Лекции по античной философии. Очерк современной европейской философии - Мамардашвили Мераб Константинович - Страница 66

Значит, духовное производство стало массовым. С другой стороны, повторяю, изменилась социальная форма, в которой интеллектуальный труд выполняется: она все более стала приближаться к форме наемного труда, то есть интеллектуалы оказались служащими определенных учреждений, определенных социальных структур и определенных классов и больше не могли осознавать свое положение как некое положение свободного духа, витающего над обществом помимо всех его корыстных интересов и выражающего лишь универсальное. Универсальное было самой основной претензией, требованием духа, культуры и интеллигенции, являющейся субъектом духа, культуры, а именно претензией на то, что мое положение таково, что я, стоя вне социальных связей, не будучи повязанным никакими интересами, конкретными социальными связями, могу универсально представлять все общество как целое, то есть быть его универсальным представителем. Эта ситуация вообще была основанием феномена универсальности европейской культуры и, скажем, такого феномена, как университет. Переведите на русский язык, расшифровывая «университет», и вы поймете, что университет есть место, куда сходится все для того, чтобы получить универсальное, то есть вне частных интересов, выражение, а частные интересы — это интересы классов, тех или иных социальных групп и так далее. Интеллигент — над этими группами, над этими классами в силу универсальности или претензии на универсальность этой функции.

Вы представляете, конечно, что старший научный сотрудник Академии наук не может иметь то сознание, которое я описывал как универсальное сознание, тем более что в науке и в культуре появляется форма разделения научного труда. Это тоже очень важный факт, повлиявший на всю ситуацию разума. Что означает универсализм прежде всего? Универсализм означает, кроме всего прочего, еще и то, что продукт интеллектуального труда в той мере, в какой он универсален, весь находится в поле зрения того, кто его производит. Производитель философской системы, научной теории, художественной картины и так далее как бы слит с инструментами производства этого продукта и с самим продуктом, он находится от начала и до конца в поле его внимания и контроля. Или, иными словами, несколько огрубляя, здесь нет такого разделения труда, чтобы какая-то часть моего продукта ускользала вообще от меня и делалась бы где-нибудь кем-то другим и сам продукт соединялся бы в одно целое в некоем анонимном пространстве. Скажем, вот этот магнитофон, он явно не произведен от начала и до конца одним лицом, ремесленником. Где он сложился в целое? Он сложился в целое в некоем анонимном для каждого в отдельности пространстве. Раньше интеллектуальный труд был лишен таких признаков мануфактуры, и тем более, конечно, фабрики, а сейчас мы имеем дело с фабриками не только в науке. А в науке они есть, есть разделение труда, такое, что один занимается чем-то одним, второй чем-то другим, и, как это сходится вместе, никто не знает, потому что третьего ведь нет, третий анонимен, у него нет лица.

Значит, появляется безличность продуктов интеллектуального труда. И особенно эта безличность духовного труда проявляется в феномене, который уже ближе связан с феноменом идеологии и о котором я должен теперь рассказать на языке объяснения того, что такое собственно идеология, поскольку этот термин впервые в сложном понятийном виде появляется у того же самого человека, от которого я датировал современность нашего сознания, а именно у Маркса. Параллельно с массификацией духовного производства или выражаясь через массификацию духовного производства происходит очень интересная вещь, проясняющая нам феномен идеологических социальных структур, с которого я начинал мой рассказ.

Грубо говоря, классическое буржуазное общество характеризовалось тем, что социально-экономические связи и социальноэкономические цели тех или иных классов реализовывались стихийным и спонтанным образом, минимально затрагивая сферу сознания или сферу организации сознания. Есть слепое действие экономических сил, например рынка, которое в силу действия самого экономического механизма приведет людей в те точки, в те места, куда нужно обществу. Что ты ни думай (ты можешь думать что угодно), а анонимность механизма стихийных денежных отношений сработает так, что ты будешь выполнять то, что лежит в классовых интересах. Отсюда некая слабость, размытость идеологических связей, отсутствие феномена специальной обработки сознания в неких общественных или исторических целях и в классовых целях. Повторяю, сознание оставлено в покое, оно само собой воспроизведет нужные представления, стандарты мысли, навыки, привычки, обслуживающие те или иные социальные системы. Но специально фабриковать образцы сознания и специально их распространять и навязывать не надо. А в ХХ веке — надо. В ХХ веке сознание людей, которое обслуживает социальные структуры, специально фабрикуется, в том числе и по законам науки, и специально вещественно распространяется, чтобы охватывать головы людей так, чтобы в действиях этих людей воспроизводились, реализовывались те или иные социальные проекты и задачи.

ЛЕКЦИЯ 3

В прошлый раз мы остановились на проблеме особого способа организации сознания, а через него и способа организации общества. В классической философии отношение к организации сознания было иным, сказали мы: сознание не было заковано в преднамеренные рамки, оставалось место для свободной игры, общественное сознание создавалось стихийно. В ХХ веке отношение к сознанию изменилось.

Вы теперь уже знаете, что любое общество вырабатывает некоторую сумму стандартных представлений, которые охватывают сознание и мозги массы людей, и, в общем, думают они примерно одинаково, и через одинаковость их мышления достигается одинаковость их поведения. Этот процесс складывается стихийно, но в ХХ веке появляется новый, сначала, казалось бы, чисто технический, но в действительности более серьезный элемент, а именно массовые средства коммуникации, то есть радио, газеты, реклама и так далее. Я говорил уже в прошлый раз, что основные задачи просвещения, которые буржуазные революции когда-то сформулировали для себя — ликвидация неграмотности, демократизация культуры, — все задачи эти были уже решены: все читают, все пишут. И если вы учтете все то, о чем я говорил в прошлый раз, а именно феномен массовости духовного производства, и соедините массовость духовного производства (то есть феномен более или менее основательной ликвидации сословных перегородок, которые отделяли культуру от людей, массовое приобщение людей к культуре) с массовыми средствами информации, то вы поймете, какой может быть здесь взрывчатый эффект. И к этому добавьте третье, на что я частично намекал в прошлый раз, а именно радикальное изменение отношения общества к сознательным процессам, к идеологическим процессам, которые происходят в головах людей, то есть идеологические процессы, идеологические связи становятся предметом специально направленного усилия и организации.

Повторяю уже в другой форме: людьми начинают руководить через руководство их сознанием, возникает индустрия сознания, в которой, условно скажем, знающими людьми, вполне со знанием дела, создаются определенные стандарты мысли, определенные экземпляры (вот как экземпляр ботинок можно создать) и массово воспроизводятся средствами коммуникации, и тем самым ими охватываются миллионы людей. Иначе, в другом выражении, можно сказать так, что идеология из области слабых связей, вольных связей превратилась в область сильных связей. Кроме того, этот процесс совпал с процессом превращения интеллигенции из людей свободных профессий в служащих, в людей наемного труда, в том числе работающих на тех фабриках сознания, какими являются газеты, политические партии, радио, телевидение и так далее.

Это был особый, новый элемент. Если вы добавите к нему еще одно обстоятельство, весьма тревожное (которое частично связано с тем, что я говорил в прошлый раз о феномене массовости, или о «восстании масс»), что масса — это не просто множество людей, а множество определенного рода людей, а именно множество людей, выбитых из традиционных социальных ячеек, из традиционных социальных связей, множество людей как бы без роду и племени, то понятно, что общее между такого рода людьми внутри массы создается на основе сильно организованных и деловых связей, то есть на основе обработки сознания. Сознание в действительности ведь обрабатывается (и история общества показывает это) прежде всего не истинами, в том числе научными, а образами, символами, представлениями, которые, вообще-то, хотя и претендуют на универсальность, то есть на истинность, но в действительности же являются тем, что уже в строгом смысле называется идеологическими представлениями.