Осторожно: снежный человек! - Гусев Валерий Борисович - Страница 3

• Предыдущая
• 3/35
• Следующая

Арчил встал. Погладил гладкий теплый камень скамьи:

– Знаешь, кто такой хороший сиденье сделал?

– Знаю, – сказал Алешка. – Дедушка дяди Арчила.

– Неправильно сказал, – Арчил гордо погладил усы. – Такой скамейка тоже очень хороший человек сделал. Арчил называется.

– Из камня? – притворно изумился Алешка. – Топором?

– Что говоришь!? – притворно возмутился Арчил. – Какой-такой топор? Чайкиной... Как сказать правильно?.. Чашкиной ложкой рубил. Так, да.

– Триста лет подряд? Без выходных? Так, да?

Так, да. Кажется, эти юмористы быстро общий язык найдут.

Мы с Алешкой поселились в «бунгало» – маленьком легком домике в одну комнату с верандой, сплошь увитой виноградом. Тяжелые гроздья его, налитые горячим солнцем, висели прямо над головой.

В комнате было две раскладушки, две тумбочки, два парусиновых кресла и столик со стулом. Нам хватит.

Но первый день мы провели в гостеприимной сакле Арчила. Вот уже где класс!

В сакле было сумрачно: окошко маленькое. В очаге, сложенном из камней, рдели алые угли, а над ними дымились и капали на них вкусным соком куски мяса.

В дальнем от двери углу – топчан, покрытый медвежьей шкурой. На нем вместо одеяла – широкая мохнатая бурка. На каменных стенах – тоже какие-то шкуры, а на них – шашка в ножнах, карабин, два кинжала и самодельный арбалет. На одной длинной полке – глиняная посуда, медные блюда и узкогорлые кувшины, похожие на девушек. По всем другим стенам тоже полки и на них – книги. Старинные, сразу видно. И на разных языках.

Арчил придвинул к топчану бочку и поставил на нее блюдо со всякими фруктами и тарелку с чищеными орехами. Налил нам по здоровенному бокалу виноградного сока, а себе – виноградного вина. Поднял бокал, расправил усы и сказал торжественно:

– Этот мой дом теперь и ваш дом. Навсегда. Так, да? И в радости, и в беде. И в солнце, и в снег. И в нужде, и в богатстве. Здравствуйте долго! Как горы и море. Арчил правильно сказал. Так, да? – И он одним махом осушил свой бокал. А мы – свои.

Арчил снял шампуры с шашлыком и положил перед нами.

– Кушайте, джигиты. Так, да.

Джигиты не отказались. И так навалились на сочное, необыкновенно вкусное мясо, что Арчил довольно улыбался и расправлял свои пушистые усы.

Потом мы сидели на пороге сакли и смотрели на море и горы. Арчил закурил трубку.

– А вы здесь все время живете? – спросил Алешка.

– Так, да. У меня такой работа. Очень совсем научный. Арчил такой большой книга пишет. Диссертаций называется. Докторский.

Вот тебе и дикий снежный человек! Ходит голый по пояс, весь в шерсти, из арбалета стреляет и... докторскую диссертацию пишет. Хорошо пошутил наш папочка.

Стало вечереть. С моря потянул легкий ветерок, оно наморщилось, начало чуть слышно плескать в берег. А в небо поднялась луна. Почти полная, только с одного бока краюшки не хватало.

Арчил вычистил трубку, встал.

– Скоро ночь придет. Спите хорошо, два объекта.

– А можно мы завтра на рыбалку пойдем? – спросил я.

– Очень можно, – кивнул Арчил. – Нельзя только три дела делать. – Тут его добродушный тон стал почти суровым: – В горы не лазить – один дело. Стекла в теплице не разбивать – другой дело...

– Шашкой не махать, – догадался Алешка, – третий дело? Так, да?

– Очень правильно сказал.

Мы пошли в свой домик и сразу же улеглись – день был полон впечатлений, мы здорово устали.

Было очень тихо. Даже море уснуло. Только во всю мощь гремели цикады. И светилось окошко в сакле. Наверное, Арчил писал свою «такой большой книга, диссертаций называется».

Через две минуты мы глубоко и безмятежно уснули, совершенно не догадываясь, что эта ночь – одна из последних спокойная и мирная...

Утром нас разбудили крики чаек и какие-то мерные трескучие удары.

Мы выглянули в окно. У порога своей сакли полуголый Арчил яростно колол дрова. Волосы, спадающие на плечи, громадный топор в сильных руках – отсюда, на фоне каменной хижины, он был похож не на снежного человека, а на старинного воина-викинга.

И дрова он колол здорово, по-своему. Ставил на чурбак полено и сначала делал по кругу несколько несильных ударов, а потом – замах и один удар, резкий, беспощадный, и здоровенное полено будто само собой разваливалось на полешки, которые осыпались вокруг колоды, стянутой стальным обручем. Красиво!

Арчил воткнул топор в колоду, стал, что-то напевая, класть у стены поленницу – ровно и красиво, чтобы каждое и без того сухое полешко еще и напиталось солнечным жаром.

Мы вышли на веранду. Сквозь виноградные листья пробивались лучи, и когда легкий ветер шевелил листву, по полу, по столу бегали солнечные зайчики. А на столе уже стояли кувшин с соком и тарелка с лепешками.

Мы быстренько позавтракали и пошли к Арчилу. Поздоровались, помогли ему доложить поленницу. Сказали, что идем на рыбалку.

– Мы и вам наловим рыбы, – пообещал Алешка.

– Я не люблю рыбу, – отказался Арчил. – Ее ловить надо. А я плавать не люблю. Потому что не умею. Я шашлык люблю.

– Шашлык ловить не надо, – Алешка кивнул с пониманием.

Арчил улыбнулся, тоже с пониманием. Они все больше и больше друг друга понимали. Хм, надо за ними приглядывать. Охранять и наблюдать.

Первым делом мы, конечно, искупались, а потом взяли удочки и пошли к лодке. Алешка захватил еще и папку для рисования и цветные карандаши.

– Наше место нарисую, – сказал он мне, – и маме пошлю. Пусть знает, где мы живем. Какие тут сакли кругом.

Ветра совсем не было, и мы на веслах отошли от берега, бросили якорь. Алешка положил на колени папку, я застыл над удочками.

И вот интересно – едва я их забросил, тут же над нами закружили горластые чайки. Знают, чем дело пахнет.

Алешка, поглядывая то на ущелье, то на лист бумаги, старательно рисовал. И я тоже поглядывал – то на удочки, то на ущелье. Мрачное, конечно, место, но красивое. Загадочное и, я бы даже сказал – настороженное. Будто знает что-то такое, что не каждому знать дано. И то, что знает, так просто не откроет.

Клев был очень вялый. Раньше меня это поняли чайки и оставили нас в покое. Я поймал всего парочку колючих бычков. Зато Алешка расстарался. Здорово нарисовал. У него вообще глаз очень приметливый и точный.

Я стал разглядывать рисунок и удивляться, почему я сам этого не заметил. На Алешкином рисунке ущелье выглядело похожим на громадную чашку. С отколотым спереди краем. Причем, по одной стороне этой чашки была заметна вроде как трещинка, которая начиналась почти от моря и исчезала у дальней стены ущелья. А на самой стене отсюда (и на рисунке) еще заметнее стали какие-то ровные темные пятна. Все это Алешка разглядел и правильно изобразил на бумаге. Нашлось там место и сакле, похожей издалека на скворечник, прилепившийся к скале, и могучему «греческому» ореху, и нашему маленькому домику, из распахнутого окна которого поднявшийся ветерок выдувал легкую занавеску.

Здорово получилось. Только вот что там за темные пятна такие и трещинка по склону ущелья? Похоже, и Лешка об этом задумался. Потому что, как только мы пришли с моря, он «насел» на Арчила.

И Арчил нас удивил!

– Это окна такие, да, – объяснил нам дядя Арчил. – Древние монахи, очень черные, там свой монастырь строили, да. Одни дырки видно, так, да?

Дядя Арчил плохо говорил по-русски. Вернее, не плохо, а очень медленно. Будто пробовал каждое слово на вкус: годится оно или не годится. И всегда как бы спрашивал в конце фразы: «Так, да?»

– И что там, в этих дырках? – Алешка высоко задрал голову.

– Там, – терпеливо, но очень медленно рассказывал Арчил, – коридор такой идет, так, да? А в нем комнаты...

– Кельи, – уточнил я.

– Да, правильно говоришь, – обрадовался Арчил. – А в етим кельим такие в стенках ямки...

– Ниши, – опять подсказал я.

• Предыдущая
• 3/35
• Следующая