Предчувствие смуты - Яроцкий Борис Михайлович - Страница 34

Разложили припасы. Хлеб домашней выпечки, копченого гуся, банку с малосольными огурцами, пятилитровый бидончик с игристым квасом.

Всю эту снедь приготовил им Алексей Романович, отец Ильи. Микола догадывался, что здесь не обошлось без указаний Зенона Мартыновича. Значит, доставке на Украину убитого журналиста придается особое значение: или журналист был не рядовая фигура, или родня раскошелилась, пожелала устроить похороны не на каменных склонах Большого Кавказского хребта, а в старинном украинском городе, на лучшем кладбище. В городе Левы оно одно такое — Лычаковское.

С некоторых пор здесь хоронят самых знатных. Микола недоумевал: почему какой-то знатный львовянин оказался там, где убивают? В том, что он знатный, не было сомнения, иначе Варнава Генрихович не послал бы на Слобожанщину своего верного помощника, каким был Зенон Мартынович.

В Сиротино Гуменюк приехал не с пустым кошельком. В чем они оба, и Алексей Романович Пунтус, и Микола Перевышко, не сомневались: Микола от поездки не откажется, даже если ему не оплатят дорогу. Его мысль была занята одним: он готов сделать все, только бы Соломия вернулась цела и невредима.

Что ни говори, поездка рисковая. Но что заставило рисковать Илью? Микола не мог взять в толк: когда успел Алексей Романович подружиться с Гуменюком? Еще несколько дней назад они не были даже знакомы. Что же их бросило друг другу в объятия?

Между прочим, деловые люди друг друга находят быстро. Значит, и у Алексея Романовича в горах Кавказа свой интерес, своя тайна, и в нее был посвящен Илья. Ладно, Пунтусы темнили. А Гуменюк, вроде свой человек, скрыл от Миколы, что Илья не просто его сопровождает, а попутно решает свою задачу, и эту задачу знает Зенон Мартынович.

По дороге Микола закинул было удочку, спросил:

— Как же тебя батько легко отпустил? Наверное, дал какое-то поручение? Ведь вы, Пунтусы, за здорово живешь даже затылок не почешете. А тут подвернулась шабайка, где можно и голову потерять.

Илья охотно отозвался:

— Ты, Колян, как всегда, прав. Открою тебе секрет: мой батько схохмил — ударился в религию.

— Так он же еще недавно был членом бюро райкома партии? И люди за него голосовали как за коммуниста.

— В том-то и хохма. Но и этого ему показалось мало. Чтоб быть ближе к Богу, долдонит он: нужно дорогу в рай стелить добрыми делами. Вот он и послал меня на доброе дело — вместе с тобой сопровождать гроб убиенного журналиста, тем более что не за так.

Какое-то время ехали молча. Промелькнул перекресток на Куликово поле, где была сеча князя Дмитрия с Мамаем. Тогда Москва выстояла, но какой кровью? Оба подумали: «А ведь и тогда имели дело с гробами. Хотя вряд ли… На всех убиенных гробов не напасешься. Хоронить в Москву отправляли самых знатных».

Теперь с Кавказа повезут во Львов какого-то знатного журналиста.

— Это почти как гроб Господень, — сказал Илья и как-то загадочно ухмыльнулся. Он так всегда ухмылялся, когда безбожно врал. А врал он часто, даже отцу. В детстве отец его порол, но когда он врал складно и дельно, Алексей Романович ему прощал, удивляясь: вроде и кровь чужая, а все же родственная душа. Здесь, видимо, сказалось воспитание.

Кто этот журналист, хотелось узнать даже просто ради любопытства. И Микола надеялся, что с помощью Соломии узнает. Только бы не было поздно. Подозрительно любопытных нигде не любят. Уже были случаи, о них Микола наслышался вдоволь, — если в Чечне в заложники попадали люди из обеспеченных семей, тянули время, передавали выкуп, когда заложник уже был с перерезанным горлом.

Тогда чеченцам доставались деньги, а труп за ненадобностью подбрасывали на дорогу с короткой запиской: «В следующий раз не опаздывайте». Это был намек, что выкрадывать людей будут еще долго-долго, пока не погаснет вражда между людьми. А вражда, как известно, — что костер в сосновом бору, зажечь легко…

Слобожане в Москву не поехали. На предложение мастера Илья ухмыльнулся: «В Москву разгонять тоску?»

Искупались в Коломенке, поужинали и завалились на кожаные сиденья. Уснуть не успели. Поднял их мастер.

— Будете оба дрыхнуть — утром не возрадуетесь, — предупредил на всякий случай. — Ночь — самое подходящее время для ворья.

— А где тут ночь? — отозвался Илья спросонья. — Только, батя, вечер.

— И вечером не зевайте. Народ у нас шустрый.

Микола поблагодарил старика за предупреждение, заверил, что изделие довезут в целости и сохранности: гроб — не сейф с деньгами. Вроде и не сказал ничего такого, но лицо мастера как подменили, в глазах мелькнуло подозрение: те ли хлопцы берутся доставить гроб?

— Изделие-то довезете, — сказал старик уверенно. — А вот колес можете и недосчитаться.

Ночью к машине подходили какие-то люди, заглядывали в кабину, но, видя, что в кабине бодрствуют, отходили, ни о чем не спрашивая. И только в третьем часу, когда уже совсем рассвело, какой-то небритый низкорослый мужичок в черной куртке-ветровке с рюкзачком за плечами, по виду бомж, через стекло деловито спросил:

— Желаете приобрести что-либо для самообороны?

— А что у тебя? — спросил Илья, опустив стекло.

— Все, что душе угодно.

— Угодно гаубицу с пьедестала, — сказал Илья и хохотнул. Он уже окончательно проснулся и готов был на юмор отвечать юмором: кто же вот так запросто приобретает товар для самообороны, да еще в самом не подходящем для торговли месте?

— Гаубица, ребята, не по моей части, — ответил мужичок без тени улыбки. — Могу предложить гранату от гранатомета. У вас же есть оружие.

— Разве?

— Машина мне знакома. Гробовозка. Без оружия вы не ездите.

— Много возьмешь?

— За гранату? Договоримся. Так берете?

— Спасибо. Уже купили, — сказал Микола, чтоб неожиданный продавец отцепился.

— Смотрите, потом меня вспомните.

Он ушел, но скоро опять вернулся.

— А что бы вы хотели, кроме гаубицы?

Но тут появился гробовых дел мастер, и покупателя как ветром сдуло.

— И этот тут околачивается? Не дали вам поспать.

— Он — кто? — Микола показал на уходившего торговца гранатами.

— Тут их целый косяк, — сказал мастер. — Безработные. Завод ликвидировали. Так они нашли золотую жилу. Со всей области тащат комплектующие. Собирают гранаты и мины. Сбывают кавказцам. Жить-то надо. И этот, что к вам подходил, умелец.

— Так возьмите его к себе, — предложил Микола.

— Нам не подходит. Он по металлу, а мы — по дереву…

Чувствовалось, Коломна не просто населенный пункт российской глубинки, а город ВПК. Здесь делают все для войны, только приходите с деньгами.

Мастер попросил потерпеть до вечера. Гроб, оказывается, уже в столярке, но в нем нужно навести марафет: снаружи оклеить шелковой тканью, а вот массивные медные ручки привинчены заранее. Гроб массивный, не иначе журналист богатырского телосложения.

Увидев такой роскошный гроб, Илья не удержался от замечания:

— А ручки медные — напрасно. В первую же ночь откопают это произведение искусства, и оно перекочует в цыганскую мастерскую. Там из него выточат золотую вещь византийского времени, продадут как музейную редкость.

Илюха знал, о чем говорил.

Мастер заверил, что гроб из могилы достать не посмеют. Во Львове народ культурный. Богобоязненный. В ответ Илья опять хохотнул: нашли среди западен богобоязненных!

И все же это был красивый нормальный гроб, какие теперь изготавливают для новых украинцев. Похоже, убиенный журналист из новых украинцев. «Только почему он очутился в воюющей Чечне?»

В который раз Микола задавал себе этот никчемный вопрос, но ответа не находил. Илью уже не спрашивал. Хохотнет, дескать, а что ты хочешь от журналиста, чтоб его убивали дома, за своим письменным столом?

Микола, читая памфлеты, восхищался талантом и мужеством этого журналиста. Однажды при девчатах сказал вслух: «Галаном Украина будет гордиться». Соломия так на Миколу посмотрела, что он уловил в ее глазах неподдельный испуг: «Только не скажи такое при Варнаве Генриховиче».