Выбери любимый жанр

След «Семи Звезд» - Чернецов Андрей - Страница 28


Изменить размер шрифта:

28

Замдиректора медицинского центра подарил ему пожизненную семейную страховку на лечение от всех болезней. Этого талантливого онколога он, вопреки убеждению подчиненных и начальства, спас от камеры пожизненного заключения, куда тот должен был попасть как маньяк-расчленитель. (И попутно, получив ножевую рану в бедро, задержал настоящего преступника – санитара морга того самого центра.)

Столичный музейный работник, обвиненный в краже монет из запасника, предложил Савельеву бесплатный пропуск в любой музей страны. Его Вадим подарил тетке и племяннице.

Бизнесмен, чью дочку он вытащил из «коммуны» хиппи-наркоманов – при этом слегка погрешив против УПК и сломав несколько ребер и носов, подарил Вадиму «тойоту».

Был, правда, полуанекдотический случай, когда хозяйка модельного агентства – сама бывшая модель, предложила майору расплатиться «натурой», но он отказался. Может, и зря – она была вполне милой дамой, чем-то похожей на Варвару…

Мысли его внезапно вернулись к эпизоду с зеркалом. Почудилось? Будь он другим человеком, смог бы себя убедить в этом. Но Савельев знал: ему не почудилось. Что-то было… И с этим тоже необходимо разобраться.

Глава двенадцатая. Играя, мальчики желают ясна ведра

Сиверское озеро, зима 1758 г.

И снова дорога. Ее поэт жутко не любил, хотя странствовать ему нравилось. Новые города и веси, новые люди – это всегда любопытно и полезно для сочинителя. Но необходимость долго и нудно добираться из одного места в иное, вечная тряска, бесконечные пейзажи за окошком и перебранки со станционными смотрителями из-за лошадей… Эх, мать-перемать!

Вот если бы, мечталось, заполучить чудесный ковер-самолет, чтоб в один миг домчал из Петербурга в любой конец империи, а то и за ее пределы! Ох, и напутешествовался бы Иван тогда. Или вот так, по-другому: закрыл глаза, вообразил себе то место, в которое хотел бы попасть – и раз! – уже там.

Мечты, мечты… Покамест же, до тех пор, покуда какой-нибудь разумный ломоносов не придумает таковую дивную механику, приходится по старинке трястись в кибитке, меряя бесконечные русские версты. А что делать, коли Мефодиево-Белозерский да Ферапонтов монастыри обосновались столь далече от губернского города?

Иван решил начать с дальних обителей, а уже после них осмотреть книжные собрания тех, что находились в городской черте или поблизости от Вологды. Так удобнее. А то пообвыкнешь среди людей, разнежишься, а потом тащись бог знает куда, в даль неведомую, глушь неслыханную.

Marlbrough s'en va-t-en guerre,
Mironton, mironton, mirontaine…

Первым делом посетил знаменитую «Северную лавру», как ее гордо именовали вологжане. Что есть, то есть. Величия Белозерскому монастырю не занимать. Хотя как на Иванов вкус, обитель больше походила на хорошо укрепленную крепость, чем на пристанище смиренных иноков, ищущих покоя и благодати.

Десятисаженные стены протяженностью больше версты и толщиной семь сажен, мощные угловые башни. Зачем? Оно понятно полтораста лет назад, во времена Смуты, когда сия твердыня веры должна была выдержать натиск польских интервентов во главе с кровожадным паном Песоцким. Но нынче-то, когда уже полвека неприятель не забирался столь глубоко в русские земли? Попробовал поинтересоваться у святых братьев, но те лишь смотрели на поэта, словно на зачумленного: ужель не разумеет?

И ладно. Ему-то какое дело? Ведь сам никогда не помышлял пойти по стопам покойного батюшки.

А вот монастырская вивлиофика поразила его в самое сердце. Будь его воля, так мигом перетащил бы это все в столицу, в университетское книгохранилище. То-то работы прибавилось бы господам академикам с адъюнктами. Не одну сотню статей и исследований написали бы. Это ж надо! Две с лишним тысячи древних манускриптов, среди которых древнейший список «Задонщины», летописные своды XV–XVI веков.

Начало собранию положили семнадцать рукописных книг, принесенных сюда еще основателем монастыря, а упорядочил его знаменитый духовный писатель – старец Ефросин, живший во времена Иоанна III. Здесь над своими сочинениями трудился также один из выдающихся религиозных писателей старой Руси и монах Пахомий Серб, создавший житие первого игумена Белозерской обители.

Не испытывай господин копиист недостатка во времени, ей-богу поселился бы тут на месячишко-другой, не убояшася строгих монастырских правил и полного отсутствия хмельного. Восторженно копался бы в пыльных харатьях[10], вдыхая запахи минувших веков, сличал имеющееся в наличии с описями.

То, что могло пригодиться для работы Ломоносову и академику Тауберту, Иван отобрал практически сразу. Уже одного этого было достаточно для того, чтобы полностью оправдать поездку Баркова в такую даль.

Цельных два варианта изначальной летописи! А ведь под рукой у профессоров для сличенья пока и имелась всего-то одна копия списка Радзивилловской летописи, подлинник которой хранился в Кенигсберге и все никак не мог попасть в Петербург. Велись переговоры, и немцы обещали к лету таки свой список прислать.

Дальше же поэт удовлетворял преимущественно собственное любопытство. Его заинтересовали три или четыре книги, упомянутые в описи, однако не найденные на полках. Против их названий в реестре чьей-то нетвердой рукой было нацарапано: «Передано в ГП».

– Это что? – вопросил у местного библиотекаря, брата Зосимы.

Инок, прищурив подслеповатые глаза, поднес харатью чуть ли не к самому носу.

– Гэ-пэ, – задумался он, прочитав. – А! Верно! О прошлом годе книжицы сии переданы были сестрам Горней Покровской обители!

– Как, насовсем? – поразился Иван.

– А чего? – пожал плечами Зосима. – Матушка-игуменья попросила, и наш отец-архимандрит отдал.

– Вот так просто и отдал? – усомнился копиист, вспомнив, с какими трудностями столкнулся он сам, получая разрешение на временное изъятие книг из монастырских книгохранилищ.

А тут так просто взяли и передали из одной обители в другую.

– Зачем же сестрам понадобились «Рафли» и «Аристотелевы врата»? – озадачился Иван.

Книги эти были самого что ни на есть сомнительного, с точки зрения официальной православной церкви, содержания. «Врата» так вообще при тишайшем Алексее Михайловиче угодили под запрет.

– Кто ж его знает? – почесал лысую макушку инок. – Сказывали, что вроде приютилась в Покровской одна девица, зело знатная и ученая. Внесла богатый вклад в обитель. Вот для нее, будто бы, матушка и расстаралась.

Вот тебе и на! Что ж это за девица такая, которую заинтересовали «отреченные книги»? Не его ль Брюнетта, часом? Да нет, она ведь только недавно приехала в Вологду.

– А у вас они откуда взялись? – не унимался копиист.

– Эфти-то? – нахмурил лоб библиотекарь. – А от патриарха Никона остались, кажись. Ну-кось, дай взглянуть, где они расписаны.

Пошел вдоль полок, ведя заскорузлым пальцем по корешкам книг. Остановился в одном месте и поцокал языком.

– Во, вишь как, – похвалился он. – Стар уже, а все помню, будто молодой. Вот здесь и хранились. Все Никоново собрание и есть. «Требник», «Молитвослов», «Минеи». И эти, рафлевы книжицы, тож. Помню, была среди них еще одна. «Семизвездник», что ли? Но та уже давно пропала, еще при государыне Анне Иоанновне. Вон, даже вымарана начисто.

Никон? Ну да, все верно. Именно здесь опальный патриарх провел самые тяжелые пять лет своей ссылки – с 1676 по 1681 год.

А до этого десять лет томился заточенным в соседнем, Ферапонтовом монастыре. Хотя назвать это «заточением» вряд ли можно. Не смирившись с утратой своего влияния, капризный и властный Никон не переставал надеяться на скорое возвращение государевой милости и требовал от монахов патриарших почестей и привилегий.

Монастырские власти, не уверенные в том, что бывший патриарх не окажется снова в Москве, покорно выполняли все его требования. По указанию Никона для него были выстроены особые хоромы, а посреди Бородавского озера из камней крестообразно насыпан остров, на коем Никон водрузил деревянный же крест и подолгу проводил время в молитвах да уединении.

28
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело