверями кабинетов целителей я заколебалась. Одинаково сильно мне не хотелось и показываться Родерику в таком виде, и второй день подряд беспокоить госпожу Агнес из-за собственной дурости. Алек разрешил мои сомнения, потянув на себя дверь кабинета Родерика.

— Вперед, — улыбнулся он.

Я вдохнула поглубже, подавила желание одновременно зажмуриться и сбежать, шагнула за порог и застыла.

Родерик стоял напротив рыжей Корделии. Из-под купола тишины не доносилось ни звука, но судя по тому, как она подалась вперед, как он скрестил руки на груди, мрачно глядя сверху вниз, разговор был не из приятных.

Девушка на миг опустила голову, а потом шагнула к нему, обвивая руками шею, и поцеловала в губы.

Я попятилась и уперлась спиной в грудь Алека.

Родерик

Он сам не знал, как вчера умудрился забыть в кабинете дежурного целителя корзинку, которую собрал к сегодняшнему занятию. Видимо, совсем не тем была занята голова. Родерик улыбнулся, сощурившись на солнце: «видимо» точно лишнее, он прекрасно знал, чем, а точнее кем, вчера были поглощены его мысли. Как и сегодня.

Правда, сейчас его беспокоили не утренние воспоминания, а необходимость смешать личные отношения и профессиональные интересы. Он всегда считал это недопустимым, поэтому вчера попросил Агнес осмотреть и вылечить Нори. И только сегодня сообразил, что «недопустимое» все же случится: ему вести последнюю пару у первого курса боевиков.

Так уж исторически сложилось — Родерик снова усмехнулся, потому что эта фраза означала «мы сами не знаем, как вышла этакая ерунда», — что основы первой помощи для боевиков обычно вел самый молодой преподаватель целительского факультета. Но в этот раз «самый молодой», отработав учебный год и каникулы, уволился за три дня до начала следующего. У всех остальных график оказался — или казался — слишком плотным, чтобы срочно втиснуть туда еще один курс. В самом деле: преподавание, научная деятельность и целительская практика, ведь целитель без практики просто теоретик.

Потому декан вызвал Родерика и заявил, что, если тот по-прежнему намеревается после диплома остаться на факультете, может начинать практиковаться в преподавании уже с послезавтрашнего дня. «Все равно этим балбесам с боевого в одно ухо влетает, из другого вылетает», — проворчал он.

Родерик намеревался и преподавать, и заниматься наукой. В конце концов, один его предок вписал свое имя в историю теории магии. Его собственные чаяния не были так честолюбивы, но боги любят шутить, уж он-то знал это как никто другой. Да что далеко ходить: если бы Родерик предвидел, что уже через час после визита к декану познакомится с девушкой, рядом с которой не сможет оставаться бесстрастным, придумал бы, как увильнуть от ультиматума, не задев самолюбия будущего начальника.

А сейчас что-то менять уже поздно. Хорошо хоть принимать зачет в конце семестра будет комиссия. Но все же лишний повод для волнений: если он окажется никудышным преподавателем, то опозорится не только перед парнями, но и перед Нори.

И будто мало ему было забот, у дверей кабинета поджидал неприятный сюрприз.

— Надо поговорить, — заявила Корделия прежде, чем он успел поздороваться.

Родерик полагал, что говорить им особо не о чем, разве что вдруг появилось что-то срочное, связанное с учебой. Но спорить не стал; открыл дверь в кабинет, жестом пропуская девушку вперед.

— Слушаю тебя, — сказал он, вытаскивая из шкафа корзину с подготовленными материалами.

Корделия молчала, сверля его взглядом. Родерик обернулся к ней, сделав бесстрастное лицо. Внутри зашевелилось глухое раздражение — он догадывался, о чем будет «разговор», и не собирался ни начинать его первым, ни оправдываться. Но если она хочет испытать его терпение, придется придумать что-то получше, чем молчание.

Подумав немного, он активировал купол тишины — кто знает, в каком направлении пойдет беседа, и мало ли кому понадобится дежурный целитель в самый ее разгар. Любые слухи в университете распространялись со скоростью лесного пожара.

— Стыдишься, что приходится со мной разговаривать? — тут же упрекнула Корделия.

— Забочусь о твоей репутации, — пожал он плечами. — Что скажет твой жених, если до него дойдет, что ты беседовала наедине с другим мужчиной?

— Не смей вспоминать о нем, — прошипела она. — Ты мизинца его не стоишь!

Родерик мог бы спросить, зачем тогда она ждала его у кабинета, но решил, что разумней будет промолчать. Мягкая и дружелюбная, когда все шло так, как ей хотелось, Корделия становилась просто невыносимой, если обнаруживала что-то идущее вразрез с ее желаниями. Была ли это отметка в табеле ниже той, что она ожидала, или кавалер, который, узнав, что некто посватался к ней и она размышляет, дать ли согласие, не стал падать к ее ногам с предложением руки и сердца. Мало того, заявил, что сам не может ничего подобного обещать ни сейчас, ни потом, понимает, как важно барышне замужество и дети, и потому им лучше на время отдалиться друг от друга, чтобы она могла спокойно подумать, прежде чем дать ответ.

Наверное, он сам виноват, что не оборвал с ней связь, когда понял, что ни к чему не обязывающий флирт стал для нее чем-то большим. Или когда ее перемены настроения, поначалу забавлявшие его, начали раздражать, а намеки на то, что он должен сделать ей предложение, становились все прозрачней. Родерик знал, что такое долг, но не считал, будто Корделия имеет право от него что-то требовать. В конце концов, он не сделал ничего, что могло бы бросить хоть малую тень на ее репутацию, не говоря о бесчестии.

Отмолчаться не получилось. Корделия не унималась:

— Я видела тебя утром! И знаю, чем ты занимался с этой девкой с боевого.

«Она не девка», — завертелось на языке, но и этого говорить не стоило. Так он не защитит Нори, а наоборот, даст повод облить ее грязью, а Корделии только того и надо. Да и вообще, его отношения с Нори сами по себе, а то, что когда-то было отношениями с Корделией, — само по себе, и ни там, ни там посторонним нет места.

— Ты знаешь, что у нее есть любовник, который ее бьет?

Любовник? У этой девочки, которая так трогательно краснела по поводу и без и не умела целоваться? Или притворялась, что не умела?