Самый лучший комсомолец. Том седьмой (СИ) - Смолин Павел - Страница 58

— Половцы, печенеги, пленум, Черненко стелет линолеум речи! — громогласно продекламировал я, вызвав хохоток у следующих за мной дядей Димы и Жени.

Следующая пара — Гейдар Алирза оглы Алиев и Антон Ервандович Кочинян. Эти двое чисто землицу застолбили — во дворах кроме хлипких времянок ничего нет, потому что товарищи предпочитают жить в Москве и часто кататься с инспекциями в свои бывшие республики, надеясь подсидеть Джабара Расуловича Расулова, который теперь рулит тамошним округом: он по образованию доктор сельскохозяйственных наук, и ему поручено превратить те благодатные края в сельскохозяйственный рай.

Ну и в самом конце, напротив пока пустого пространства, на берегу пруда расположился дом товарища Цвигуна. Архитектура сперта у Судоплатовых: этаж один, зато какой! Свободный участочек, по словам деда, используется им в качестве легкой мотивации для паучьих игр: Цвигун из КГБ, Андропов тоже — логично, что личные отношения у них хорошие. А вот кому достанется «соразмерный» — этот вопрос волнует весь Кремль. Веселится деда Юра, разделяет и властвует. Мне, дай Красный бог, такой фигней страдать не придется — я своих «политбюрошников» с младых лет взращиваю.

Во дворе Председателя КГБ все было готово для небольшой посиделки: около беседки корпел над мангалом одетый в поварскую униформу товарищ грузинского происхождения, пара дяденек из «девятки» помогала хозяйке — Розе Михайловне, сорокасемилетней симпатичной, слегка утратившей с годами фигуру даме с прической «под Фурцеву» — накрывать на стол.

Роза Михайловна у нас дама не простая, а творческая — под девичьей фамилией, чтобы никто ничего не заподозрил (ха!) время от времени пишет рассказы и повести. Особой художественной ценностью не обладают, но у нас и похуже вещи порой издают — я бы охарактеризовал ее прозу как «еще немного, и могла бы пробиться без блата». Но ничего плохого в этом нет — рассказы и повести у нее созидательные, направленные на формирование характера Советского человека.

— Здравствуйте! — окликнул я ее.

— А, пришел уже! — поставив на стол тарелку с салатом, она с улыбкой помахала рукой в ответ. — Заходи, Сёма вот-вот приехать должен — задержался.

Я прошел через калитку, оставив «Девятку» снаружи — здесь свои найдутся, вон, в домике специальном сидят. Хозяйка усадила меня в беседку, и мы с ней минуты три потрепались о погоде и Первомае, сойдясь на том, что и то, и то нас устраивает.

К дому подкатил кортеж на три «Волги», и из центральной выбрался Семен Кузьмич. С другой стороны машины вышел Высоцкий собственной персоной.

А⁈

Семен Кузьмич, вопреки обыкновению, не улыбался. Владимир Семенович и того хуже — на его лице ясно читалось, что быть здесь он не хочет, и его откровенно прогнули. Кому такое будет приятно? Впрочем, выводы делать пока рано.

— В дом пойду, — заподозрила неладное и многоопытная Роза Михайловна. — Прохладно.

— До свидания, — улыбнулся я ей.

Она ушла в дом одновременно с появлением мужиков во дворе. Поднявшись на ноги, я помахал рукой, и получил в ответ пару кивков. Они подошли к беседке, товарищ Цвигун заявил:

— Сидите, а я переоденусь пойду, — и направился к дому.

Пожав плечами, я опустился на скамейку.

— Твоя махинация? — подозрительно прищурился Высоцкий, усевшись напротив.

— На кой оно мне? — ответил я вопросом на вопрос и подозрительно прищурился сам. — А может ваша?

— А мне на кой? — хмыкнул он, сложил руки на груди и окинул взглядом «поляну», разочарованно поморщившись.

Потому что ничего алкогольного на столе пока нет.

— Получается дедова, — развел я руками. — А на кой ему — не знаю, но догадываюсь. А вы?

— А я — знаю, — фыркнул он.

— Поделитесь?

— Дурачком перед кем попроще прикидывайся, — отмахнулся он.

— Ценит вас дед, уважает, — вздохнул я. — И на меня такое отношение проецирует: подразумевается, что мне обидно, что вы на меня дуетесь.

— Я дуюсь? — охренел от наглости Высоцкий.

— Вы же актер, — развел я руками. — Профессионально деформированы. На Первомае настолько старательно меня не замечали, что это заметили даже те, кто не хотел.

— То же мне физиогномист, — отвернулся Высоцкий.

— А мне на самом деле плевать, — продолжил я. — Я в параллельной реальности существую, специально, чтобы не напрягать никого — у меня свои дела, у творческой тусовочки — свои. Так, по делу иногда пересекаемся. Что ж, если никаких обид нет, предлагаю посидеть вечерок да разбежаться — дед больше влезать не будет, он человек совестливый, и сейчас очень грустит, что вас прогнуть пришлось.

— Меня и не такие прогнуть пытались, — ушел в стадию отрицания Владимир Семенович.

Тут из дома вышел переодевшийся в спортивные штаны, теплую тельняшку и куртку товарищ Цвигун. В руках — две бутылки вискаря, что вызвало легкое оживление Высоцкого.

— Буржуазируемся, — прокомментировал я выбор напитка.

— Сам просил, — хмыкнул Семен Кузьмич.

— А тебе не рано? — подколол меня Высоцкий.

— Х*ево мне, Владимир Семенович, — пока Председатель КГБ сворачивал крышечку, поведал я. — Учительница русского и литературы умерла, Виктория Викторовна. Беременность плохо прошла. А осеменителем мой горе-дядюшка приемный выступил, с которым я ее лично познакомил.

— Ты-то причем? — нацедил чуть-чуть в стаканы Цвигун. — Взрослые люди, сами за себя решать могут.

— Так, — кивнул я, достав из ведра с водой бутылку «Пепси». — Но все равно грустно, — разбавил содержимое своего стакана и брякнул туда пару кубиков льда из ведерка. — Вам намешать? — предложил остальным.

— Давай, а то мне много нельзя, — согласился Семен Кузьмич.

— Я лучше чистого, — отказался Владимир Семенович.

— Помянем хорошую женщину, — огласил я, и мы накатили не чокаясь. — Как там, в Иркутске? — спросил Высоцкого.

— Следишь? — хмуро спросил он.

— Товарищи следят, — покачал я головой. — А я так, подглядываю.

— Что за страна? — завладев бутылкой и налив себе половину стакана, вздохнул Владимир Семенович. — Стукач на стукаче и стукачом погоняет.

— Во Франции-то, понятно, такого нет, — ухмыльнулся я, ощущая победную поступь алкоголя по молодому и нетренированному организму.

— Есть, — неожиданно для меня признал Высоцкий. — Но только по делу, а у нас… — махнул рукой. — За Родину! — предложил тост.

— За Родину! — охотно поддержал я.

— За Родину, — присоединился Цвигун.

Выпили, закусили шашлыком.

— А где проходит грань между «по-делу» и «стукачеством»? — заинтересовался я.

— Когда кто-то ворует — это по делу, — пояснил Высоцкий. — А когда за мной «топтуны» днем и ночью ходят и тебе отчеты шлют — это «стукачество».

— Нет «топтунов», — отмахнулся я. — Мероприятия организовывает Госконцерт, вот они мне графики гастролей и присылают. Все, не только ваши.

— Зачем? — удивился Владимир Семенович.

— Чтобы я свои и Оли Кучер концерты назначал туда и тогда, где народ заскучал, — пояснил я. — Ну и так, из любопытства — статистику собираю, кто ленится, а кто — нет. Ленивых не трогаю, а трудолюбивых в Хрущевск зову, телеконцерты снимать.

— Врешь поди, — отмахнулся Высоцкий.

— Мне, как псу кровавого режима, веры нет, — ухмыльнулся Семен Кузьмич. — Поэтому промолчу.

— Обложили, — вздохнул Владимир Семенович. — За свободу!

— За свободу!

— За свободу.

Мой коктейль закончился, и обосновавшийся «на разливе» Высоцкий бахнул мне те же пол стакана, что и себе. Я был не против, но чистый вискарь пить морально и физически не готов. Разбавляем.

— Ты на Серегу посмотри, Володя, — решил поспорить Цвигун. — Вот его «обложили» — без охраны из дома выйти не может, в подъезде звено автоматчиков бдит. А ты — вон, гитару на плечо, и по Москве ночной бродить.

— Не ощущаю проблем, — поделился я чувствами. — Мое КГБ меня бережет! — неожиданно для самого себя хохотнул.

— Окосел, — прокомментировал Высоцкий. — Только у тебя-то охрана, а у меня — наружка.