Братья по крови. Книга первая (СИ) - Артемьев Юрий - Страница 27

Похоже, чтобы в этом разобраться, без стакана не обойтись.

И ещё… В каких пропорциях мы с прежним мозгом делим это тело? Фифти-фифти — не подходит. Тогда бы мы с прежним владельцем до сих пор бы общались, обсуждая, что и как надо делать. А от него не осталось ничего, кроме памяти о прошлом… Ну и собственно самого тела. Мистика… На ум приходит лишь инь-ян, когда в белом есть чёрное и наоборот…

* * *

Хотя теория об этом инь-ян одна из базовых в восточной философии, и мы все про неё слышали, да и значок этот нам привычен, не меньше, чем пятиконечная звезда, но хрен кто в этом всём до конца разбирается. Белая рыбка с чёрным глазиком. И точно такая же чёрная рыбка с белым глазом.

И вроде бы всё просто: Черное и белое. Ночь и день. Свет и тьма. Плюс и минус. Мужчина и женщина… Постоянное взаимоотношение двух изначально противоположных сил, противоположных понятий. Противоположных знаков.

Но однажды мне где-то попалась более древняя даосская диаграмма инь и ян. И там всё было немного по-другому.

Чёрные полосы инь и белые полосы ян — абсолютно симметричны относительно друг друга. Получается некий баланс противоположных начал. Но есть ещё и пустой круг внутри, из которого всё и проистекает. Некое единое и изначальное… Как бы внутреннее ядро… Не про него ли говорили всякие адепты и приверженца магии и всего сверхестественного. Может и правда магия была когда-то? А может и сейчас существует? Только мы её не видим и не замечаем… Хотя, как тут не заметить, перемещение сознания двух убитых людей в прошлое и подселение в чужие тела.

Ладно, если бы я один переместился… Мог бы считать, что это всего лишь бред умирающего мозга. Ведь видим же мы ночами, так называемые, «быстрые сны». Когда за доли секунды в мозгу разворачивается и происходит какая-нибудь история, а порою и целый приключенческий фильм…

А потом просыпаешься… А?… Что?… Что это было? Сон? Не помню…

Кто мешает мозгу, умирая, показать напоследок целую другую жизнь? Ведь рассказывают же люди побывавшие за гранью жизни во время клинической смерти про какие-то светящиеся тоннели и прочие картинки…

Но вдвоём с Лёшкой, кажется, что вся эта жизнь вокруг нас сейчас самая что ни на есть настоящая, как говорили мы в детстве — всамделишная… Будет обидно проснуться, и обнаружить себя в старом теле с трубками в носу и капельницей в вене. А ещё обиднее будет заснуть и провалиться в окончательную тьму, где больше нет ничего…

Смешно… Именно с такими мыслями я и заснул…

* * *

Разбудили меня лишь на ужин. Полдник с кефиром и печеньем я проспал. Но они были поставлены мне на тумбочку и заботливо прикрыты салфеткой.

— А мне сказали. что завтра швы снимут.

— Что-то быстро… Не рановато ли?

— Врачам виднее.

— Жрать совсем не хочется… Что там на ужин?

— Каша. Овсянка…

— Я не буду.

— Отдай мне! Я опять проголодался…

— Бери! Тебе надо восстанавливать силы.

Я на ужин съел полдник. А Лёха получил двойную порцию, которую умял в один присест.

После ужина я помог Лёхе дойти до туалета… Не то чтобы нёс его на себе. Он шёл сам, держась за стенку одной рукой, а за то место, где у него была рана и швы — другой… Ну а я… Просто подстраховывал.

После этого Лёшка вернулся в палату, и устроившись поудобнее снова засопел. Ну и здоров же он спать… Хотя это ему сейчас очень полезно. Пусть выздоравливает!

А я, выспавшись после обеда, спать не хотел категорически… Снова начал думать-размышлять о прошлом, о будущем… Но мысли в голову не лезли, а лезла только какая-то ничего не значащая ерунда…

Тогда я решил попробовать запрограммировать свой сон. Я так раньше делал. Ложась спать, начинаешь думать о чём-то, что тебя очень беспокоит. И иногда во сне можно увидеть решение проблемы. А иногда начинал вспоминать какой-нибудь фильм или недавно прочитанную книгу. Во сне порою всё так забавно перепутывалось. Книжные персонажи и реальные люди из моей жизни, кино и реальные события… А потом, когда я уже будучи постарше, стал на досуге писать всякие рассказы, то перед сном проматывал перед глазами тот момент, на котором у меня всё остановилось, и ко мне прямо во сне приходили идеи продолжения и просто снилось, как всё должно быть дальше. Правда, в те ночи поспать не всегда удавалось. Приходилось вскакивать и записывать то, что приснилось, пока не забыл. А иногда ночь на этом и заканчивалась. А обнаруживал себя утром, сидящим за письменным столом. И передо мной было несколько новых страниц исписанных моим корявым почерком… Это потом, когда появились компьютеры, а я научился печатать двумя пальцами, текст стал более читаемым. А поначалу, разобрать то, что я написал, мог только я сам, да и то, если читать сразу. Через неделю и сам не мог понять, что это за закорючки. Хотя и тут получалось всё в плюс. Пытаясь разобрать то, что писал когда-то, я сочинял что-то другое…

Но и эти умения из будущего мне не помогли. То ли я не мог чётко сформулировать свои мысли, то ли просто выспался уже… Но ни запрограммированный, ни обычный сон ко мне не шёл.

И тогда я решил прогуляться по больнице. В палате уже сидеть немного надоело.

Хотя вечером шляться по больнице особо не рекомендовалось… Не то чтобы категорически запрещалось. Но всё-таки не поощрялось. Дети же… Это мы с Лёхой тут, как переростки. А в других палатах вообще такие карапузики лежали… как говорится: «видал я лилипутов и покрупнее».

Совсем мелких, конечно, не было. Они, по-моему, лежат в другом отделении. Там ещё разрешается мамам с ними находиться.

Странно… На посту дежурной медсестры никого не было. Хотя, ещё не ночь… Может по делам куда отошла?

Я прошёл мимо пустого стола и прошёл в конец коридора, где был запасной выход на «чёрную» лестницу. Ей пользовались только медсёстры, да мы с капитаном, когда выходили поговорить тет-а-тет.

Далеко уходить я не собирался. Да и куда я пойду? Во-первых: Мне и идти-то некуда. А во-вторых: Куда я пойду в пижаме и тапочках.

В обычной больнице как раз в таких местах больные устроил бы себе место для курения, с обязательной консервной баночкой для «бычков». Но эта больница детская. Медсёстры и врачи, которые курят, конечно, наверняка используют для этого какое-нибудь помещение типа служебного туалета или ещё какую либо мало посещаемую больными комнату.

На лестнице было тихо. Табаком не пахло… Между этажами было окно, на подоконнике которого сидела очень грустная девочка лет десяти-одиннадцати. Мне так почему-то показалось. Хотя, наверное, трудно определить возраст ребёнка в пижаме и с гипсом на руке. Может ей было и девять лет, а может быть она и вообще наша с Лёхой ровесница.

* * *

Грустные дети в больнице выглядят старше… Если бы она плакала или ещё чего… Тогда да… А так, передо мною сидела девочка, с грустными глазами взрослой женщины… Девочки как-то по-другому воспринимают эту жизнь. У мальчишек может и до совершеннолетия детство в заднице играть. А у некоторых это и не кончается никогда. Но девочки, они с другой планеты. Они могут быть ещё мелкими по всем параметрам, а уже планируют свою будущую взрослую жизнь. Хотя иногда и у них происходит сбой программы. Особенно когда приходит так называемая «первая любофф». Вот тогда они могут и «с дуба рухнуть», и «с рельсов съехать». Такое порою вытворяют, что мне и в страшном сне не приснится…

Хотя и не только девочки на это способны. У некоторых женщин в зрелом возрасте такое может произойти…

Отвлёкся я что-то…

* * *

— Привет!

В ответ меня наградили взглядом, в котором явственно читалось: «Чего тебе надо? Иди куда шёл! Не трогай меня!»

— Ты чего тут грустишь одна?