Таинственный ключ и другие мистические истории - Олкотт Луиза Мэй - Страница 5

«Спаси меня Господь! Что затеял этот мальчишка? Кого, как не Пола, я сейчас видела в…»

Додумать мысль Эстер не успела – послышались легкие шаги, и она скользнула к изножию кровати. Через несколько мгновений появился Пол в плаще – бледный, ни дать ни взять привидение; растрепанный и с диким взглядом. Пол сбросил верхнюю одежду, рухнул на кровать и тотчас заснул.

Эстер не сразу овладела собой, когда же ей это удалось, она принялась трясти юношу за плечи и шепотом звать по имени.

– В чем дело? – Пол сел на постели, моргая сонными глазами.

– Не вздумай дурачить меня! Отвечай, зачем рыщешь по дому в такое время, да еще в таком виде?

– Это вы, Эстер? – усмехнулся юноша, стряхивая с плеча руку горничной и смотря ей прямо в глаза.

– Да, это я – к счастью. Окажись на моем месте любая из этих глупых девчонок, весь дом был бы вверх дном. Что ты затеял, Пол? Зачем встал с постели и бродишь, словно привидение, по коридорам?

– Это я-то встал с постели? Да за последние два часа я не шелохнулся – спал как убитый. Что вы такое выдумали, Эстер?

Горничная зажгла свечу и, не переставая смотреть Полу в лицо, рассказала про свое приключение. Пол с минуту молчал, затем принял пристыженный вид и начал:

– Теперь понятно. Что ж, я рад, что попался на глаза только вам, Эстер. Дело в том, что я – сомнамбула. То есть раньше у меня бывали приступы, и я бродил во сне. Потом это прошло – я надеялся, что навсегда. К сожалению, недуг вернулся. Но не тревожьтесь. Во время приступов я совершенно безобиден; никому не причиняю вреда, включая себя самого. Встану, пройдусь по комнатам и обратно в постель. Я напугал вас, Эстер?

– Немножко. Бедный мой мальчик, надо бы подселить к тебе кого-нибудь из лакеев. А лучше бы вовсе запирать тебя на ночь. Не годится, чтобы человек вот так разгуливал по дому, – покачала головой Эстер.

– Приступы скоро пройдут. Вот покончу с реставрацией, буду больше работать физически, и сон станет крепче и здоровее. Никому не говорите, прошу вас, Эстер, не то меня на смех поднимут. Вас-то я не стесняюсь, вы мне почти как родная матушка, печетесь обо мне, за что я вам сердечно благодарен.

Пол протянул руку, и под его взглядом горничная растаяла. Теперь она помнила только одно: что Пол – бедный сиротка. С мыслью о собственном покойном сыне Эстер отвела со смуглого лба темные кудри и запечатлела на нем материнский поцелуй.

– Спокойной ночи, милый. Я никому ничего не скажу, а тебе дам снадобье, от которого ты будешь спать спокойно и крепко.

И Эстер вышла.

От ее умиротворения не осталось бы и следа, задержись она за дверью. Ибо Полом овладело мальчишеское веселье, и он, оставшись один, хохотал до слез над доверчивостью сердобольной горничной.

– Красивый юноша, такого любой женщине не зазорно сыном назвать, – говорила Эстер дородному дворецкому по фамилии Бедфорд. Они задержались на пороге холла. Было осеннее утро, и им хотелось посмотреть, как юная барышня выезжает на ежедневную прогулку.

– Вы правы, миссис Эстер, хорош собой… Вот смотришь на него – настоящий грум, иного леди и пожелать не может. Только мне все кажется, будто он не для такой службы родился, – отвечал Бедфорд, одобрительно качая головой.

Бедфорд не преувеличивал: Пол выглядел как истинный джентльмен, хотя в этот самый момент, как пристало груму, держал за поводья белого пони своей маленькой госпожи. И такое впечатление он производил всегда, чем бы ни занимался и во что бы ни был одет.

Сейчас на юноше красовался синий камзол с серебряными пуговицами, тулью его шляпы обвивала лента, расшитая серебряными нитями, бриджи сияли белизной, шпоры так и сверкали, перчатки были без единого пятнышка, а пояс туго повязан вокруг тонкого стана. Этот костюм как нельзя лучше оттенял смуглое лицо. При встрече с Полом краснели и жеманились все без исключения молоденькие легкомысленные служанки. Джентльмен Пол – такое прозвище юноша получил от слуг. В их компании он держался несколько надменно и не вступал в разговоры, однако ему симпатизировали, ведь Эстер приподняла завесу тайны над его происхождением, и вокруг нового грума возник романтический флер. Теперь, погруженный в свои мысли, Пол облокотился на спину послушного пони и словно не замечал, что за ним наблюдают и о нем шепчутся. Впрочем, едва появилась Лиллиан, Пол взялся за исполнение обязанностей грума с таким видом, будто находил в этом радость. По главной аллее он ехал след в след за своей госпожой. Потом Лиллиан свернула на тенистую тропу, оглянулась и велела в характерной для себя, не допускающей возражений манере:

– Поезжай рядом. Я хочу поговорить.

Пол повиновался и некоторое время – пока всадники не достигли зарослей орешника – развлекал госпожу веселой болтовней. В орешнике он бросил поводья, ловко спешился и набрал спелых орехов для Лиллиан.

– Как мило. Остановимся здесь, передохнем. Я полакомлюсь орешками, а ты нарви цветов. Хочу собрать букет для мамы, ведь полевые цветы она предпочитает садовым.

Пока Лиллиан угощалась орехами, Пол принес ей целую охапку поздних цветов. Эти цветы он держал перед нею на вытянутых руках, и Лиллиан не спеша, со вкусом взялась составлять букет.

– В Парке каждый грум, сопровождающий леди, носит бутоньерку, – заговорила девочка. – Значит, тебя тоже надо украсить.

И она вдела алый мак в петлицу темно-синего камзола.

– Благодарю вас, мисс Лиллиан. Ваш цветок я буду носить с сердечной радостью, тем более что сегодня – день моего рождения.

И взгляд пронзительно-синих глаз, поднятый на прелестное личико, сделался непривычно мягок и нежен.

– Вот как? Выходит, тебе исполнилось семнадцать? Ты теперь почти мужчина, да?

– Да, хвала небесам, – отвечал Пол приглушенным голосом, в большей степени себе самому.

– Хорошо бы мне тоже было семнадцать. Но мне и тринадцати нет, только через пару месяцев исполнится. А тебе полагается подарок, ведь ты так умело меня развлекаешь. Что бы тебе подарить?

Девочка протянула руку, и столько искреннего расположения было в ее жесте, что Пол растрогался. Забываясь, он порой вел себя как чужеземец; вот и сейчас он вдруг приник губами к маленькой ручке и выпалил:

– Бесценная моя госпожа, мне не нужно иных даров, кроме вашей милости… и вашего прощения, – добавил он едва слышно.

– Милость у тебя уже есть, Пол, но одной милости мало… А это что такое?

Лиллиан говорила о миниатюрном медальоне, который выскользнул из-за воротника, когда Пол почтительно наклонил голову. Щеки юноши вспыхнули, и он торопливо вернул медальон на место, однако поздно: Лиллиан, язвительно усмехнувшись, молвила:

– Знаю-знаю, в нем портрет твоей возлюбленной? Бесси, моя горничная, говорила Эстер, что у тебя наверняка есть возлюбленная, иначе почему ты не обратил внимание ни на кого из местных девушек? Я своими ушами слышала. Дай мне взглянуть на нее. Она хорошенькая?

– Очень хорошенькая, – отвечал Пол, не показывая медальона.

– И она тебе очень нравится? – продолжала Лиллиан, в которой постепенно пробуждался интерес к романтике.

– Да, очень, – подтвердил Пол, опустив темные ресницы.

– И ты готов умереть за нее, как поется в старинных балладах о любви? – допытывалась девочка, увлеченная драмой.

– Да, мисс Лиллиан. А еще я живу ради нее, что намного труднее.

– Боже, как, наверное, приятно быть любимой! – простодушно воскликнула Лиллиан. – Полюбит ли меня кто-нибудь такой любовью?

Вместо ответа Пол пропел:

Этот куплет он слышал от Эстер и теперь полагал, что успешно отвлек мысли госпожи от своей персоны.

– И ты женишься на своей возлюбленной, да, Пол? – продолжала Лиллиан, причем взгляд ее сделался очень задумчивым.