Алексей Косыгин. «Второй» среди «первых», «первый» среди «вторых» - Телицын Вадим Леонидович - Страница 49

^{Перед Первомайским парадом у здания Президиума Верховного Совета СССР (слева направо): К. Е. Ворошилов, Н. А. Булганин, Л. М. Каганович, И. В. Сталин, А. Н. Косыгин. Москва. 1 мая 1952. [РГАКФД. Ед. хр. 351797]}

Сталин проект письма так и оставил проектом, «похоронив» его в своем личном архиве.

О «Ленинградском деле» Косыгин все последующие годы своей жизни старался «не распространяться» и даже «не рассуждать», так много седых волос оно добавило ему и его жене… Однако помог тем, кто уцелел в этом «деле» (жене казненного А. А. Кузнецова) и был освобожден во второй половине 1950-х годов…

^{Члены правительства СССР А. Н. Косыгин, Л. М. Каганович, П. К. Пономаренко, М. А. Суслов, Н. А. Булганин перед парадом на Красной площади. Москва. 1 мая 1952. [РГАКФД. Ед. хр. 351800]}

«Ленинградское дело» — один из последних «аккордов» массовых репрессий, пожалуй, самое страшное в их послевоенной волне…

«Московские» боялись Жданова — от одной только фамилии, от одного облика Жданова веяло чем-то тревожным, брала оторопь — а потому ему рискнули «отомстить» только после его смерти, и то — изощренно, нанеся удар по его выдвиженцам… Словно пауки в банке: «выживает сильнейший», а те, кто остался без лидера и из-за этого ослаб, должны быть уничтожены. Таков закон советских политических джунглей. И сам Жданов в 1930-х годах не чурался подобной политики, и его оппоненты, не имея возможности «свалить» его при жизни, «валили» его команду, потерявшую «вожака»…

Но почему сам Сталин не вступился за «ленинградских», за «ждановских»? И почему Косыгин — исключение? А потому, что генсек мыслил так же, по-звериному — «выживает сильнейший». С другой стороны, Сталину было выгодно — для укрепления собственных позиций — столкновение «политических» групп; во-первых, они в этой борьбе апеллировали исключительно к нему; во-вторых, те, кого он поддерживал, становились его верными союзниками; в-третьих, он — Сталин — получал прекрасный повод, обвинив, например, во «внутрипартийной борьбе», их самих ликвидировать, что и делал и в 1920-е, и в 1930-е годы.

«Выдохнуть страх» Алексей Николаевич смог только тогда, когда был избран делегатом XIX съезда КПСС. В центральной прессе сообщалось:

«5 октября 1952 г. в Большом зале Кремлевского дворца открылся XIX съезд ВКП(б). В зале заседания — делегаты съезда, а также многочисленные гости, представители трудящихся советской столицы, рабочие, государственные и партийные деятели, представители науки и искусства и представители зарубежных коммунистических и рабочих партий.

Семь часов вечера. Появление на трибуне товарища Сталина и его верных соратников товарищей Молотова, Маленкова, Ворошилова, Булганина, Берия, Кагановича, Хрущева, Андреева, Микояна, Косыгина делегаты встречают долгими аплодисментами»[313].

Алексей Николаевич — последний в перечислении «верных соратников», это — конечно же, последствия «Ленинградского дела». Однако он не вычеркнут из жизни, не вычеркнут из партийной иерархии, и ему предоставляют слово для доклада.

Если отбросить привычные славословия в адрес Сталина, в косыгинской речи останется только обзор состояния дел в легкой промышленности. Построено по стандарту: что было к началу очередной пятилетки, с какими результатами подошли к съезду. Естественно, планы выполнены и перевыполнены. Однако нельзя и без самокритики: «…У нас в этом деле еще имеется много серьезных недостатков, которые мы обязаны устранить».

^{Члены президиума XIX съезда ВКП(б). В первом ряду: И. В. Сталин, Г. М. Маленков, Л. М. Каганович, В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, Н. С. Хрущев, Л. П. Берия, Н. А. Булганин; в последнем ряду: А. И. Микоян, А. Н. Косыгин. 1952. [РГАКФД. Ед. хр. 351818]}

Не обошлось и без сравнения с капиталистическими странами, гневных слов об империализме, американской военщине, росте производства вооружений и сокращении производства гражданской промышленности, сокращении покупательной способности, безработице и иных признаках «загнивания» Запада. Заключительным аккордом — план действий, заключавшийся в «реализации» известного лозунга — «догнать и перегнать»[314].

Доклад Косыгина на XIX съезде по своей полноте, глубине анализа, обобщениям и выводам явно уступал тому, что он готовил к предыдущему XVIII партийному форуму: не видно концептуальных предложений, оценки осторожны, речевые обороты как под копирку. Сохранилась фотография президиума съезда: Косыгин и Микоян сидят в президиуме за Сталиным, вид у того и другого несколько отрешенный…

^{Руководители КПСС и Советского государства в президиуме одного из заседаний. Слева направо в 1-м ряду: А. И. Микоян, А. Н. Косыгин, Л. М. Каганович, И. В. Сталин; во 2-м ряду: Н. С. Хрущев, Л. П. Берия (лицо замазано), М. Г. Маленков, Н. А. Булганин, В. М. Молотов. 1952. [РГАКФД. Ед. хр. 365067]}

XIX съезд компартии закончил свою работу 14 октября. А. Н. Косыгин был переведен из членов в кандидаты в члены Политбюро (Президиума ЦК КПСС). Все эти перемещения — также последствия «Ленинградского дела». Но Алексей Николаевич справедливо полагал, что ему повезло…

…Через пять месяцев после съезда страна неожиданно для самой себя оказалась на пороге новой эпохи: 5 марта 1953 года умер И. В. Сталин.

1945–1953, последние сталинские годы, и экономика: сочетание несочетаемого. С одной стороны, страх, социально-экономические трудности восстановительного периода, «голодные годы», карточная система, дефицит товаров первой необходимости, гонения в научной и творческих сферах. С другой — поиск пути социально-экономического развития страны, который шел в конце 1940-х — начале 1950-х годов, взаимосвязанный с наращиванием темпов производства в те же годы, с демографическим бумом, с первыми нонконформистскими «рывками» в науке, образовании, культуре…

Как это все увязать между собой? Как объяснить?

Нас, конечно, в первую очередь интересует экономика того времени, которая за короткий период времени, 8 лет, пережила по крайней мере «две эпохи» — восстановления и рывка в своем развитии.

Если восстановительный период — единение бескорыстного энтузиазма и непоколебимой убежденности в приоритетности государственного интереса над личностным, то экономический рывок начала 1950-х годов — результат применения мобилизационных методов в экономике, но уже в условиях мирного времени: по сути, страна оставалась «военным лагерем», где каждый человек оставался «винтиком» громадного механизма, но весь экономический потенциал был направлен не на поддержание милитаристской машины, а на восстановление и развитие собственно национального хозяйства…

Особенность этих двух периодов проявлялась в особенностях отечественного менталитета, традиций, веры в бесспорную важность в развитии страны идей и парадигмы патернализма…

Когда к Алексею Николаевичу пришло понимание того, что без реформ — глобальных и всеохватывающих — советская экономика просто «рухнет»?

Ответ однозначен: в самом конце 1950-х — начале 1960-х годов, спустя примерно 10 лет после смерти Сталина, когда пропал страх перед возможным остракизмом, отставкой, арестом, преданием забвению, когда стало понятно, что экономика мобилизационного типа вот-вот затянет страну «на дно», когда Косыгину удалось сравнить советскую модель хозяйствования с западноевропейской, когда он сам себе мог сказать: «надо действовать»…