Самый лучший комсомолец. Том седьмой (СИ) - Смолин Павел - Страница 7

Спустились в фойе и подошли к сиротливо сидящему на диванчике под присмотром дяди Гены бывшему послу мистеру Уилсону — снят с должности без скандалов, под предлогом плановой ротации, чисто ради порядка: даже королева в той ситуации ничего бы не смогла сделать, но кто-то за Леннона ответить должен. Отказавшись от «почетной» должности посланника в Индонезию, он уволился с государственной службы и приехал повидаться со мной. Очевидная операция Ми-6 короче, но встречу одобрил лично дед, надеясь извлечь выгоду из личных связей мистера Уилсона — у англичан такого уровня их полно.

— Здравствуйте, мистер Уилсон. Извините, что заставил ждать.

Поручкались с экс-послом левыми руками — травма же.

— Не волнуйтесь, мистер Ткачев, у пенсионеров много свободного времени, — немного поюродствовал он. — Мисс Чугункина, вы, как всегда, просто обворожительны, — чмокнул ручку Виталине.

— Спасибо, мистер Уилсон, — поблагодарила она, и мы повели гостя в мой кабинет, по пути встречая старательно не глазеющих на нас сотрудников — часть на перерыв отправляется в пресловутую курилку.

— Живи я в капитализме, я бы очень расстроился потере должности с пятнадцатью тысячами ежемесячного дохода, — поделился я чувствами по пути. — Поэтому сочувствую вам, мистер Уилсон.

— Это очень мило с вашей стороны, мистер Ткачев, — хохотнул он. — Прошу вас — не волнуйтесь, старый добрый Дункан не умрет от голода в грязной канаве.

— И даже наскреб немножко пенсов на билет до Москвы?

— Было не сложно, — продолжил он веселиться. — Мои партнеры с радостью накидали мне полную кружку.

На обстановку кабинета мистер Уилсон немного поморщился и замаскировал реакцию вопросом:

— Так вот, значит, где находится сердце вашего фонда.

— Сердце фонда находится здесь, — поправил я, положив ладонь на грудь. — У нас одиннадцать с половиной минут, мистер Уилсон, если не успеем, вам придется подождать еще полчасика — мы находимся посреди очень важного совещания.

— Я рассчитывал на ресторан, но, раз у вас так плохо с манерами, — пожал он плечами и вытащил из «дипломата» папочку.

Не привычное «дело №», а буржуйскую.

— Ваш контракт с «плохими» немцами заканчивается двадцать второго января, верно? — уточнил он, положив папку на стол.

«Плохие» — это ФРГ.

— Целый пакет контрактов, — кивнул я. — С лейблом и с издательством. Но это касается только будущей интеллектуальной собственности — старой они будут распоряжаться еще четыре года.

— У вас ведь нет недостатка в новинках? — уточнил мистер Уилсон, вынимая из папки листочки.

— Нет, — подтвердил я. — Мы планировали собрать желающих на аукцион — мои проекты доказали свою исключительную коммерческую ценность и заслуживают настолько же исключительных условий.

— О, уверяю вас — такой аукцион будет совершенно бесполезной тратой времени, — заявил он и подвинул мне один из листочков, пояснив. — Сразу по возвращении домой я позволил себе поговорить с некоторыми влиятельными людьми, которые очень заинтересованы в ваших проектах. В частности, я имел удовольствие поужинать с генеральным директором «Pearson Longman», — он многозначительно посмотрел на меня.

— Вроде большое издательство, — улыбнулся я.

— Одно из самых больших, — подтвердил мистер Уилсон. — И, если вы в первую очередь обращаете внимание на размер, — ухмыльнулся. — Вам понравится тот факт, что на ужине присутствовали представители «EMI».

— Меня интересуют только доходы, — пожал я плечами и скользнул взглядом по выданному мне листочку. — И ровно столько же согласны дать уже проверенные в деле немцы.

— Упс! — карикатурно хлопнув себя ладонью по лбу, он сменил листочек на другой.

— Уже лучше, — кивнул я. — Но я бы остановился на варианте с аукционом — кто знает, какие цифры мы получим по его завершению?

— Боюсь, больше вам не сможет предложить никто, — развел он руками. — Потому что с таким распределением доходов, — кивнул на листочек. — Согласятся либо совсем отчаявшиеся «бизнесмены», — последнее слово он щедро сдобрил сарказмом. — Либо надеющиеся сделать себе имя новички-авантюристы. Ни в том, ни в другом случае вы не получите самого главного.

— И что в ваших глазах «самое главное»? — послушно спросил я.

— Главной роскоши производителя интеллектуальной собственности, — ответил он. — Возможности спокойно творить, не отвлекаясь на такие досадные вещи, как, например, банкротство издателя или размещение на обложках ваших книг рекламных блоков с бездарями, за счет которых ваши незадачливые партнеры будут рассчитывать покрыть затраты на вас.

— У нас уже неплохой опыт работы за Занавесом, — развел я руками. — И крайне компетентный штат юристов — мы буквально по одному собирали самых лучших по всей стране. Наши контракты максимально защищают меня от, как вы выразились, «досадных мелочей».

— От банкротства не застрахован никто, — заметил он. — Будь вы гражданином капиталистической страны, в случае разорения партнеров могли бы рассчитывать, например, на типографию, но… — он развел руками. — В вашем случае придется довольствоваться унизительной компенсацией и извинениями.

— А если обанкротитесь вы? — спросил я.

— Невозможно, — отмахнулся мистер Уилсон. — И мы можем себе позволить работать с вами и вашими артистами практически не получая прибыли, просто ради, как у вас говорят, «престижа». Вы — настоящий бриллиант, мистер Ткачев, и работа с вами очень хорошо скажется на имидже «EMI» и «Pearson», позволив договариваться с менее значимыми писателями и музыкантами на чуть более выгодных условиях.

— А какие у вас комиссионные? — спросил я.

— Достаточно хорошие, чтобы я счел нужным прилететь сюда лично, — с улыбкой ответил он и подстраховался. — При всем уважении и любви к Советскому союзу, разумеется.

— Разумеется! — хохотнул я.

— И, разумеется, я не забыл о своем обещании поговорить с вами о Столетней войне, — добавил он.

— Это хорошо, — улыбнулся ему я. — Иначе я мог бы посчитать вас болтуном. Как у вас говорят? «Bigmouth»?

— Такая идиома у нас есть, — одобрил мистер Уилсон. — Но ко мне она не относится — как у вас говорят, «мое слово тверже гороха».

— Ок, — кивнул я, подвинул листочек ближе, вынул из ящика стола печать, подышал, оставил лишенный юридической силы оттиск и нарочито-громко продиктовал сам себе. — Согласен только с этими цифрами, при попытке согласовать другие гоните мистера Уилсона в шею за попытку мошенничества.

— Оскорбительно, — заметил англичанин.

— Мы с вами — добрые приятели, мистер Уилсон, — нагло улыбнулся ему я. — А приятели на такие мелочи не обижаются. Вызвать для вас такси до Министерства культуры?

— Благодарю, но снаружи меня ждет водитель, — убрав листочек в папку, а ту — обратно в дипломат, он поднялся со стула и протянул мне руку. — Вы сделали правильный выбор, мистер Ткачев.

— Надеюсь, — пожал я. — Ну а если нет — никто не помешает нам пересмотреть соглашение через год.

— Будем надеяться, что до этого не дойдет, — выразил он нашу общую точку зрения.

— Буду признателен, если вы прибудете в Хрущевск двенадцатого февраля, — добавил я. — Снимем передачу, и я отдам вам несколько пленок с короткими музыкальными видео — их нужно будет пристроить в телевизор.

— Буду ждать с нетерпением, — соврал он.

— А Советским гражданам было бы очень приятно посмотреть на выпускника Московской консерватории и вашего зятя, — толсто намекнул я.

— Малыш Раду был очень рад предложению посетить Москву и Ленинград с концертами, — ухмыльнулся мистер Уилсон и покинул кабинет.

— Предусмотрительный какой, — поделился я мнением с Виталиной.

— Нашел себе синекуру, — фыркнула она. — Обязанностей часов на тридцать в год, а зарплата явно не меньше, чем в Форин-офис, иначе он бы и не почесался.

— Согласен, — кивнул я. — Бывший глава дипломатической службы хорошую работу всегда найдет, а значит — выбрал лучший из доступных вариантов.