Журналист: Назад в СССР (СИ) - "дядя Коля" - Страница 5

Ко времени действия моего странного и непривычно затянувшегося сновидения, к середине 1980-го года в моем родном городе ярких красных аппаратов с газированной водой и сиропом оставалось уже мало — их постепенно заменяли на грубые прямоугольные железные тумбы, раскрашенные в казённые серый и белый цвета. А на этом, стоявшем у парка Горького, по-прежнему красовались нарисованные аппетитные фрукты, под которыми в трёхкопеечном отсеке варианта воды с сиропом высвечивалась надпись сегодняшнего — «Грушевый». А вот со стаканами была напряжёнка: на все три автомата, не считая баночки, оставленной каким-то доброхотом, имелся всего один стакан — гранёный, с выщербленным краем и вдобавок на цепочке, припаянной к хитроумному хомуту. Очевидно, остальные стаканы потаскали местные алкаши, которых всегда притягивают к себе заведения культуры и отдыха. Была бы их воля — наверное, весь парк превратили бы в свой злачный притон.

С наслаждением прихлёбывая холодную сладкую газировку, я тут же убедился в верности моих слов. Правда, теперь тут орудовали подростки: услышав негромкие голоса и чьё-то недовольное хныканье, я шагнул за тумбу автомата и увидел вдали, в кустах за транспарантами с портретами знатных тружеников района, группу подростков класса седьмого-восьмого. Рядом, в окружении старших, стоял какой-то шкет-младшеклассник в футболке и джинсовых шортах, почти по колено, и размазывал по щекам слезы.

Ну, картина ясная — шакалят!

Так в нашем городе во все времена назывался наезд местных пацанов на слабого, как правило — из другого городского района. Уж как этого шкета занесло сюда, в эти злополучные кусты ивняка, трудно сказать — может, отошёл посикать. А местные пацаны тут как тут!

В свои реальные десять классов я бы, наверное, прошёл стороной, но сейчас, когда в моём крепком юношеском теле заключены опыт, ум и навыки шестидесятилетнего человека, мне было не до рассуждений. С ходу вломившись в кусты, я с ходу несильно, но звучно дал ладонью в лоб ближайшему из бездельников, а стоявшему рядом отвесил увесистый «волшебный пендель». Тот зашатался и провалился в канаву, так кстати пролегавшую в метре от стоявшей банды.

— Все на одного? — деловито осведомился я, в то время как оторопевшие подростки вылупились на меня в крайнем изумлении. И прибавил в духе старой доброй старухи Шапокляк: — Это не по-пацански. Я вам покажу, как чебурашек обижать.

К моему изумлению я попал в точку: при ближайшем рассмотрении, шкет оказался не только маленьким, но и изрядно лопоухим, и впрямь напоминал героя популярного мультфильма.

Слева от меня худосочный пацан с нагловатой остроносой физиономией, придававшей ему нехилое сходство с крысой, медленно потянул из мешковины своего пакета на верёвочной ручке — странная мода тех лет! — текстолитовую рукоять.

«Нунчаки…» — мгновенно сообразил я. Ого, утро обещает быть томным!

И без размаху, как хитрый пенальтист-понтарь в футболе, я пнул «крысёныша» носком в коленку. Кажется, у мастеров кожаного мяча это называется — «пыром».

Что ж, футболисты толк в болевых местах знают, да и носки у моих кроссовок что надо — пацан разом припал на одну ногу и заныл.

Оставался четвёртый, но он явно оказался рассудительнее своих приятелей. Отступив на шаг под сень ивняка, он резко вильнул телом, обогнул высокие ветви и дал стрекача.

Проводив его пару секунд внимательным взглядом, я развернулся к остальным.

— Козлы вы, — нарочито тихим голосом сказал я, — малышню шакалите. Скоро, небось, начнёте проход для школы продавать малькам. Почём метр асфальта?

Время, в которое я нежданно-негаданно угодил, было как раз порой становления в моем родном городе подростковых преступных группировок. И мама мне рассказывала, что тогда подростки враждовали друг с другом район на район, не пускали чужих, а самые наглые пытались даже взимать дань со слабых одноклассников или мелкоты за проход к школе — типа дорожки эти отныне платные, и они их контролируют. Мама к счастью в эту пору уже была студенткой, а в моем реальном детстве группировки в районах если и были, то больше занимались всяким мелким бизнесом, а их откровенный разбой к тому времени милиция уже прижала.

В следующую минуту я пожалел о собственных словах. «Шакалы» переглянулись со значением, и мне показалось, что слова мои пришлись им по нраву. Неужто я ненароком, сам того не ведая, подкинул им ценную идейку?

Надо было что-то делать, к тому же первый шок у подростков уже прошёл, и они представляли реальную опасность. В таких случаях лучший способ защиты — нападение.

— Деньги — на бочку! — угрожающим тоном произнёс я как заправский пират и протянул ладонь.

Пацаны медленно и нехотя полезли в карманы.

Шкет, который всю эту сцену ошеломлённо наблюдал, раскрыв от изумления рот, услышал приказ, тоже сунул руку в карман и вытащил горстку мелочи.

Наверное, мать дала на мороженое или кино, сообразил я. А второй мыслью было: значит, «шакалы» деньги отобрать не успели… Это хорошо — значит, не придётся обыскивать этих пацанов. Двое из них были довольно-таки крепкие на вид, не иначе, уже где-то посещают «качалку». Самое время выбраться из этой переделки без потерь и по возможности победителем, потому что если они сейчас окончательно опомнятся и налетят втроём, мало мне точно не покажется.

Мелькнула у меня и ещё одна, третья мысль, но была она какой-то странной, смутной и неясной, и я отложил ее на потом — подумать более обстоятельно.

Поэтому я ухватил шкета за руку и, полуобернувшись к подросткам, злобно прошипел сквозь зубы:

— Чтобы я больше вас тут не видел!

И мы спешно, но с достоинством покинули поле битвы. При этом я, как герой боевика или вестерна, ожидал, фигурально выражаясь, какого-нибудь выстрела в спину, но все обошлось. Вот что значат быстрота и натиск! А так же — вовремя убраться с поля боя в статусе победителя.

Теперь можно было подумать и ту третью, странную мысль, которая вновь пришла мне в голову, едва только мы со шкетом выбрались из кустов ивняка на асфальт главной аллеи ЦПКиО — центрального парка культуры и отдыха. Разумеется, имени Горького.

В лопоухой и веснушчатой физиономии шкета мне вдруг показалось что-то смутно знакомое — точно подо льдом замёрзшей зимней реки я углядел какой-то всплывший предмет. Река явно была моей собственной памятью, а вот шкет…

— Ты кто? — осведомился я.

— Женька, — просто ответил он.

— А чего по кустам шаришься?

— По маленькой захотел, — виновато опустил голову мальчишка.

— Ладно, — покладисто кивнул я. — Что естественно, то не безобразно. Но больше один не броди тут, опять нарвёшься на неприятности. Какого лешего ты вообще тут бродишь, один, без родителей?

Шкет глянул на меня исподлобья и засопел.

— Чего надулся, как мышь на крупу?

Я неожиданно вспомнил любимое отцовское выражение. Тоже мне, воспитатель выискался… Но шестидесятилетний дядька сейчас неожиданно проснулся во мне, с этими бесконечными назиданиями взрослых и скучных людей. Как там у Пушкина — не докучал моралью строгой? Слегка за шалости бранил?

— Секрет… — неожиданно прервал мои педагогические размышления Женька.

Ого! Парень-то ершистый…

— Ладно, секрет так секрет. Но над моими словами подумай. Шакалов в городе, как видишь, хватает — смотри, чтобы опять не нарваться.

Я протянул ему руку, крепко, по-мужски пожал его узенькую ладошку и зашагал по аллее. В голове вновь мелькнула шальная мысль: где же я его все-таки видел? Где-то раньше, в моей прежней жизни? Но этого не могло быть никак, и я прогнал эту нелепую мысль.

Однако, как говаривали мудрецы древности, природа не терпит пустоты, и в голову ко мне сразу навязчиво полезли мысли, которых я сегодня до поры до времени старался избегать. С того самого момента, как увидел фото своих родителей, присланное мамой. Я выудил его из пачки бумаг, когда разбирал документы для университетской приемной комиссии.