Предчувствие смуты - Яроцкий Борис Михайлович - Страница 75

— Что случилось? — первый вопрос, который Микола задал Никите. В его глазах был напряженный блеск, ожидание чего-то неожиданного, тревожного. — Своей телеграммой ты на ноги поднял все наше село. И сразу же по селу, как гром по небу: «Поехал за трупом. Никиту убили». Фронт-то рядом — у соседей, а контрактники — многие с Украины. У нас, как тебе известно, для молодежи работы нет, шахты — лежат, заводы — лежат. Какое было Рубежное — город химиков, так даже стены цехов развалили… В Краснореченске станкостроительный завод имени Фрунзе выпускал новейшие вертикально-фолинговальные станки с программным управлением. Япония у нас продукцию закупала, а уж японцы вчерашний день покупать не станут. Но какому-то местному предпринимателю потребовались блоки на фундамент животноводческой фермы. Платил наличными.

— И вы его не остановили?

Микола взглянул на брата, как на несмышленыша.

— Только попробуй… На стороне крутых даже милиция… Если будешь протестовать — инвалидом сделают. У нас это запросто. Ты же наведывался, видел. Теперь на месте завода — груда битого кирпича. Поселковая власть вошла в азарт, продавала все, на что был спрос, — ведь платили живыми деньгами. А это уже зарплата служащим и в первую очередь начальству. Под предлогом перестройки развалили корпуса «Сельхозтехники», заодно и больницу, и строящийся универмаг. В этом поселке, где когда-то дважды перекатывался фронт, такой разрухи не было… Нет, Никита, что ни говори, а разрушать мы умеем. Нам только тюкни — и мы сварганим любую перестройку.

— И все растащим? В Гражданскую войну пели «И по камушку, по кирпичику растащили мы этот завод…» Так?

— А что… Если не ударить по рукам… Государственная собственность, она, как дитя беспризорное… На завод привезли вагон синей краски — станки красить. И что ты думаешь? Весь поселок стал синим. А глава поселковой арминистрации, говорят, даже свой нужник перекрасил в синий цвет.

Возбужденный гость выкладывал домашние новости, как блины пек — только успевай считать. Он был бесконечно рад, что брат живой и здоровый. На его загорелом обветренном лице блуждала загадочная улыбка.

— Ты давно видел свою Соломию?

От неожиданности Микола раскрыл белозубый рот: вот те на! Он знает Соломию! Значит, и домашним известно. Мать как-то спросила: не пора ли обзаводиться семьей? Все вроде при нем, руки золотые, и профессия хлебная: живи и размножайся. А он своей матери: «Кто женится в смутное время? Теперь предпочитают гражданский брак». Андрей Данилович нечаянно услышал, шевельнул седыми усами: «У тебя — гражданский, а у Никиты — военный, что ли? Если так рассуждать, и страну потеряем…»

— Ну, что молчишь?

— Соломия объявилась, да?

Никита уже строго:

— Ты когда ее последний раз видел?

— Год назад… Уезжала на соревнования.

— Одна?

— С подругой.

— Куда?

— В Грецию. Точнее, в Салоники.

Никита сразу понял: ребенок у нее не от Миколы. Но уточнять не стал: она невеста или просто знакомая? Он ей, видимо, рассказывал о своей семье, упомянул имя брата, прапорщика Российской армии, воюющей на Кавказе. Мог упомянуть и командира саперной роты, убитого снайперской пулей.

Назвала она себя уже на первом допросе. Допрос протекал при участии майора «Два нуля» и был похож на ознакомительную беседу женщины, вырвавшейся из чеченского плена.

Майор расспрашивал ее, где на переднем крае огневые точки, откуда ведут огонь снайперы. На карте она показала свой окоп и окоп Ядвиги Корниловской. Капитан приложил линейку, размеченную на миллиметры, мельком взглянул на майора, молча кивнул. Соломия догадалась: заложила подругу. Ее пуля кого-то сразила на минном поле. И этим «кто-то» был не рядовой солдат. На рядовых они и не охотились. Чеченские командиры приказывали отстреливать офицеров. За солдат чеченцы платили гроши. Промахов не прощали. Соломии не простили главного коменданта Чечни, инспектировавшего западный участок. Вот тогда она и почувствовала на своих ребрах крепость трофейных ботинок.

Примерно за месяц до этой выволочки — тоже за подобный промах — ее, связанную сыромятным ремнем, изнасиловал полевой командир Абдурханов. Неделю не выпускал из штабной землянки, держал, пока не приехала жена в сопровождении муллы. Мулла защитил наемницу — не дал полевому командиру с ней расправиться.

Соломии вернули снайперскую винтовку и отправили в окоп. Но к ней приставили старика-надзирателя. Они служат полевому командиру, как когда-то турецким султанам служили евнухи.

Ичкерийское командование проявляло нервозность по отношению к наемникам — диверсантам и снайперам. В западные банки деньги поступали на счета полевых командиров. Эмиссары снимали деньги со счетов якобы за выполненную работу, но работы-то не было видно! А то, что полевые командиры обогащаются, предала огласке «Немецкая волна» из Кельна. Некий Абдурханов купил виллу в окрестностях Стокгольма.

— Не у него ли в подчинении была Соломия Кубиевич? — спрашивал капитана Замойченко майор «Два нуля». — Поручите прапорщику Перевышко деликатно расспросить женщину. Кстати, сегодня из Слобожанщины прибывает его брат — Николай Андреевич. Вам с ним полезно будет встретиться, расспросить, как давно и как обстоятельно он знает Соломию. Поинтересуйтесь, что собой представляет ее наставник пан Шпехта.

— Это который побывал в Варшаве и нанес визит профессору Корниловскому?

— По нашим сведениям, Шпехта опять в Грузии. Нанимает снайперов для полевого командира Абдурханова. Это тот, другой Абдурханов?

— Товарищ майор, он уже Омаров.

— Вот и надо уточнить, как часто этот Омаров меняет фамилию и под какой маской действует в настоящее время.

После разговора с майором капитан отправился в больницу. Расстояние вроде и небольшое — ходьбы каких-то минут двадцать.

Он выбрал маршрут прямиком, по дворам новостроек, но не принял во внимание, что целый день шел дождь, дорогу развезло. Невольно пришло на ум известное: не всякая прямая короче кривой…

В больницу капитан попал, когда дежурный врач заканчивал вечерний обход.

— Что за надобность — на ночь глядя, да еще в такую погоду? — спросил врач.

— Служба, Сергей Игнатьевич, служба. У меня здесь пациентка.

Дежурный врач, подполковник запаса, в прошлом хирург гарнизонного госпиталя, знал капитана, тогда еще сержанта особого отдела сороковой армии.

Познакомились они при необычных обстоятельствах. В госпиталь на БМП сержант привез раненого моджахеда. «Спасайте, доктор! Это наш товарищ».

Раненый уже был без признаков жизни… Спасли, считай, безнадежного. Особист радовался, как дитя. Оказалось, это был его связник. Он подорвался на растяжке, когда возвращался с задания.

В кутерьме событий многое забылось… А года три назад капитан вернулся из Москвы. Там, на вещевом рынке, встретил он спасенного. После ухода сороковой армии из Афганистана бывшему связнику особого отдела удалось попасть в Москву, поступить в Университет дружбы народов. Здесь он женился. И вот уже столько лет зарабатывает на жизнь мелкооптовой торговлей.

— Ваша пациентка в четвертой палате. Но там у нее гости.

Никого посторонних у нее не должно быть, разве что майор «Два нуля», но у него других дел предостаточно. И капитан на всякий случай спросил:

— Кто?

— Врач Калтакова и прапорщик Перевышко.

«Пусть пока пообщаются без меня, — решил капитан. — Миколу покажем завтра». Соломию нужно было морально подготовить. Для Миколы это уже не будет неожиданностью — брат, по всей вероятности, его предупредил, убедился, что Соломия не самозванка. Никита не признался брату, что его невеста готовится рожать. Могли быть всякие догадки, но несомненным оставалось одно: ребенок не Миколы.

И пока в четвертой палате гости общались с Соломией, капитану удалось поговорить с дежурным врачом. Прежде всего, он спросил о самочувствии беглянки.

— Неважное, — сдержанно ответил врач. — Женщина пережила стресс, которого никому не пожелаешь. Били ее, как не бьют даже скотину. Видимо, масхадовцам наемница крепко насолила…