Орлиная гора - Живетьева Инна - Страница 4

Капитаны отправились по делам, разбрелись любопытные. Даже Шурка ушел переживать поражение кумира в одиночестве. Эмитрий задержался, неторопливо застегивая мундир. Темка почесал бровь и спросил:

– Почему ты позволяешь своему капитану так командовать?

Темка ждал – и, честно говоря, надеялся, – что Эмитрий захлопает глазами, состроит непонимающую рожу. Тогда все вернется на свои места, можно будет скривить губы: все равно слабак!

Но княжич Дин закаменел лицом.

Ветер с реки прохладный. К вечеру соберется гроза, небо на горизонте уже потемнело. Интересно, что быстрее: отряд, обремененный телегами и фургонами, или грозовые тучи?

Вспомнилось: рассказывает выписанный из столицы учитель, как рождаются ветра, какие имена принимают, как разносят по королевству тучи и как умирают. В витражное стекло холодный ветер Коолед бросает крупинки снега, точно стучится: пустите, мол, и меня послушать. Потрескивают дрова в камине. Княгиня, как обычно, устроилась в развернутом к огню кресле и тоже слушает, низко склонившись к вышивке. Темка редко видел, чтобы мама сидела просто так, без иголки в пальцах. Кажется, в их родовом замке не осталось ни одной не расшитой тряпицы, кроме мундиров отца и новеньких, еще ненадеванных, княжича. Из-за неплотно прикрытой двери тянет вкусным запахом свежевыпеченной к ужину сдобы. Рассказ учителя интересен, но голос журчит так монотонно, что к исходу второго часа начинают слипаться глаза. Мама укоризненно качает головой, а ведь Темке казалось, что она ничего, кроме вышивания, не видит.

Княжич провел пальцем по расшитому поясу, тронул монограмму. Эх, ну чего он, как девчонка! Еще в крепость не приехали, а уже соскучился по дому. Темка мотнул головой, возвращаясь к вечерним проблемам.

Судя по карте, вблизи ни одной захудалой деревушки, придется ночевать в поле. Темка-то с удовольствием, но женщины с ребятишками… Княжич вытянул шею, пытаясь разглядеть Александера. Неожиданная досада куснула, как осенняя муха: капитан ехал в арьергарде рядом с Эмитрием. Темка сжал коленями бока Деги.

– Да не могли они! – горячился Эмитрий. – В те года Ржавые болота заходили слишком далеко. На лошадях бы они не проехали.

Темка даже удивился: вот уж не ждал от всегда спокойного княжича! Шурка пристроился сбоку, уши развесил, Эмитрию в лицо заглядывает. Того и гляди, с седла сверзится.

– Но князь Павел ждал подкрепление, и из-за этого вовремя не атаковал.

– Думать надо было князю! Какое, к шакалам, там подкрепление?

– А брод?

Эмитрий глянул на Александера с сожалением:

– Весной-то? Калуга разлилась. Паром уничтожили в первый же день, лодки сожгли. Плоты сразу сносило течением.

Темка сообразил наконец: это они про сражение у реки Калуги, на западной границе. Когда-то там было неспокойно.

– Они просто не успевали. Если бы князь Павел понял сразу!

– Откуда ты это знаешь? – не выдержал Темка. Вон как Александер внимательно слушает, ясно, что и капитан не знаком с такими подробностями.

– Читал, спрашивал, – Эмитрий сморщил обгоревший нос. Его бледная кожа, наследие матери-северянки, плохо переносила солнце. – Мне это интересно.

– Так что же, никак-никак не могло подойти подкрепление? – перебил Шурка, ойкнул, виновато глянул на княжича. Но Темка тоже смотрел на Дина-младшего вопросительно.

– Считайте сами: в степи они как на ладони, на западе есть лощина…

Темка и не заметил, как отъехал капитан, как все ближе становились темные, набухающие грозой тучи. До того ли было, когда они вдвоем с Митькой переигрывали сражение у Калуги.

И только когда въехали в небольшой лесок, Темка вынырнул из гущи боя, выдохнул пороховую гарь. Предгрозовой воздух показался вкусен, точно и в самом деле княжич надышался дымом сражения.

– Нужно устраиваться на ночлег, – с сожалением оглянулся Темка. – Давай чуть позже? Все-таки если бы Павел не поставил засаду в той лощине!

Митька кивнул. Он тоже был там, скакал под пулями, пригибаясь к лошадиной гриве, стремясь атаковать с левого фланга. У Шурки затуманились глаза, он нехотя сполз с седла и повел лошадь к семейному фургону. Первые капли дождя ударили по листьям, расплылись пятнами на мундире.

– Митька, но почему твоим отрядом командует капитан? Он же тебя… – Темка хотел сказать: «…и в грош не ставит», но смущенно прикусил язык.

Княжич Дин угрюмо глянул туда, где слышался голос Германа:

– Я обещал.

Дождь стучал по крыше фургона, как надоедливый барабанщик. В углу протекало, и по стене бежал ручеек, собирался в лужицу и утекал между досками. Давно затих лагерь, и даже шагов караульного не слышно. Наверное, забрался под навес из веток, туда, где из последних сил пускает белый дым костерок, и клянет солдатскую судьбу.

Княжич сначала не понимал – ну как можно так гневить Росса-покровителя? Александер же рассмеялся на его негодование. Сказал, что тот же солдат еще будет хвастаться сноровкой и умением, гордо задирать бороду: мол, я не просто мужик, я из гарнизона Торна. Вот кончится дождь, запахнет поутру кашей, и все увидится в другом свете. «Не стоит судить о доброте человека, когда тому попал в сапог камушек, и не надо задирать всех рыжих, если один меднобородый начистил тебе морду», – наставительно сказал капитан. И тут же сбил весь пафос, вспомнив, что именно это услышал он в бытность первогодком, когда его с приятелем притащили к капитану после хмельной драки в трактире.

Темка ухмыльнулся: ну никак он не мог представить серьезного Александера подгулявшим. Усмешка быстро погасла. На самом деле, эти слова вспомнились совсем по другому поводу. Княжич Эмитрий. Не все просто в его отношениях с капитаном Германом. А что Темка сразу начал к соседу шакалий хвост примерять, и вовсе не Митькина вина. Дин-то при чем, если Марик Крох оказался таким индюком. А как все было здорово еще прошлой осенью!

Да, в начале Орешника прошлой осенью.

На следующий день после приезда Крохов Темка открыл глаза, проследил, как луч ползет к углу подоконника – до завтрака еще далеко, и гости наверняка дрыхнут. Ну и шакал с ними. Досада, притупившаяся за ночь, снова шевельнулась в душе крысой.

Княжич решительно облачился в выгоревшую рубаху: камзол он будет гостям демонстрировать, а не Деге. Идти коридорами не хотелось, мама наверняка уже встала. Темка распахнул окно, выбрался на небольшую каменную приступку. Третий этаж, но внизу мощенный булыжниками двор. Прижимаясь лопатками к стене, перебрался к углу дома. Скользнул вниз, уцепился руками за камень. Повисел мгновение и мягко спрыгнул на крышу опоясывающей второй и первый этажи галереи. А здесь по резным столбикам легко спуститься вниз. Главное – не запутаться в плюще и не своротить вазон. Оказавшись на земле, Темка вытер ладони и неторопливо пошел к конюшням.

Тут уже было шумно, и привычные звуки раннего утра перекрывал раскатистый бас старшего конюха – на чью-то голову сыпались громы и молнии. Темка даже заслушался. Ох, умеет Карим ругаться! Страстно, всю душу вкладывает. За лошадьми ходит – как за сыновьями своими не следит, и малейшей провинности работникам не спускает. От загибает!

Княжич свернул за угол и чуть сам не выругался. На тропинке стоял Марк – в камзоле, причесанный – и тоже с интересом слушал конюха. Можно было уйти, пока не заметил, но Темка почесал бровь и решительно шагнул вперед. Все-таки он тут хозяин, а Крох-младший – гость.

– Я думал, вы еще спите. Если хочешь, можем прогуляться.

Марк кивнул, словно и не удивился внезапному появлению княжича.

Дега добродушно ткнулась мордой, выпрашивая лакомство. Темка погладил кобылку, пропустил сквозь пальцы гриву. В предвкушении скачки радостно тренькнуло под ребрами, и даже стало неловко перед Марком: разве гость виноват, что Темка напридумывал себе всякой ерунды? Впрочем, к Орлиной горе все-таки свозит, подумал княжич с веселым азартом. Предки предками, но очень уж интересно, чего стоит сам Маркий Крох. А к солнцу можно и опоздать.