Соседи (СИ) - "Drugogomira" - Страница 25

В результате музыка его и спасла. Или Анька. Музыка и Анька. Занял у знакомого денег, немало, до сих пор до конца не рассчитался, купил новую гитару взамен Fender, которую раздолбал в неадекватном по своему выхлопу пьяном угаре. Взял новые мониторы и звуковую карту. Старый компьютер заменил ноутбук. На остаток же перекинутых на карту средств Егор подлатал убитую за три года квартиру. Вот с текстами как отрезало, и группа переформатировалась в кавер-бэнд. Отстой, да, сложно спорить. Но здесь хотя бы стихи уже готовы, а дальше можно постоянно экспериментировать и выдавать слушателю что-то интересное, а не тянуть на площадках заезженные, зато полностью авторские пластинки.

Стоя на балконе, Егор думал о том, сколько еще готов мучить себя и остальных. «То, что мертво, умереть не может»? Наверное. Если смотреть их глазами – всё прекрасно: музыка льется, люди реализуют свои амбиции, слушатели получают свои эмоции, что еще надо? Если смотреть его – сердце группы уже еле бьется. Стоит ли пытаться реанимировать этого пациента или дело дрянь? Вправе ли он без предупреждения спускать курок в контрольном выстреле? Должен ли он думать о других, пытаясь выбраться из западни? Может, и нет никакой западни, может, западня лишь в его голове?

Анюта, конечно, не переживет. Если уж уходить, то сначала хотя бы научить этого чудика, жаждущего восторженных воплей юных фанаток, уму-разуму. Оставить ей после себя наследие в лице прозревшего соло-гитариста. И на выход. А дальше пусть сами.

Взгляд зацепился за трупик голубя, валяющийся рядом с его «Ямахой», а после – за серебристый кругляшок зонта, внезапно поменявший положение в пространстве: девушка решила вдруг сложить трость, хотя еще накрапывало. Егор, по-прежнему в своих мыслях, следя за быстро приближающимся к дому темным пятном, отметил, что кто-то любит мокнуть под дождем так же, как и он. Опущенная голова, черный то ли тренч, то ли пальто, распущенные волосы, белые кроссовки. «Да уж, — с издевкой подумал он, — в такую погоду только в белых кроссах и рассекать».

Внезапно девчушка подняла подбородок и посмотрела на дом. Смазано скользнула по каштану, общему балкону, по нему самому. Задержалась, но лишь на мгновение. Опустила голову и свернула в сторону абсолютно пустой – в такую-то погоду – детской площадки. Егор так и остался невозмутимо стоять, прослеживая ее дальнейший путь.

Малая.

Последнее время в его голове на удивление много малой, она туда зачастила, причем, без приглашения. В мае с феерического падения тети Нади с табуретки все началось и с тех пор так и продолжается по накатанной. И никаких восторгов по этому поводу Егор, разумеется, не испытывает: чем меньше мыслей о людях, тем легче живется. Но она прямо как Коржик – как к себе домой повадилась в его черепную коробку. Он с неделю назад еле справился с аккумулятором: до вечера ковырялся, потому что вместо того, чтобы искать корень проблемы, искал ответ на вопрос, можно ли доверять Стрижу Ульяну. Мысленно желал ему провала, а ей – хорошего зрения, чтобы разглядеть опасность и вовремя лесом послать.

Вчера таки выяснилось, что со зрением у нее всё же не очень. Испытанное разочарование оказалось тягучим, вязким, как черный вар{?}[легкоплавкое, мягкое смолистое вещество, нерастворимое в воде]. Наблюдая за этими двумя на собственной территории, Егор спрашивал себя о том, что может быть хуже, чем видеть, как сбываются твои опасения, и не иметь возможности – да и права – помешать процессу. За какие грехи ему такое удовольствие, а? Фраза про формочки сама вырвалась, честное пионерское. Он не планировал напоминать малой о прошлом, хотя мысли эти пару раз за последний месяц и втыкались кольями в мозг. Но по ответному взгляду было понятно, что заложенный посыл считан адресатом верно. Ну ладно, так уж вышло.

Потом она начала свою инспекцию, и Егор завис. И отвис лишь где-то на полпути на базу. В его доме перебывала куча народа, куча народа облапала всё, что можно и нельзя. Чужое любопытство на него никак не действовало, не трогало, эмоций – по нолям. А вчера она – ничего не касалась, протягивала руку и тут же отдергивала, предпочитая просто внимательно разглядеть. А у него ­– адовы табуны мурашек, причем, прямо в голове. По темечку и по позвоночнику, вниз, вверх, влево, вправо, по диагонали, солнечными лучами, в каждой клеточке тела, везде. Удивительное ощущение, словно кто-то перышком нутро щекочет.

Из-за книг расстроилась. Ну, что ж теперь делать? Не подумал, что им могут понадобиться вторые экземпляры Пушкина, Толстого, Лермонтова, Тютчева, Чехова, Достоевского и прочих солнц русской литературы. Такого добра в каждом доме навалом, а уж в доме тети Нади – преподавателя стилистики русского языка в одном из ведущих вузов страны, кандидата филологических наук – тем более. От пола до потолка. Вот за Бакмана можно было бы и предъявить. В общем, тоже не та ситуация, которую взял и из башки сию секунду выкинул.

А фееричное появление на пороге сегодняшним утром – это вообще нечто, он не понял ни черта. Ничего, как говорится, не предвещало. Да, музыка действительно играла, попробуй без музыки выживи. Но играла тихо, никогда Ильиных такая громкость не смущала. Или он ничего об этом не знает. Пришлось вывести в наушники, ну и черт бы с ней, с музыкой. Озадачило другое: мелкая явилась взлохмаченной фурией в смешной рубашке до колен, одна, в рань собачью, он даже рта не успел открыть, как оказался с сырниками в руках, а её уже и след простыл. На все про все не больше пятнадцати секунд. Незабываемо! Озадачило многое, синяк на запястье, например, но за жилы дернул тот банальнейший факт, что о нем в принципе подумали. Услышали и запомнили про холодильник, он ведь и правда так ничего и не заказал вчера, так и не успел с этой репетицией. В общем…

Поселилась, в общем. Осваивается.

Пока Егор по очередному кругу прогонял в памяти сегодняшнее утро, соседка добежала до припаркованной у площадки черной Toyota. Точно такая тачка у Стрижа: этот любит, чтобы дорого, богато, по-имперски. «Федерально…» — не удержался от комментария Егор, впервые увидев, на чем Вадик передвигается. Тот счел за комплимент.

Дверь распахнулась и навстречу выскочил… Ну, кто бы сомневался! Прищурившись, Егор облокотился локтями о перила, с третьей попытки прикурил вторую и тут же спрятал ее от накрапывающего дождика в куполе ладони. За шиворот закапало.

«Как поздороваются?»

Вадик облетел «Крузак», бросился было к ней чмокнуть в щечку, но она забавно увернулась, и кончились их приветствия слегка нелепыми объятиями. Егор криво ухмыльнулся: возможно, все-таки на её зрении крест ставить рано. Хотя – ухмылка ли то была? Давай по-честному, Чернов: это от подозрения, что Стриж, похоже, решил всерьез за Улю взяться, челюсть свело.

«И куда же это, интересно, мы намылились?»

Следом пришла внезапная мысль: пожалуй, он не против, чтобы эти двое заглядывали к нему вместе и, желательно, почаще. Так можно будет за обоими приглядеть, держать их на мушке, в приближении, поглядывая за тем, чтобы его малую умышленно не обидели. Интуиция продолжала шептать, что как бы легко ни было с Вадимом приятельствовать, а ухажер из него может получиться так себе – с учетом количества женских имен, которыми он совсем недавно щедро сыпал направо и налево, хвастаясь очередными победами. Однажды у Егора даже возникло дурацкое ощущение, что Стриж пытается меряться с ним достижениями. Возможно, вот только разница между ними была в том, что Егор в достижения своих жертв не записывал. Там что ни девушка, то личное поражение, несмотря на их одухотворенные физиономии и попытки всучить номер телефона после.

Что ж… Намерения можно проверить.

Небрежно бросив окурок в предусмотрительно оставленную на общем балконе стеклянную банку, Егор достал телефон и отступил через распахнутую дверь на лестничный пролет.

16:45 Кому: Стриж: Я сегодня на мероприятие в Пентхаус. Составишь компанию?

16:49 От кого: Стриж: Привет! Уже были планы, но ради такого дела я их подвину :))) Во сколько?