Синдром властного негодяя - Водянова Катя - Страница 9

«…Мы не ждем подарков от Деда Мороза, чахлые бархатцы заменяют нам розы…» – начитывал голос из динамиков.

– Сталь не куют теплотой и любовью! – сразу же возразил Док. – Для ее рождения нужна жесткость. Так и Фире для выздоровления нужны твердая рука, надежное плечо и условия для пробуждения внутренней силы.

«… а на нашем районе детишки голубей порохом кормят…»

Кажется, условий для ее пробуждения будет более чем достаточно. Даже если погибать лучше с музыкой, то почему именно с такой?

«… не сори здесь деньгами и цацками не тряси! С вами были Джей Эм Фастер и Барак Би!»

Я тихонько потерла правый висок, внезапно вспыхнувший болью. Ну как так можно: полтора года сожалеть о том, что больше не увижу Дена, а при встрече мечтать побыстрее расстаться? Не выдержу месяц в компании этого Фастера и ядреного, самого дешевого растворимого кофе, который скрипел заменителем сахара на зубах.

– Не дрейфь, Сорока! – Ден хлопнул меня по плечу. – Нам с тобой всего-то ничего продержаться нужно, потом все наладится!

– Тридцать дней, – напомнила я.

– Протянем!

Излучавший оптимизм Дубровский еще раз хлопнул меня по плечу, после ушел вместе с Доком в гостиную, обсуждать детали контракта, а мне, как крепостной, приказал вымыть чашки, а упаковку кофе немедля выбросить в мусоропровод. Да, уже всеми клеточками организма чувствую приближающееся счастье.

– … и скоро праздник! Никак нельзя ходить ненакрашенной! – неугомонная Анька утащила меня на галерку и «нарисовала лицо». Не больно то и хотелось, особенно после ночной смены, но переубедить подругу невозможно. По ее мнению, День всех влюбленных создан для счастья, и каждый найдет свою пару ради такого случая.

– Иначе никто на свидание не пригласит! – подытожила Анька.

– Кому я нужна? – в зеркале отразилась непривычно хорошенькая девушка, с длинными пушистыми ресницами и чувственными губами. Даже румянец на щеках сиял очень естественно, как след от легкого мороза. Аньке нужно было визажистом становиться, а не специалистом по автоматизации производства.

– Неважно. Важно то, что теперь ты на семьдесят два процента готова к свиданию!

– А где еще двадцать восемь?

Подруга округлила глаза и покачала головой, намекая, что не владеет настолько могущественной магией, чтобы сделать Фиру Сорокину готовой к свиданию хотя бы на девяносто процентов. Но и семьдесят два внезапно сработали: ко мне подошел Дубровский, взял за руку и повел за собой прочь из аудитории. Я с мольбой посмотрела на Аньку, но та только показала два поднятых больших пальца и широко улыбнулась.

Ден дотащил меня до какого-то темного угла коридора, затем впихнул в руки два билета на оперу «Кармен».

– Сходим?

Я смотрела на него и не могла подобрать достойный ответ. На самом деле всегда мечтала сходить в оперу, приобщиться к искусству, доказать всем, что вот я, Фира Сорокина, точно не буду спать и бегать в буфет. Если в опере есть буфет, конечно. И вот теперь пожалуйста, моя мечта почти сбылась. Но почему посредством Дубровского? Почему не каким-то способом попроще? Это же как первой машиной купить «Бугатти», хотя можешь позволить себе только «Калину».

– С меня платье, шуба, туфли и все остальное, чтобы ты чувствовала себя комфортно, согласна?

– Конечно! – ответила за меня Анька, выхватила билеты у Дена и торжественно заявила, что я буду готова к семи.

После она долго несла всякую чушь о том, что Дубровский на меня запал, а такой шанс упускать нельзя. Звучало как сюжет для какого-нибудь романа в мягком переплете: «Университетская Золушка: любовь и логарифмы», а не нечто возможное в реальной жизни. Где я, а где Дубровский?

Он в самом деле привез мне набор «собери девушку в оперу», снова состоящий из вещей незнакомой мне Клэр. Которая, если верить Денису, с радостью согласилась одолжить все это без всяких условий и залога наличностью. Хотя шуба даже на вид была такой дорогой, что я боялась прислонить ее близко к телу.

И несмотря на все усилия Дениса, комфортно мне не было. Собственно, остаться без платья посреди аудитории оказалось не настолько тяжело, как прийти в оперу. Это ужасное место, где только я чувствовала себя стереотипной деревенской дояркой, внезапно оказавшейся среди «культурной жизни». Боялась не туда стать, не туда сесть, не так глянуть на кого-то. Неуютно чувствовала себя на наших с Денисом явно дорогих местах, не могла толком разобрать слова и происходящее на сцене, поэтому изучала строение зала и то, как в нем распределяются акустические волны. И тайком наблюдала за Дубровским, который нервничал еще сильнее. В конце концов он не выдержал и предложил уйти. Я согласилась сразу же и с таким облегчением, что Денис нахмурился еще сильнее.

– Что не так, Сорока? – впервые он заговорил уже в машине. – Почему шарахаешься?

Тысяча пропитанных обидой слов словно застряли в горле. Как можно ему объяснить, что мне было больно, когда он прошел мимо после той ночи в его доме? А сейчас вообще не понимаю, что ему нужно. Зачем эта игра?

– Да ответь ты уже! – голос он не повысил, но злость все равно чувствовалась.

– Ден, – я собралась с силами и выпалила на одном дыхании: – если ты с кем-то на меня поспорил, то не надо всего этого, правда. Я подтвержу любые предположения, могу даже трусики подарить. У меня есть симпатичные, бирюзовые с кружевом…

– Ты вот так обо мне думаешь?

На всякий случай я вжалась в сидение, но продолжения разговора не последовало. Денис молча проводил меня до квартиры, забрал шубу и прочие вещи, а после ушел, в самом деле прекратив какие-то попытки поговорить со мной в универе или вытащить на еще одно свидание.

А теперь оказалось, что Дубровский обожает некого Джей Эм Фастера, тайком употребляет пакетированный кофе и пельмени из супермаркета и в целом достаточно требовательный барин. В чем я легко убедилась за прошедшие трое суток.

– Любезный, кофе и тосты! – Ден только-только выбрался из душа и на ходу вытирал лицо полотенцем.

Никак не привыкну к его привычке расхаживать по квартире в одном полотенце или семейниках. Тоже мне, красавчик-модель. Но барина не выбирают, точнее выбирают, но не господина, а коуча, и если выбрала не того и подписала с ним контракт – таскай кофе, глазей на бугры тазовых костей и не смей возмущаться.

Кстати, «любезный», это я. Господин по утрам изволят играть в барина.

– Да, Денис Павлович, уже несу!

Я быстро размешала коричневую приторную бурду в чашке, спрятала пакетик, разложила красиво тосты, украсила их джемом и веточками мяты и отнесла Дену. Он небрежно бросил полотенце на пол, завалился на диван и уставился в планшет. Я же поставила поднос на журнальный столик, повесила полотенце на согнутый локоть и выпрямила спину, все как учил барин.

– Как погода там, любезный? – заговорил он.

– Метёт, – выдавила я.

Снег валил уже который день, будто природа решила одуматься и взять реванш за конец ноября, такой теплый, что больше подошел бы апрелю-марту, а не последнему месяцу осени.

– Эх, русская зима, лютая, непредсказуемая, прекрасная! Снег, сугробы, слякоть, очередь на шиномонтаж и прорванные трубы отопления, – Денис потянулся, выпил кофе и прищелкнул пальцами: – Любезный, притовь-ка мой костюм и носки. Серый, такой, в мелкую полоску.

– А галстук, Денис Павлович?

– На твой вкус. Как и запонки.

Ден сел взъерошил светлые волосы до плеч и поплелся к окну, убедиться, что «любезный» не соврал насчёт погоды, а, возможно, и поглядеть, не нужно ли откопать машину.

– Слышь, Сорока, а я не перегибаю с барством? Ты ж моя первая крепостная, опыта нет, сама понимаешь.

Он повернул ко мне голову и почесал затылок. Странно – смотрю на Дена и будто чужой человек, незнакомый. Внешность та же: высокий жилистый блондин, в меру накачанный, как и положено бывшему самбисту, симпатичный, но не приторно-слащавый, глаза серые, под цвет грозового неба, если света не хватает. Но вот мимика, привычки, жесты, любимые словечки – они другие. А иногда – те же. Пойди разберись. Или это «барство» его так портит? Не могу представить, чтобы Ден Дубровский произнес слово «любезный», он в целом говорил крайне мало, неохотно и только по делу.