Долгая ночь Примы Центавра - Дэвид Питер - Страница 28
- Предыдущая
- 28/67
- Следующая
Интерлюдия
Дремотник бодрствовал.
В нем пробудились воля и стремление исполнить свое предназначение.
Процессия приближалась, и Дремотник выбрал выгодную позицию… и ждал.
Скоро, очень скоро цель его существования будет достигнута. Скоро, очень скоро Шеридан будет мертв. Осталось всего несколько мгновений.
Глава 10
Вир сидел в своих апартаментах, устремив взгляд на пустую стену, и спрашивал себя, есть ли у него какие-нибудь причины, чтобы не улетать с Вавилона 5. Он провел бессонную ночь, обдумывая этот вопрос, но сейчас был ничуть не ближе к ответу, чем накануне вечером.
Вир чувствовал, что его таланты на дипломатическом поприще можно оценить в лучшем случае как сомнительные. Но даже будь он величайшим, опытнейшим дипломатом галактики… какой от этого толк, если все вокруг не только не интересуются, но даже избегают контактов с представителем Примы Центавра?
Это ощущение никчемности и бессилия становилось все сильнее и сильнее каждый раз, когда он проходил по станции. Если даже кто-то бросал на него взгляд, то в этом взгляде проглядывало плохо скрываемое беспокойство. Или презрение. Или гнев.
Когда-то давно Вавилон 5 казался Виру пугающим местом. За каждым углом таились секреты, и он переживал из-за собственного бессилия, наблюдая, как Лондо погружается во тьму. В те времена Вир счел бы сумасшедшим любого, кто рискнул предположить, что он еще станет с ностальгией вспоминать эти дни.
Но именно так теперь и обстояли дела. Какой бы сложной не была тогда его жизнь, каким бы ужасным не было это медленное сползание в круговерть войны, и даже убийство, - все это вспоминалось теперь как добрые старые дни. Тогда он, по крайней мере, нравился людям. У него были друзья.
Гарибальди определенно симпатизировал ему и уж во всяком случае никогда не считал Вира угрозой безопасности Вавилона 5. А теперь для Зака Аллана любой центаврианин представлял собой проблему, как представитель расы, которой нельзя доверять, которого нельзя оставлять без присмотра. Любой центавринин считался теперь злодеем, который поспешит воткнуть вам в спину нож, как только вы ослабите бдительность. И даже Гарибальди, в чьи обязанности входило выявлять и нейтрализовывать любые потенциальные проблемы для Межзвездного Альянса в целом, стал относиться к Виру с некоторым подозрением.
Шеридан…
Вир всегда считал Шеридана своим другом. Быть может, с учетом всех обязанностей Шеридана как капитана Вавилона 5, не очень близким, но все-таки другом. Человеком, перед которым Вир мог бы отвести душу. Но, увы, теперь Шеридан не мог позволить себе быть его другом. Это вызвало бы слишком много кривотолков со стороны других участников Альянса. Не то, чтобы Шеридан поддался этим веяниям; будучи сильной личностью, он не мог позволить общественному мнению сбить себя с намеченного пути. Но сам Вир не видел смысла в том, чтобы ставить Шеридана в неловкое положение. Ставки слишком высоки, Альянс слишком важен в долгосрочной перспективе, чтобы рискнуть вызвать недовольство миров - участников по той только причине, что Вир чувствует себя одиноким.
Ленньер… из всех своих прежних знакомых, Вир больше всего скучал по Ленньеру. Когда они оба занимали должности простых атташе на службе у своих уважаемых наставников - дипломатов, они регулярно встречались и изливали друг другу все, что накапливалось на душе. (21) Ленньер, возможно, лучше всех понимал, что доводилось переживать Виру в тот или иной период.
Но Ленньер присоединился к Рейнджерам, по причинам, которые, как вынужден был признать Вир, недоступны его пониманию. Ведь Ленньер был глубоко религиозным мыслителем-пацифистом. Какие дела могли заставить его теперь мотаться по Галактике в качестве вооруженного до зубов воина? Когда Вир высказал Лондо свое недоумение по этому поводу, тот поначалу задумался. Похоже, он перебирал в памяти все, что знал о Ленньере, чтобы придти к каким-нибудь выводам. А затем сказал Виру:
- Есть на Земле очень древняя организация - сильно романтизируемая - из истории которой ты можешь почерпнуть некий ответ на свой вопрос, если только мои подозрения правильны. Почитай о Французском Иностранном Легионе.
Вир так и поступил, но изучение истории Иностранного Легиона нисколько не приблизило его к пониманию Ленньера. На Земле солдаты вступали в эту требовательную, иногда даже жестокую организацию, чтобы забыть о своем прошлом. О прошлом, обычно отмеченным присутствием красивой, но недоступной женщины, из-за которой оказывались разбитыми их сердца… У Вира не возникло абсолютно никаких идей касательно того, каким образом все это можно было бы применить к Ленньеру, так он и сообщил Лондо. Лондо просто пожал плечами и сказал:
- Ну, а я что могу знать о таких вещах? - и никогда больше не говорил на эту тему.
Лондо.
Он скучал по Лондо. Он скучал по привычному порядку вещей. Даже когда этот порядок был плох… тогда Вир хотя бы понимал, что происходит. А теперь - вот он, на посту, который по идее должен был бы дать ему огромную власть и полномочия, а чувствует он себя при этом более запутанным и беспомощным, чем когда бы то ни было прежде. Вот он поговорил с Лондо о загадочном Реме Ланасе и об императоре Крэне, а у него нет ни малейшего представления, какое отношение что-нибудь из этого может хоть к чему-нибудь иметь.
Рем Ланас, бездомный центаврианин, который прячется на нижних уровнях. Он ни разу не упоминался в криминальных архивах, он вообще нигде не упоминался. Мысль о том, чтобы отправиться на нижние уровни, в любых обстоятельствах не показалась бы Виру привлекательной, и он откладывал поиски Рема Ланаса как можно дольше, пытаясь понять, есть ли вообще какие-нибудь разумные доводы, чтобы заняться поисками этой личности. Похоже, у Лондо было мнение, что такие доводы существуют, но, в самом деле, кто теперь мог знать, что творится в голове у Лондо? После восшествия на трон Лондо стал казаться таким странным, таким разорванным изнутри. Уже не в первый раз Вир спросил себя, не произошел ли у Лондо какой-нибудь умственный коллапс. Предположение неприятное, но весьма правдоподобное.
А император Крэн? Какой был смысл обсуждать поступки этого давно умершего правителя?
- Император Крэн, - вслух повторил Вир.
Почему Лондо затеял разговор о нем? Еще раз, какие в точности слова произнес тогда Лондо?
«Иногда нам всем все же удается прийти к единому мнению о том, что правильно, а что ошибка. И мы не хотим, чтобы ошибки повторялись вновь. Ни с нами, ни с кем-либо еще. НИ С КЕМ, Вир. Ты меня понял?»
Так что же случилось с императором Крэном? Вир сообразил, что не помнит эту историю в деталях. Императора убили, и это все, что он помнил. Но таков был конец многих императоров Республики Центавра, так что исходя из одного только этого факта, вряд ли ему удастся чего-нибудь понять.
Вир сел к компьютерному терминалу, и начал просматривать записи по истории Центавра. От всех прочих убитых императоров, таких, как Картажа, Крэн отличался тем, что не был настолько уж плох. У него было доброе сердце, хорошие идеи и решимость попытаться объединить враждующие дома Республики воедино. Его интерес состоял не в том, чтобы обогатиться или возвеличить самого себя, а в том, чтобы улучшить положение дел на всей Приме Центавра.
Бегло пролистнув основные вехи жизни Крэна, Вир приступил к детальному изучению обстоятельств его смерти.
Они были очень глупыми. Потеря, трагическая потеря. Крэн начал терять терпение в переговорах с аристократическими домами Примы Центавра, он чувствовал, что эти дома потеряли контакт с простым народом. Ведь, в конце концов, аристократические дома возглавлялись людьми, занимавшими высокие посты, положение или титул. Относительно небольшая доля населения планеты владела ошеломляюще большой долей богатств и ресурсов. Крэну казалось, что наилучший способ напомнить домам об их обязанностях, это заставить их снизойти до общения с простым народом, и заново «познакомить» народ и аристократию друг с другом.
- Предыдущая
- 28/67
- Следующая