Тайга (СИ) - Громов Виктор - Страница 29

— Надо! — завопил из болота Юрка. — Я хороший!

Тоха в бешенстве скрипнул зубами.

— Слушайте, — сказал он, — заткните кто-нибудь этого хорошего. Иначе я его сам притоплю и скажу, что так и было.

— Я молчу.

Юрка, правда, замолк. Только жалобно постанывал из зеленой жижи.

Тянули недоумка почти два часа. Близко подобраться никак не удавалось. Колька стоял почти по пояс в зловонной жиже, зло изумлялся:

— Как ты туда попал, придурок?

Юрка на придурка совсем не обижался. Слишком сильно ему хотелось на волю.

— Не знаю, — отвечал он, совершенно искренне, — шел-шел, было твердо. Потом вдруг раз и поскользнулся.

— Поскользнулся он, — Тоха шипел сквозь зубы, — лучше бы сразу утоп. Нам меньше проблем.

Колька подкинул жердину страдальцу как можно дальше.

— Хватайся, попробуем вытянуть.

Юрка честно схватился. Потом еще раз и еще. Палка выскальзывала из мокрых пальцев. Парень плюхался обратно. В итоге, по уши увозились все. Когда дело стронулось с мертвой точки, я испытал неимоверное облегчение. Мне казалось, что всем нам придется сидеть тут до скончания века.

Часы показывали четверть первого. Солнце стояло прямо над головой.

Я был в грязи от пяток до подбородка. В сапогах хлюпала вонючая вода. Трусы прилипли к телу. Меня не покидало ощущение, что под одеждой кто-то бегает, змеится. Рядом отчаянно чесался Колька. Тоха, сидя на дороге, вытряхивал жижу из сапог. Вид у всех был страшенный.

Юрка топтался чуть поодаль. Я даже не сразу понял, что с ним не так. Наконец, он кивнул на болото, сделал жалобные глаза, пошевелил в грязнющих носках пальцами. Пожаловался:

— А сапоги-то того… — Он сделал рукой неопределенный жест и добавил: — Тю-тю!

Я понял, что мне его совсем не жалко. Скорее наоборот. Этот инфантильный придурок вечно создавал кучу проблем. Постоянно мешал, тормозил. Висел, как гиря на ноге.

— Может, его прибить? — предложил я. — Босиком он до лагеря все равно не дойдет. А нырять за его сапогами я лично не собираюсь.

— А что? — Тоха оживился. — Хорошая идея. Мне нравится. И прямо здесь в болотце того…

— Чего того? — Юрка попятился назад.

— Притопим дурака.

Руки мои сами сжались в кулаки.

— Есть у меня на примете одни сапоги. — Глаза Санжая стали хитрыми. — Только Юрке, боюсь они не понравятся.

Юрка встрепенулся, ломанулся к Кольке, встал за ним, как за стеной.

— Мне понравятся, — горячо заверил он. — Я уже согласен. А где?

Тоха понял первым. Он удивленно вскинул брови. Спросил:

— Ты уверен?

— А у тебя есть другие варианты? — голос Кольки стал совсем ехидным. — И этому недорослю будет хорошая наука.

Юрка почувствовал подвох. Насторожился.

— Вы о чем это? — спросил он осторожно.

Колька подтолкнул горе-путешественника одним пальцем.

— Идем, герой, идем. Пора обзаводиться имуществом. Сам сейчас все увидишь

Этот малохольный не мог ничего сделать сам. Даже сапоги с покойника снимать пришлось Санжаю. Я, пожалуй, не стану описывать, как это выглядело со стороны. Все мы были слегка шокированы. Поэтому и дом покидали в спешке, словно хотели скорее оттуда сбежать. Словно пытались все позабыть.

— Держи! — Колька протянул сапоги несостоявшемуся утопленнику уже на улице.

— Э-э-э-э, — Юрка замер в нерешительности. — А если…?

И начал отчаянно торговаться. Он клятвенно обещал свою порцию клада тому, кто согласится поменяться с ним обувкой. Был готов на все, лишь бы не примерять на себя имущество неизвестного усопшего. На него было жалко смотреть.

Он рыдал, бил себя в грудь. Клялся в вечной любви и преданности. Обещал исполнить любое желание. Дураков не нашлось. Тоха процедил сквозь зубы, буквально припечатал:

— Нетушки. За свои поступки каждый отвечает сам.

— Я хотел, как лучше! — Голос Юрки сорвался на фальцет. Зазвенел над поселком, над тайгой. Эхом разлетелся по округе.

— Мало ли, что ты хотел, — Тоха был неумолим. — Благими намерениями выстлана дорога, знаешь куда?

— Не знаю и знать не хочу, — Юрка потух, неприязненно буркнул, — дай мыло.

— На, — ему протянули сероватый брусок.

Мыться пришлось всем. Нам еще повезло, что на улице стояла такая теплынь. Грязь удалось отмыть довольно легко. Одежда сохла буквально на глазах. Юрка два часа полоскал сапоги «Тутанхамона», снова и снова намыливая их изнутри. Нюхал, смотрел подозрительно, едва не пробовал на зуб.

Колька тихо посмеивался, пихал Антона в бок, подмигивал мне. Мы трое удивительным образом сплотились на почве «неземной любви» к этому недоразумению в человеческом обличии. Только он сам ничего не замечал или старательно делал вид, что не замечает. Не знаю. Я никак не мог уяснить для себя, что заставило сдружиться настолько разных людей? Для меня это было чем-то невероятно странным.

Наконец, когда помывка была завершена, сварили на скорую руку кулеш — пустую крупу с яичным порошком. Вяленой рыбы почти не осталось. И Тоха решил приберечь ее на потом. Зато были грибы. Санжай принес из тайги десяток крепеньких боровичков.

Обед получился пусть и почти вегетарианским, но сытным. Ели молча. Даже Юрка воздержался от комментариев, что всех вполне устроило.

Стоит ли говорить, что в этот день мы никуда уже не пошли. Какой смысл вообще срываться в путь, если ночь на носу?

Вечером во дворе дома разожгли костер. Натаскали из ближайших квартир брошенную мебель. Юрка и тут смог устроиться как фон-барон — раздобыл продавленное кресло. И теперь восседал на нем словно на троне, попивая душистый чай.

Тохе достались два самодельных табурета. Один из них, от щедрот душевных, он пожертвовал мне.

Колька пробежался по домам. Новых трупов на нашел. «Трон» тоже не обрел. Зато притащил довольно крепкий тюфяк, набитый почти окаменевшей ватой. Бросил его прямо на землю возле огня. Растянулся во весь рост, стал похож на натурального султана.

У огня сушились «постиранные» сапоги. Где-то пела птица. Тихо потрескивали дрова. Искры взлетали к самому небу. Кружились, мерцали, таяли в темноте. Было удивительно мирно и спокойно.

— Гитару бы сюда, — мечтательно сказал Юрка.

Санжай хмыкнул:

— Зачем тебе гитара, если ты ни петь, ни играть не умеешь?

Юрка не сдавался, задумчиво поскоблил в затылке, выдал новый вариант:

— Тогда лучше так — гитару и Наташку.

Здесь гитару захотелось и мне. Обстановка располагала. Я закрыл глаза, представил себе изящные руки с длинными нервными пальцами. Услышал перебор струн и низкий грудной голос…

— А вот когда вернемся домой…

Юрка совсем размечтался. Циничный Санжай прервал полет его мысли:

— Не вернемся.

Прозвучало это так, что вздрогнул даже я.

— Почему?

Колька подбросил в костер поленце, взял палку, чуть поворошил алые угли в сердце огня. Сказал неохотно:

— Мы забрали онгон, мы разграбили могилу шамана. Пока все не вернем, хозяин нас не выпустит. Вы же сами видите…

Он обвел вокруг рукой.

— Водит он нас. Как слепых щенков водит. И постоянно ссорит.

Он показательно ткнул пальцем в Юрку.

— И глупости делать заставляет. Не выпустит. Никто из вас не думал, как мы сюда попали? Мы же если и отклонились, то совсем чуть-чуть! А оказались тут! И выхода отсюда нет. Юрка попробовал уйти. И как получилось?

Вокруг установилась тягостная тишина. Все почему-то поверили его словам. На этот раз безоговорочно. Никто не попытался спорить. Ни Тоха, ни я, ни даже Юрка.

— Идемте спать, — велел Санжай. — Нам завтра рано выходить. И так на сутки от графика отбились. Ребята в лагере волноваться будут…

Тоха поднял всех с рассветом. Долго раскачиваться не дал. Разрешил лишь перекусить холодным кулешом да наскоро ополоснуть посуду. После погнал в тайгу.

Шли по меткам Санжая, отсчитывая одну за другой. Быстро, уверенно. Метода оказалась удивительно удобной и верной. Юрка топал в арьергарде, время от времени шумно принюхивался. Его преследовала навязчивая мысль, что от сапог воняет мертвечиной. Это было сродни наваждению. И никто не спешил его разубеждать. Странно, но все мы оказались солидарны в мысли — пусть от души помучается, сволочь. Не все же ему мучать нас?