Мать и Колыбель (СИ) - "Alexandra Catherine" - Страница 6

— Лорен не был столь многословен в своём повествовании, — улыбнулась одна из гостий.

— К чему эта пёстрая обёртка, когда начинка куда важнее? — усмехнувшись, заметил Лорен, который сидел напротив сестры.

Акме поймала его взгляд и с задорной улыбкой незаметно для остальных пнула его ногой под столом, Столь же незаметно для гостей и так же весело улыбаясь, Лорен показал ей кулак.

После молодёжь затеяла танцы. Все высыпали на задний двор — ухоженный, пестревший яркими клумбами. Те, кто не участвовал в танцах, расположились в большой беседке, продолжая угощаться вином и другими вкусностями. Приглашённым музыкантам же расставили стулья, и они заиграли весёлую мелодию.

Поначалу Акме подумала, что ей придётся танцевать или с Генрихом, который весь вечер не отводил от неё глаз, или с неуклюжим сыном Карла, но перед ней внезапно вырос Селим.

— Простите мне утреннее происшествие, сударыня, — примирительным тоном произнёс он. — Я должен был сказать это сразу.

— Верно, должны были, — Акме улыбалась, внимательно глядя на Селима. — У тех пожилых дам вы попросили прощения сразу. У меня и моей служанки — нет.

— Я не ожидал, что встречу такой ожесточённый натиск со стороны столь юной барышни, — тихо засмеялся мужчина. — Был сбит с толку. Я и не представлял, что вы окажетесь племянницей знаменитого целителя.

— А вы всегда судите по костюму? — неприятно усмехнулась Акме, гордо подняв голову.

— Нет, но сегодня я совершил ошибку. Грубо с моей стороны.

— Весьма, — улыбаясь, ответила девушка.

— Смею надеяться, что вы подарите мне танец.

— Вы обидите других барышень.

— Здесь и без меня достаточно кавалеров. Ваш брат их не обидит.

Что-то странное — не то ледяное, не то раскалённое поднялось из глубины души к горлу. Возмущение? Гнев? Глаза Акме сверкнули. Она была готова свернуть шею всякому, кто неуважительно отзовётся о старшем брате.

— Хорошего вечера, сударь, — спокойно ответила девушка и, не оборачиваясь, покинула несостоявшегося кавалера.

— Тебе не понравился ужин, дядя? — тихо спросила Акме, когда гости разошлись, столы были убраны, хмель растворился в прохладе вечера, а на дом опустилась глубокая тишина.

Девушка сидела на ковре у камина, положив голову дяде на колени, как часто делала в детстве. Бейн молча гладил густые волосы племянницы, невидящим взором уставившись в погибающее пламя камина.

— Ты был печален и хмур, как сейчас. А потом я увидела гнев в твоих глазах.

— Я не желал, чтобы на тебя смотрели, как на дорогую вещь. Сегодня на тебя смотрели именно так. Я злился на себя: устроил смотрины, и вам с Лореном не давали покоя.

— Лучше я вообще не выйду замуж, чем буду жить рука об руку с мужем, которого я едва ли когда-нибудь полюблю.

— Любовь сейчас значит мало, Акме, — горько ответил Бейн. — Но Селим как будто достойный молодой человек. Ты была холодна с ним сегодня. Что ты думаешь?

— Он едва не сшиб меня и Эллиру сегодня утром на улице в Кибельмиде, — призналась Акме. — А извинился только когда узнал, чья я племянница.

— Вот как! — изумился Бейнардий Фронкс. — Почему ты не сказала мне раньше?

— Зачем?.. — задумчиво вздохнула Акме. — Он принёс свои извинения, пусть и запоздалые. Он уедет в свой Карнеолас, и мы едва ли когда-нибудь встретимся.

— Я поговорю с Герином завтра.

— Тебе пора спать, дядя. Завтра нужно быть в больнице.

— Верно, Лорен уже спит. А ты нет. Почему не идёшь?

— Я не пила столько вина, как он, — фыркнула девушка.

— Боюсь, его пристрастие возымеет плохие последствия, — добродушно пробормотал Бейн. — Но его весёлость привлекает женщин.

— Женщины любят его, а он любит вино, — усмехнулась Акме.

— А женщин? Ты проводишь с ним больше свободного времени. Я же вижу его только в больнице. К тому же вы ездили в Брок, где увеселений много больше, чем здесь.

— Он может заниматься полезным и не связанным с целительством делом только тогда, когда вокруг нет весёлых женщин.

— Весёлых — значит раскрепощённых и развязных? — нахмурился Бейн.

— Дядя! — со смехом воскликнула Акме. — У него своя голова на плечах. И неплохая.

— Разумеется, но, главное, чтобы эти весёлые женщины не привели его в неподобающее общество…

Девушка пожелала дяде «спокойной ночи» и решила выйти на улицу, чтобы перед сном вдохнуть свежего весеннего воздуха, наполненного пьянящим благоуханием цветов яблонь и вишен.

Сочетание тьмы и безмолвия всегда накрывали Акме суеверным страхом. В детстве мать рассказывала ей о Царице Ночи, которая днём ткала чёрное полотно, ночью покрывала им мир и украшала россыпью бриллиантов — звёздами. И каждый бриллиант мог похвастаться богатством своей истории. Но девочка всегда боялась темноты. И этот страх, даже почти заглушённый возрастом, остался слабо тлеть в недрах её души.

Уютная и спокойная Кибельмида крепко спала, погребённая под густыми тучами, сквозь пелену которых пробивался бледный свет смеющихся звёзд. С кухни лился тусклый свет, мягко укладываясь на посеребрённую росой траву.

Акме, тихо напевая, взяла кувшин и подошла к колодцу, чтобы набрать холодной воды. Шорох травы и резкий хруст ломающихся веток заставил её замолчать и замедлить шаг. Она пристально поглядела в сторону зарослей, но тьма надёжно укрыла их. Безмолвие вновь вступило в свои права. Однако Акме поторопилась.

«Слишком много шума для кошки или собаки…» — подумала она и сделала шаг назад. Стало не по себе. Треск повторился, ветви деревьев задрожали. Что-то неторопливо подкрадывалось через бурелом к дому.

«Но здесь же нет медведей и волков! — попыталась успокоить себя Акме. — Корова?.. Точно: чья-то корова отбилась от стада!..».

И на свет, тускло лившийся из окон, выступила лапа. Огромная и чёрная, с длинными загнутыми когтями, вонзающимися глубоко в землю и оставляющими за собой глубокие борозды. Кувшин выпал из рук и разбился, налетев на камень. Вместе со второй лапой, такой же огромной и когтистой, показалась морда. Акме никогда не видела ничего подобного ни в жизни, ни в книгах. Глаза чудища были маленькими, круглыми и пронзительно жёлтыми, вместо носа — две огромные дыры. Акме даже не успела что-либо понять, не смогла вскрикнуть от испуга, как страшное существо с раскатистым рыком кинулось к ней.

Что-то оттолкнуло девушку и повалило на землю. Обернувшись, она увидела высокую фигуру в тёмной одежде, которая рубила мечом по толстой косматой шее чудища. Длинный клинок снова взвился в воздух, сверкнул в тусклом свете окон и снова с глухим стуком опустился на зловонную плоть. Существо несколько раз приглушённо всхрапнуло. Акме слышала, как рвётся плоть и трещат кости, как хрипит монстр в последние мгновения своей жизни. Когда голова рухнула на землю, всё затихло.

Вся эта невероятная сцена произошла за несколько секунд. Менее минуты назад Акме стояла у колодца с кувшином, теперь она лежала на земле, отчаянно трясясь и наблюдая за тем, как незнакомец, спасший её от страшной гибели, с обнажённым мечом обходит монстра.

— Не поранилась? — хрипло бросила фигура, закутанная в чёрные одежды.

— Н-нет… — выдавила она.

Чем дольше Акме смотрела на безобразную отрубленную голову зверя и на его огромную чёрную тушу, тем хуже ей становилось.

— Надо убрать урода отсюда. Его кровь отравила растения. Садовник не поймёт, что произошло, но, сударыня, вы должны сохранить произошедшее в тайне.

Акме дико поглядела на него. Всё плыло в тумане страха, а мысли стали сбивчивы. Наталкиваясь друг на друга, они зазвенели и стали посылать ей одни страшные картины за другими. Но всё же она замотала головой, воскликнув:

— А если монстров несколько? Этот убит, но придут другие! Люди должны знать, какая опасность грозит им!

Незнакомец вздохнул и выругался. Он подошёл к ней, помог подняться и усадил на скамью. Акме не разглядела его лица: часть его скрывала тьма позднего вечера, капюшона и маска — тёмная материя, закрывающая всё лицо, кроме глаз и лба. Он тихо сказал: