Орлиная гора - Живетьева Инна - Страница 16

– Маркий Крох, я возвращаю тебе оружие твоего рода и прошу вернуть мне нож с Оленем.

Отсвет блеснул на лезвии. Темка показал Лиса, спрятал в ножны и рукоятью вперед подал гостю.

Снова капнул воск. Марк не протянул руку:

– К сожалению, я не могу вернуть твой. Он случайно затерялся.

Родовое оружие?! Темке показалось, что ему дали пощечину. Он разжал пальцы, и нож Кроха упал на каменные плиты между бывшими побратимами.

Тень от свечей послушно легла под ноги, когда Темка развернулся. Но свет за спиной горел недолго: Марик ушел в комнату и бесшумно прикрыл за собой дверь.

Темка с досадой перевернулся на спину. Вот леший! Никак не уснуть! А ведь уже вставать скоро. Нужно уйти до рассвета, чтобы не заметил капитан. А то как пить дать не пустит… Княжич осекся. Свесил голову с кровати, провел языком по потрескавшимся губам. В последние дни появилось много запрещенных слов: пить, вода, река, дождь.

Надо идти. Иначе гарнизон не выживет. Жажда сводит с ума, позавчера напали на караул у запасов воды. Пока трое дубинками загоняли товарищей в угол, четвертый пытался взломать замок. Хорошо, что услышали шум. Караулы увеличили, а чтобы не было сговора, Александер назначает солдат в последние минуты. Шурка старается держаться поближе к отцу, ведь все знают, что ключ от подвала есть только у капитана.

Вспомнилось: залитая солнцем комната. Александер дергает себя за ус и неприязненно смотрит на четверых, стоящих у двери. Один зол, и не скрывает этого; Темка видит, как колыхается в его глазах ненависть. Другой угрюмо отвернулся. Третий просто испуган. А у четвертого – непереносимая тоска в изломе губ; солдату плевать, что с ним будет дальше, главное – не смог добраться до воды. Княжич снова посмотрел на первого. Выяснять, кто зачинщик, не надо. И раньше солдат был строптив без меры, заводила на посиделках, репейник под рубахой для всех деревенских парней. Но не думал Темка, что пойдет он на своих товарищей. Ломает жажда, ох ломает!

– Это – бунт, – заговорил Александер. – Вы знаете, что делают с бунтовщиками.

Ворот мундира сдавил горло. Темка тоже знает: вешают. На что они надеялись?! Или жажда так иссушила мозги?

– Будь моя воля, болтались бы уже на балке. Но вы – люди князя Торна, и решать будет княжич Артемий.

Капитан предупредил Темку, но все равно ослабли колени, а родовой меч неподъемной тяжестью повис на поясе. Княжич постарался сказать твердо:

– До вечера запереть этих троих. Зачинщика в колодки. Вечером – всем кнут.

Расковать пришлось раньше, солдат не выдержал бы по такой жаре. Но больше никакой милости не было. Темка стоял во дворе, когда кнут оставлял на спинах приговоренных багровые отметины, сочившиеся кровью. Раны почти сразу забивались песком, и промыть их не было возможности. Норма – две кружки в день.

Надо идти.

Чернильные пятна так и остались на скатерти с того дня, как пришли Пески. Темка бросил поверх карту, повернулся к капитану:

– Сам же видел: я еле прополз!

– Шурка пройдет.

Темка попытался заглянуть в лицо Александеру, но тот отвернулся к окну. Заходящее солнце резче высветило черты, спрятало в тени глаза. Капитан так и не переоделся, просоленная потом рубаха морщилась на спине. Исчезновение княжича обнаружили утром, и весь день пытались отгрести песок в том проходе. Добраться до засова, отомкнуть железные створки – больше-то некуда было деться Артемию. Но точно какая-то гигантская ладонь все толкала и толкала новые массы, грозя окончательно засыпать ход. К вечеру во дворе выросла внушительная гора, но только и расширили, что капитан смог добраться до решетки. Дальше уже не протиснулся бы и самый худой солдат из гарнизона. Там Александер и встретил княжича. Хриплую ругань капитана Темка услышал издалека. Улыбнулся: победителей не судят! А теперь увяз в дурацком споре.

– Ты еще Лисену предложи, – буркнул княжич. – Это мой гарнизон. И отвечаю за него я!

– Тема, – капитан впервые назвал его так, – это не игры.

– А я, когда клятву королю давал, не играл!

Вскинул упрямо подбородок, тоже демонстративно уставился в окно. На закате песок переплавил цвета, притворился бронзой. Темка подумал, что возвращаться нужно обязательно до того, как начнет опускаться солнце. А то не найдешь тропку, засосет. Как ни бесполезен спор, в одном капитан прав: не дело, когда дорогу знает только один.

– Ты на карте сможешь путь нарисовать? – Александер не поворачивался. Голос у него спокойный, точно про дорогу на ярмарку спрашивает.

– Я Шурке еще и на словах объясню, – хмуро ответил Темка.

– Лучше запиши.

– А что там карта… Все по-другому. Я по солнцу запомнил. И то так… направление.

– Все равно. Хотя, конечно, лучше бы ему с тобой хоть раз сходить.

– Не завтра. Я сам еще плохо ориентируюсь.

Отметки легли на карту. Не так уж далеко, а бродил целый день. Думал, уже все: наступит ночь, явятся мороки из рассказа бабки Феклы. Аж мороз по коже пробрал, в такую-то жару. Ох, спасибо, Олень-покровитель, вывел.

– Можно со стороны Южного Зуба идти, там пески плотнее. Но тогда почти день на дорогу, воды набрать не успею. Может, переночевать там, у источника? – Темка предложил это, стараясь отогнать воспоминания о надтреснутом старческом голосе: «… и придут души погибших».

– Я, конечно, не слишком верю в легенды, но проверять еще и эту – не надо.

– Не веришь? – Темка усмехнулся потрескавшимися губами, зажмурился.

…Радуга над источником виднелась издалека. Среди трехцветных песков – настоящее чудо. Вода такая холодная, что ломило зубы. Темка упал лицом в родник и принялся жадно, взахлеб, глотать. Обожженная солнцем кожа наконец-то перестала зудеть. Княжичу казалось, что у него внутри все ссохлось, как старое дерево, и вода мгновенно проскальзывает в трещинки. Он пил лежа, взрывая руками песок вокруг родника. И только когда пальцы провалились во влажное месиво, испуганно отшатнулся. Родник не копил воду – драгоценная влага растекалась и мгновенно уходила в песок. Темка торопливо отвязал флягу, подставил под струю. Кожаные бока стали холодными, слегка влажными. Но наполняться будет несколько часов, слишком уж слабый ручеек. Слишком слабый.

Темка почесал бровь: в крепости так много людей! Почти полсотни человек, а запасов осталось на несколько дней, не больше. Радуга издевательски переливалась над головой. Обманка – от такого родника не загораются цветные полосы. Княжич упал лицом в мокрый песок. Почудилось – или это кровь шумела в ушах, – кто-то издевательски хмыкнул…

Воспоминания ушли, оставив обманчивый вкус воды на губах. Темка качнул стоявшую на столе кружку: осталось на донышке. Это – перед сном. Чтобы не крутиться в постели, не вставать каждые полчаса и вытряхивать из-под себя песчинки. Хотя на самом деле уснуть мешают не столько они.

Закатное солнце скрылось из виду, Пески скоро из бронзы обернутся серебром. Княжич опустил веки. Глаза болят. Надо что-то придумать, от золотого блеска и ослепнуть можно. Он почесал бровь, открыл глаза и глянул на Александера. Спор окончен, но один вопрос остался без ответа.

– У него – только солдаты, – уронил капитан.

Свечи так и не зажгли, и фигура Александера за противоположным концом стола была почти неразличима. Да, в Южном Зубе только солдаты. И Митька.

– На два гарнизона не хватит. А с их стороны пройти легче. Выставит охрану, и ты больше не возьмешь там ни капли.

Александер не договаривал, княжич чувствовал это. Вон как тянет за ус. Но можно догадаться и самому:

– Он будет убивать, да? – Перед глазами возникло лицо капитана Германа. Да, будет. Но там Митька… Если он еще жив. Ну почему, почему не разглядеть штандарт на башне Южного Зуба!

Капитан чуть шевельнулся. А Темке вдруг вспомнились старые весы на хозяйственном дворе: огромные, на каждую чашу можно положить несколько мешков. Получается, что сейчас на одной – Митька и его гарнизон. А на другой – обитатели Северного Зуба.