Кто-то внутри (СИ) - Мусаниф Сергей Сергеевич - Страница 6

В ней не было никакого стратегического смысла — у нас была прекрасно укрепленная линия обороны, и не было резерва, который мог бы позволить нам развить успех в случае удачного прорыва линии обороны противника. Но учебники зачастую уделяют слишком мало внимания одному из основных факторов, влияющих на принятие решений в боевых условиях.

Человеческому.

А если еще точнее, офицерскому.

Там, на поле боя, аккурат перед нашими позициями, стояла инновационная боевая машина вермахта. Стояла практически неповрежденная, и наши инженеры дорого бы дали, чтобы покопаться в ее внутренностях и ознакомиться со свежими германскими разработками. Вполне вероятно, что таковое знакомство могло бы дать ощутимый толчок всей нашей оборонной промышленности, и, вне всякого сомнения, генштаб отметил бы офицеров, которые захватили бы этот трофей.

Но проблема была в том, что «мастодонт» был слишком большой, слишком тяжелый и слишком неудобный, чтобы просто отбуксировать его за линию фронта. И значит, линию фронта надо было подвинуть, хотя бы на то время, которое позволит нам изучить обездвиженную технику врага.

И даже если командование осознавало, как дорого нам обойдется такая возможность, это бы все равно никого не остановило. Ведь гибнуть будут в основном простые солдаты, крестьянские сыны, а ценность их невелика. По крайней мере, в сравнении с возможной добычей.

Бабы новых нарожают.

А я ведь даже не поинтересовался, кто непосредственно командует на этом участке…

Андрюша поднялся на ноги и полез на бруствер. С каждым шагом его походка становилась все тверже, а значит, он подключил внутреннюю подпитку. Он готовился к бою.

— Куда вы, виконт? — поинтересовался я, хотя все и так было достаточно очевидно.

— В контратаку, граф, — сказал он. — Думаю, что огневая поддержка им не помешает.

Я лишь плечами пожал.

Вообще-то, это не наша работа — в штыковую ходить. Более того, это было прямое нарушение приказа «без нужды не высовываться», полученного нами от штабс-капитана Абашидзе еще во время первого с ним знакомства, когда он только принимал командование спецротой.

Но штабс-капитан Абашидзе был мертв, а я, хоть и старше, выше по происхождению и больше провел времени на войне, находился с Андрюшей в одном чине и приказывать ему не мог.

И примерно догадывался, к какому дьяволу он меня пошлет, если я попробую.

Поэтому я снял куртку, свернул ее, положил Петру под голову и убедился, что прямо сейчас его жизни ничего не угрожает. А потом полез на бруствер следом за Андрюшей.

Да, это было глупо, безрассудно, по-мальчишески, это нарушало все инструкции, и сам я, по большому счету, этого не хотел, но негоже своего брата по оружию одного на поле боя бросать.

* * *

Германцы, конечно, не могли ожидать нашей контратаки, но глупо было бы думать, что они окажутся к ней не готовы. Мы не преодолели и половины разделяющего нас расстояния, как заговорили их пулеметы, и солдаты вокруг нас начали падать. И не было с нами штабс-капитана Абашидзе, который мог бы поставить завесу, и не было с нами Петра, который мог бы отклонять пули.

Зато был Андрюша.

Он зачерпнул огонь от догорающих танков первой волны, перебросил его над нашими головами и обрушил на траншеи противника огненный вал. Большая часть пулеметов сразу же захлебнулась.

Откуда только у виконта силы берутся?

Впрочем, его сила в контроле стихии, а огня на поле боя было еще предостаточно. Моя же проблема заключалась в том, что я в этой ситуации мог опираться только на собственные запасы энергии, которых хватало примерно на четыре минуты интенсивного боя. И восполнить их в срочном порядке было негде, потому что все источники электричества находились слишком далеко.

Папенька способен продержаться пятнадцать минут, но он меня в два раза старше, он — великий князь, один из основных столпов, на которых держится империя, представитель старшего поколения, которое делали из другого теста. Богатыри, не мы.

Дед так вообще о нескольких часах говорил, но, во-первых, скорее всего, он просто болтал, рассказывая внуку сказки, ничего общего с реальностью не имеющие, а во-вторых, войны в его времена все же были несколько иными.

А может быть, он и правда на такие подвиги был способен, теперь уж не узнать. Да, были ж люди в то время, богатыри, не мы…

Из других средств поражения у меня с собой был лишь револьвер системы Нагана, доработанный нашими тульскими оружейниками, с семью патронами в барабане и еще горсткой в закрытом кармане, карманный двухзарядный «дэрринджер», из которого только застрелиться можно, и нож.

Как бы там ни было, именно с этим арсеналом я и добрался до первой линии германских траншей, в которой уже кипел бой, и русские пехотинцы добивали остатки пехотинцев германских. Делали они это в большой спешке, потому что понимали, что противник попытается свою позицию вернуть, и как можно быстрее, а потому надо было развернуть пулеметы, распределить стрелков и готовиться отражать уже их штурм.

Я застрелил двух особенно настырных германцев, а третьего поразил молнией, вызвав среди наших рекрутов небывалое воодушевление. Можно подумать, что присутствие сразу двух аристократов — эффект от присутствия Андрюши они могли увидеть и ранее — делало нашу попытку менее самоубийственной.

Ко мне подбежал молодой пехотный капитан.

— Вы? — требовательно спросил он.

— Поручик Одоевский. Спецвойска.

— Значит, — он махнул рукой в ту сторону, где посреди догорающих танков стоял одинокий «мастодонт». — Это ваша работа?

— Наша, — сказал я.

Что ж, теперь он знает, из-за кого их всех в атаку послали. По лицу капитана невозможно было определить, рад ли он, что мы здесь и готовы поддержать пехоту, или ненавидит ли он нас за то, что его пехота вообще тут оказалась.

— Сколько вас?

— Двое.

Гримаса сожаления скользнула по его лицу. Двое — это мало. Мы это понимали, и он это понимал.

— И что вы умеете, поручик?

— Огонь и молнии, — сказал я. — Но вы сильно на нас не рассчитывайте. Фронт мы за вас не удержим.

— Прикройте фланг, — буркнул он и убежал куда-то дальше по траншее.

Андрюшу я из вида потерял, но не сомневался, что он где-то здесь и прямо сейчас требует, чтобы для него развели костер. Чем больше пламени, тем легче Андрюше им манипулировать.

Бой в траншее уже закончился, повсюду лежали мертвые тела, половина из которых была обуглена. Но надо отдать солдатам кайзера должное, даже после того, как Андрюша пустил в ход свою силу и принялся жечь их с эффективностью роты огнеметчиков, они не дрогнули и не побежали.

Я присел на земляной выступ и принялся перезаряжать револьвер. Наверное, в глубине души я надеялся, что наше командование что-то сообразит и сейчас прибежит вестовой с приказом отходить на исходные рубежи, или хотя бы передаст нам с Андрюшей распоряжение отступить, потому что рисковать жизнями дворянских сынков может быть опасно для дальнейшей военной карьеры. Думаю, что получив прямой приказ, Андрюша не стал бы его игнорировать даже несмотря на весь свой юношеский идеализм.

С другой стороны, командование могло решить, что наше присутствие в бою поможет выиграть время.

Но, скорее всего, оно о нашем существовании даже и не вспомнило. Штабс-капитан Абашидзе мертв, Петр без сознания. Спецрота? А была какая-то спецрота?

Я не боялся драки, я просто не видел в ней особого смысла. Подумаешь, шагающий танк… Их и сделано-то всего несколько штук, и этот экземпляр даже первой проверки боем не выдержал. А если мне в следующем бою голову отстрелят, я даже не успею никому рассказать, как я этого «мастодонта» остановил. Хотя, положа руку на сердце, ничего особо сложного в том не было, и большой ценности сия информация не имеет. Они следующий танк все равно по другой схеме защищать будут, потому что рисунок поля — штука индивидуальная и от конкретного носителя силы зависит.