Роза в цвету - Олкотт Луиза Мэй - Страница 51

– Может, так оно и лучше – лучше уйти до того, как я навлеку на тебя новые горести, а на себя новый позор. Я хотел еще пожить и искупить прошлые прегрешения; мне сейчас кажется, что жизнь я прожил зазря, но все же я не могу и не хочу горевать, Роза. Никого не расстроит такая утрата, а менять что-либо уже поздно.

– Ах, не говори так! Никто не сможет занять твое место в нашем кругу, мы никогда не забудем, как сильно тебя любили, и знай, что мы от всей души прощаем тебе, как простят и нам! – воскликнула Роза, ошарашенная тем, какая бледность отчаяния покрыла лицо Чарли после его горьких слов.

– «Прости нам прегрешения наши!» Да, вот что я должен произнести. Роза, я не готов, все случилось слишком внезапно. Что мне делать? – прошептал Чарли, цепляясь за ее руку, как будто не было у него на земле иного якоря, кроме девушки, которую он так сильно любил.

– Это тебе дядя скажет, я в таких вещах не сильна и могу только молиться за тебя. – И Роза отстранилась, будто собираясь кликнуть столь необходимую помощь.

– Нет, подожди немного! Побудь со мной, душенька, почитай мне что-нибудь из старой дедушкиной книги – какую-нибудь молитву для таких, как я. Из твоих уст это будет полезнее, чем из уст любого священника.

Роза взяла внушительный том, который достался Чарли, потому что он носил имя почтенного старца, и, раскрыв книгу на «Отходной молитве», принялась ее читать срывающимся голосом, а Чарли повторял за ней отдельные слова как упрека, так и утешения.

– «Сохранив совесть в чистоте». «Да просветлится сердце его печалью на челе». «Христианское терпение и стойкость». «Уйди с миром». «Аминь».

Ненадолго повисло молчание, а потом, увидев, как сильно Чарли устал, Роза негромко сказала:

– Позвать дядю?

– Если можно. Но сперва – только не смейся над моей глупостью, радость моя, – я хочу получить назад мое сердечко. Его с меня сняли, верни его, пожалуйста, и оставь мне навсегда, – проговорил Чарли с прежней своей приязнью, хотя проявить ее мог только тем, что крепко стиснул в кулаке детскую безделушку, которую она отыскала и протянула ему: агатовое сердечко на выцветшей ленточке. – Надень его на меня и никому не давай снимать, – сказал Чарли, а когда Роза спросила, что еще она может для него сделать, он попытался протянуть к ней руки, а взор его молил о большем.

Она очень нежно поцеловала его в лоб и в губы, попыталась сказать «прощай», но язык ей не повиновался, она просто побрела к двери. Когда она повернулась в последний раз, неунывающий дух Чарли на миг воспрянул – юноша будто бы хотел, чтобы она ушла приободренной, поэтому произнес с тенью прежней беззаботной улыбки на лице, которую сопроводил знакомым жестом:

– До завтра, Роза!

Увы, бедный Чарли! Разлука оказалось вечной, и когда Роза увидела его снова, на лице его застыло такое умиротворение и достоинство, что нельзя было не подумать: у него все хорошо, боль отступила, искушения канули в прошлое, сомнения и страхи, надежды и любовь больше не потревожат затихшее сердце и он отправился на встречу со своим истинным Отцом, дабы начать все заново.

Отплытие «Раджи» задержали ненадолго, а когда судно вышло из гавани, несчастная миссис Клара находилась на борту, завершив необходимые дела. Все сошлись на том, что ей следует ехать утешать мужа, а поскольку мальчик ее лежал в могиле, ей теперь было почти все равно, что с нею будет. И вот в компании друзей, которые должны были скрасить ей долгое странствие, она отбыла – с тяжелым сердцем, но не в полном исступлении, ибо знала, что траур ей очень к лицу, и не сомневалась в том, что предстанет перед Стивеном не столь сильно обезображенная свалившимся на нее горем, как может показаться.

От жизнерадостного дома остались лишь пустые комнаты, тишина, которую более не нарушал беззаботный голос, и картины: многообещающие, но все незавершенные, как и судьба несчастного Чарли.

Все очень горевали по славному Принцу, но рассказывать об этом нет нужды, поведаем лишь, что чувствовала Роза, ибо она наша главная героиня, а остальные лишь второстепенные.

Когда время приглушило боль внезапной утраты, Роза, к изумлению своему, обнаружила, как память о пороках и прегрешениях Чарли, его короткой жизни и бесславной смерти постепенно истаивает, будто некая благая рука стирает ее с доски памяти, а сам Чарли возвращается к ней в облике мужественного и умного мальчика, которого она когда-то любила, а не в облике страстного и слабовольного молодого человека, который любил ее.

Это послужило ей утешением и, перевернув последнюю измаранную страницу, на которой значилось его имя, Роза с радостью вернулась к перечитыванию более счастливых глав, где фигурировал молодой рыцарь, еще не ушедший из дому, дабы пасть в первой же битве. Память оказалась незапятнана горечью оборвавшейся любви, ибо Роза поняла, что нежная приязнь, едва проклюнувшаяся в ее сердце, умерла вместе с Чарли и теперь лежала, безмолвная и холодная, в его могиле. Роза этому и удивлялась, и радовалась, потому что хотя порой и чувствовала уколы совести, но отмечала, что благополучно идет по жизни дальше и даже ощущает, что с плеч ее свалилось тяжкое бремя – ведь она более не несла ответственности за его счастье. Не настало еще для нее время, когда осознание того, что в руках у нее счастье мужчины, могло бы составить радость и гордость всей ее жизни, и, дожидаясь этого момента, она наслаждалась своей новообретенной свободой.

Таково было ее внутреннее состояние, и она очень досадовала, когда на нее смотрели как на убитую горем, когда жалели – ведь она утратила юного возлюбленного. Роза не могла объяснять свои чувства всему миру, поэтому хранила молчание, а мысли свои занимала добрыми делами, которых всегда было хоть отбавляй: бери и делай. Поскольку в качестве жизненного поприща она выбрала благотворительность, Роза понимала, что пришло время отдаться тому, чем она так долго пренебрегала.

Замыслы у нее были грандиозные, а вот претворение их в жизнь шло не так гладко, как ей бы хотелось: Розе пришлось иметь дело не с вещами, а с людьми, и постоянно возникали неожиданные препятствия. «Дом для дряхлых дам» – так Розины кузены называли два свежеотремонтированных здания – начал свою работу наилучшим образом; отрадно было смотреть на удобные комнаты, где обитали почтенные матроны, занятые самыми разными делами в окружении благопристойности и всяческих удобств, способных сделать жизнь сносной. Однако Роза быстро обнаружила, к вящей своей досаде, что славные дамы ждут от нее куда больше заботы, чем она планировала. Баффум, ее агент, постоянно докладывал про жалобы, новые потребности и общее недовольство в тех случаях, когда дамам казалось, что ими пренебрегают. Хозяйство велось спустя рукава, замерзали и лопались трубы, ломались водостоки, во дворе разводили грязь, арендную плату не вносили вовремя. А хуже всего – окружающие, вместо того чтобы посочувствовать, только смеялись и твердили: «Ну мы же тебя предупреждали» – а такой репликой можно обескуражить даже человека постарше и поопытнее Розы.

Дядя Алек, впрочем, твердо держал ее сторону и помогал то добрым советом, то инспекцией, которая наглядно внушала жилицам, что, если они не будут выполнять свою часть работы, долго они тут не продержатся.

– Я вовсе не думала на этом зарабатывать, но все же рассчитывала на их благодарность, – заметила Роза однажды, получив сразу несколько жалоб; в тот же день Баффум доложил, что даже мизерную арендную плату собирает с большим трудом.

– Если ты этим занималась ради благодарности, считай, что затея провалилась, а если ради того, чтобы помочь людям, нуждающимся в помощи, она вполне удалась, потому что, несмотря на всю воркотню, твои жилицы понимают, как им повезло, и очень это ценят, – заметил доктор Алек, когда они ехали домой после одного из таких малоприятных визитов.

– Ну могли бы хоть сказать мне спасибо. Боюсь, я действительно думала не столько о труде, сколько о благодарности, но раз уж ее не дождешься – что ж, как-нибудь переживу, – ответила Роза, все же чувствовавшая себя обездоленной.