Соседи (СИ) - "Drugogomira" - Страница 56

У малой чуть нервно дёрнулся уголок рта, во взгляде проявился испуг. Правильно, пусть знает, к чему готовиться. Пусть подумает хорошо, надо оно ей или нет.

— Давно ты играешь? — чуть помолчав, спросила она. То ли прикидывала, как долго её собственные пальцы будут обзаводиться такой броней, то ли просто из любопытства. Оно всё, впрочем, неважно. Важно, что они в принципе болтали, фактически как ни в чем не бывало, и спокойствие это, и чувство согласия с происходящим, ощущение привычности момента продолжало сохраняться внутри. Ему словно кто-то сейчас показывал, что он может вернуть себе что-то очень ценное, отобранное. Нет, по глупости отпущенное и похеренное. Конечно, по глупости – из-за представления о себе самом, которое жить ему мешает, из-за уязвимости к чужой оценке. Вопросы к себе, очевидные ответы на них и мнение посторонних составили когда-то фундамент самовосприятия, и это восприятие, несмотря на все усилия близких, в последствии и стало цианистым калием, отравляющим его отношения с людьми.

Хорошо помнит слова одного старичка-специалиста, по которым мама после переезда в Москву начала его водить. Прием закончился, Егора попросили подождать за дверью, а он подслушал. «Вы поймите, Валентина Ивановна, ваш мальчик живет в уверенности, что любовь и тепло не достаются просто так, просто потому, что ты есть. Он убежден, что их не достоин, его спутники – вина и стыд. Конечно же детки, на долю которых выпало такое испытание, очень часто именно так себя ощущают. Не доверяют, не привязываются. Как тут доверять?.. Вы же и сами все понимаете… Но в ваших силах всё исправить. Да, будет трудно, понадобится поддержка самых близких. Но судя по тому, что я мог видеть, шансы неплохие, ситуация обратима, главное – верьте мне: рано или поздно это сработает. Складывается впечатление, что самое необходимое вложить в него всё-таки успели, так что будем надеяться. Переехав, вы приняли правильное решение: мальчику надо дать возможность жить обычную жизнь. Чем меньше вокруг перешептываний и косых взглядов, тем для него лучше. Классную руководительницу в известность поставьте, этого достаточно».

Шансы довольно неплохие, говорит… Что ж, двадцать лет спустя можно резюмировать: ошибся старичок. И, тем не менее, Егор пытался верить в то, что прошлое не столь важно. Хотел думать, что по-настоящему важно лишь здесь и сейчас.

Возможно, он где-то наивен.

— Эй?

— М-м-м? — что-то совсем не в ту степь его понесло. В общем, хорошо, что она тут, он рад. — Лет тринадцать играю. С перерывами. Пошли гитару смотреть.

— Так долго?! — искренне удивилась малая, проходя за ним назад на кухню.

«Разве?..»

— Не так уж и долго. С семнадцати до девятнадцати лет ходил на класс гитары, потом бросил. Но знаний, полученных за три года, хватило, чтобы начать понимать музыку. Группе уже семь лет, начали мы бодренько, потом я ушёл, потом вернулся. Ничего особенного.

Уже спустя минуту в руках оказался инструмент – старенькая Fender FA-125, симпатичный недорогой дредноут{?}[вид акустических гитар, отличающийся увеличенным корпусом характерной «прямоугольной» формы с ярким и звонким звучанием]. Пальцы поочередно перебрали струны: так и есть, расстроена. Намотка на второй и шестой разрушена, коррозия на металле видна невооруженным глазом, вряд ли их хоть раз чистили. Диагноз ясен – менять. Благо у него этих комплектов подходящего диаметра годовой запас. Подумалось, что вместо бронзы поставит нейлон: он мягче, а значит, бережнее к нежным подушечкам девичьих пальцев.

Вперед.

Малая притихла, как завороженная наблюдая за процессом. Ну да, тут было, на что поглазеть. Руки действовали на автомате: последовательно раскручивались колки{?}[деталь струнных музыкальных инструментов в виде небольшого стержня для закрепления и натяжения струны] и изымались бриджи{?}[струнодержатели]. Где-то под рукой должен быть шестигранник – может, придется отрегулировать изгиб грифа. А плоскогубцы где у него валяются?

— Зачем тебе три гитары? — нарушила она молчание.

— Акустика – для души, дома побренчать. Электро – рабочая, а третья – бас, чисто утолить любопытство. Но нет, бас не моё. А вообще все гитары звучат по-разному, — методично продевая новые струны в колки, ответил Егор. — У музыканта может быть пять гитар, и каждая будет давать чуть другой звук. То же самое касается акустики. Зависит от многих факторов, например, от породы дерева, из которого она сделана, от объема корпуса, от всякого.

— А чем бас отличается от электро?

Смешная. Наивная. Очень любопытная и по-прежнему открытая. Это классно.

— Размером. Количеством и толщиной струн. Строем, — терпеливо начал объяснять он. — Бас звучит значительно ниже электрогитары, похоже на контрабас. Ролью. Бас-гитара используется для аккомпанемента и ритмической поддержки, а не как солирующий инструмент. Бас создает гармонический фундамент. А электрогитара отвечает за ритм и соло.

Егор чувствовал готовность лекцию на эту тему прочитать, уже завелся, но вовремя себя остановил. Ибо дальше пойдут дебри, в которые малой вряд ли интересно влезать. Вот зачем ей знать, что бас бывает четырехструнный, а бывает пятиструнный? Что на гитаре может быть от четырех до двенадцати струн. На классической их шесть.

— То есть, в вашей группе ты отвечаешь за ритм и соло? — продолжала сыпать Уля вопросами. Тут даже если и вознамеришься лекцию прочитать, не сможешь: слушатель попался очень любознательный и говорливый.

— Да, это моя роль, — поочередно закручивая колки, кивнул Егор. — Ритм-гитарист и соло-гитарист.

— Но не вокалист? — неожиданно тихо и неуверенно утончила малая.

Егор вскинул на неё глаза и встретил прищуренный взгляд. Странный вопрос, с учетом того, что она видела его у микрофона. Странный, да, но, черт возьми, прямо в яблочко. Все же чутье тогда его не подвело: своим глазам она не поверила. И что это значит? Значит, она видит глубже?

«Закатай-ка губу»

— Нет. Дал слабину.

Уля промолчала. Казалось, еще что-то хочет спросить, но не решается. И он был ей за это страшно благодарен: на данную тему ему с Анькой разговоров хватает. Егор оглядел комнату в поисках кусачек и заметил их на полке.

— Подай мне, пожалуйста, плоскогубцы. Вон они – на стеллаже, по левую от тебя руку. Надо обрезать лишнее.

Спустя несколько секунд ему протянули инструмент. Взгляд вновь невольно упал на синяки на голой коже. Один на кисти, а на предплечье сразу два, прямо по размеру чьих-то жестких, сильных пальцев, прямо под обхват чьей-то лапищи. Заскользил дальше – к плечу: до рукава футболки чисто. На второй руке тоже чисто.

— Это от пилона, — пробормотала малая. — Правда…

Вопросов к ней у него за какой-то месяц накопилось тьма-тьмущая, конечно. И к Стрижу они тоже лишь копятся. Вадик парень экспрессивный и контактный, на виду у Егора в прямом понимании этого выражения руки не распускал, но вот так запросто за запястье схватить деваху какую-нибудь, устанавливая с ней контакт, – такое Егор видел не единожды. Да что уж там – своими глазами видел, как тот малую за руку в день знакомства сцапал. И не факт, что при этом правильно рассчитал силу.

Пилон еще этот. Вот на хрена ей пилон? Она и пилон в его представлении не совместимы, просто в башке не укладывается! Нет, он уже некоторое время подозревает, что соседка его не такая тихоня, какой может показаться, если вестись на образ девочки с книжкой на лавочке. Нет, он прекрасно помнит, что она в детстве творила, пока мать её не построила. Но пилон – это где-то за гранью… Хочешь не хочешь, а все равно представляешь себе этих полуголых танцовщиц в клубах, вот на таких каблуках! Что за черти там в ней сидят? Ну ладно, допустим, это какой-то другой вид пилона, окей, какой-то спортивный вид, трюкачество вниз головой ведьмой на метле и вот это вот всё. Тогда вопрос стоит иначе: «Малая, тебе что, жить надоело?».

— Угу…

«Проверим»

Одну за одной перебрав струны и подкрутив колки, Егор прислушался к звучанию гитары. Лады звенели, значит, всё же придется подтянуть анкер, а в целом – гитара еще хоть куда. Fender – это вам не хухры-мухры.