Исполняющий обязанности (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 16

Да уж, как Бог даст якобы неверующей большевичке и чекисту-агностику.

— Все образуется, — похлопал меня тесть по плечу. — Не переживай так. Мы с супругой двоих родили, ничего.

Неужели так заметно, что я переживаю? Но как не переживать-то?

Без стука в кабинет влетела теща.

— Андрей, а где конвертик для доктора?

— Ух ты, — подскочил тесть и принялся хлопать себя по карманам. — Да только что тут был! Гонорар-то для доктора… И куда делся?

Я тоже подскочил и полез в карман за бумажником.

— А сколько надо?

— Да вон же он, конвертик-то! — фыркнула теща, отгоняя мужа от кресла. — Прямо под твоей задницей лежит! Ну, дал бог муженька…

Ольга Сергеевна ухватила конверт и умчалась обратно.

Ладно, что не обматерила. Это я поначалу думал, что в аристократических семьях все так, как показывают в старинных фильмах и муж, обращаясь к жене, непременно должен ей говорить вы, а та, в ответ на слова супруга, обязана приседать в реверансе. Ага, как же. Все у них так же, как и у нас.

— Вот так вот и живем, — философски изрек тесть, усаживаясь обратно. Взяв рюмку, понюхал ее и поставил обратно. Наверное, мой пример заразителен.

— Андрей Анатольевич, как вы смотрите на то, чтобы поработать в посольстве? — поинтересовался я. — Для начала — неофициально, вне штата, а потом, надеюсь, сумею пробить вам какую-нибудь должность. Все-таки, дипломатов у нас немного, нельзя разбрасываться.

— Отпадает, — сразу же отозвался тесть. — Одно дело — давать зятю частные консультации, совсем другое работать официально или полуофициально. Со времен становления русской дипломатии существовал негласный запрет работать в одном департаменте, или в посольстве близким родственникам. Формально, мы не кровные родственники, но тесть, служащий в подчинении зятя, равно как и наоборот — моветон. Бывали, разумеется, исключения, но это происходило лишь в том случае, если там (Комаровский многозначительно поднял ввысь указательный перст) на это давали высочайшее соизволение.

Получается, мне нельзя взять Наталью на должность переводчицы посольства? Или атташе по культуре? Выходит, что нельзя. В торгпредстве это было возможно, а в посольстве нельзя.

— Олег, с тобой очень хочет встретиться Маклаков, — сообщил тесть.

И я бы не прочь встретиться с Маклаковым. Не то, чтобы мне был нужен бывший посол Временного правительства, пробывший в должности всего пару месяцев, он даже верительные грамоты президенту Франции вручить не успел, как грянула революция, а новый министр — вернее, нарком по иностранным делам, которым в то время был товарищ Троцкий, его уволил. Но сам Василий Александрович Маклаков не считал свое увольнение законным, полагая себя единственным представителем интересов России и был изрядно обижен, что Игнатьев не передал ему хранившиеся у него деньги. А двести с лишним миллионов франков очень бы пригодились и Деникину, и Врангелю.

У меня к Маклакову был иной интерес. В отличие от моих здешних современников, я знал, что Василий Александрович вывез из России в Париж не только материальные ценности (дорогую мебель, картины), но и часть архива Центрального отделения по охранению общественной безопасности и порядка, в просторечии именуемого «охранкой» и передал их в Стэнфордский университет. А вот что именно он вывез, сколько, еще предстояло узнать. А то, что пока документы пребывают в Париже, я знал. Я уже как-то упоминал, что не очень-то опасался, что выплывут какие-то материалы, компрометирующие руководство Советской России (если бы выплыли, то в будущем бы об этом знали), но меня раздражал тот факт, что какая-то заокеанская сволочь станет хранить наши исторические источники. Это наши документы и их должны исследовать наши историки!

Университет Стэнфорда — вернее, научно-исследовательский Институт Гувера при университете, основанный будущим президентом США как центр, по изучению Первой мировой войны, стал Институтом, изучающим проблемы войны, революции и мира.

В мое время, институт Гувера, прикрываясь «академической» оболочкой, на самом деле ведет чисто политическую деятельность, изучая проблемы, которые помогают Соединенным штатам проводить свою политику во всем мире. А здесь и методика проведения «цветных» революций, и подготовка проамериканских лидеров, и работа с агентами влияния.

Ладно, что в институт Гувера попали архивы Керенского и Врангеля, бумаги, имеющие отношение к Л. Г. Корнилову и В. Н. Коковцеву, множество иных персональных дел, но там еще и копии документов, имеющих отношение к коммунистической партии СССР, которые, по приказу товарища Ельцина, были переданы в Конституционный суд, должный объявить вне закона КПСС. Понимаю, что у Ельцина имелась своя задача — представить деятельность КПСС, как деятельность преступной организации, поэтому подборка документов была чрезвычайно тенденциозной. Следовало продемонстрировать, что в СССР было полное пренебрежение к правам человека и международному праву. Далек от мысли представить нашу коммунистическую партию как «мягкую и пушистую» организацию, но если подбирать документы, руководствуясь только идеей очернительства, то можно так подобрать и скомпоновать, что КПСС покажется куда хуже, нежели НСДРПГ. Это во-первых. А во-вторых, мне не нравится, когда наши отечественные документы (пусть даже в копиях!), очерняющую нашу действительность и бросающую тень на прошлое, становятся достоянием наших врагов. Информация — тоже оружие.

— Надо будет как-нибудь встретиться, — кивнул я. — Может, согласуете с ним встречу где-нибудь в кафе?

— Олег, ты это серьезно? — прищурился тесть. — Ты собираешься назначить Маклакову встречу в кафе?

— А что, он такая большая фигура, чтобы отказываться зайти в кафе и поговорить о делах?

— А при чем здесь Маклаков? — усмехнулся граф Комаровский. — Василий Александрович, хотя и считает себя полномочным посланником, на встречу с тобой прибежит.

— И что тогда? — удивился я.

— Это тебе, дорогой мой, невместно бежать в кафе и встречаться с каким-то Маклаковым, который неизвестно кого или что представляет.

Я хотел было сказать — какая ерунда! Но подумав, сообразил, что Андрей Анатольевич абсолютно прав. Одно дело начальник торгпредства, которому по должности положено носиться по Парижу, искать выгодные контракты и совсем иное, если я выступаю в роли посланника Советской России. Если мы пересечемся с Маклаковым хотя бы в кафе, то получается, что сама страна Советов распивает кофий с экс-посланником, ярым вражиной, что помогал всем антисоветским силам.

Беда с должностью. И все излишние передвижения придется прекратить, потому что за послом присматривает не только полиция, как за торгпредом, а еще и простые обыватели, и журналисты. И что, мне придется сидеть в посольстве и встречаться лишь в кабинете? Как же. А кто будет разведкой заниматься? Надо будет принимать дополнительные меры предосторожности, вот и все. И искать иные возможности для встреч и контактов.

— А что за человек Маклаков? — спросил я, надеясь получить от тестя какую-то информацию, способную дать компромат на бывшего посланника Временного правительства.

Увы, Комаровский ничего нового не сказал.

— Из адвокатов, записной либерал, депутат Государственной Думы. Свою карьеру построил благодаря ораторскому мастерству. Например, благодаря его красноречию и критике доказательств, собранных обвинением, был вынесен оправдательный вердикт Бейлису, которого обвиняли в убийстве русского мальчика.

Это я помнил. Помнил еще и то, что Василий Александрович неоднократно защищал революционеров. Нужно сказать, что делал это довольно успешно, потому что в таких делах он умело подменял правовой анализ революционной риторикой. Словом, Маклаков был профессионалом очень высокого уровня, а еще числился бессребреником, из тех, что делали себе имя на скандальных, но убыточных процессах, а деньги зарабатывал на ведении дел богатых клиентов. В общем-то, похвально. С богатого клиента грех не содрать лишнюю денежку, но вот брался ли Маклаков за невыгодные, но рядовые дела, это вопрос другой.