Зигмунд Фрейд - Феррис Пол - Страница 81

• Предыдущая
• 81/119
• Следующая

Сомнения самого Юнга о сексуальном желании никогда и не пропадали. Но в этот момент ему не нужно было подчеркивать их. В любом случае, он был любимым сыном, которому позволено все — почти все. Адлер же не был на особом положении.

Если теории Фрейда были полетом фантазии и блистательной прозой, психология Адлера больше походила на здравый смысл, а в его изложении звучала еще более банально. Адлер был грубоватым мещанином, далеким от патрицианских манер обоих лидеров движения. Фрейд с бородой, которая десятилетиями подстригалась каждый день, выходил из своих апартаментов — где несколько человек состояло в прислуге — в плаще с меховой оторочкой, держа в руке трость с набалдашником из слоновой кости, покуривая толстую сигару. Карикатура на Адлера — это человек с обвисшими усами и мясистым лицом, который спорит с социалистами в кафе Леопольдштадта, откуда Фрейды с радостью переехали тридцать лет тому назад, и открыто курит дешевый табак.

Теперь для врагов часто использовалось слово «паранойя». Фрейд считал, что причиной этого заболевания являются подавленные гомосексуальные чувства (этот вопрос рассматривается в статье о сумасшедшем судье, Шребере). Он сделал ретроспективный анализ применительно к своему утраченному другу, Вильгельму Флису, и назвал Адлера «маленьким рецидивом Флиса». Он даже признался Юнгу, что его так расстраивает ссора с Адлером, потому что «от этого открываются старые раны дела с Флисом». Внутри он был менее уверенным в себе, чем казался внешне.

Началась «чистка». Для подавления бунта были хороши все средства. Фрейд объявил небольшие ошибки в редактуре номера «Центральблатт» за январь 1911 года, который издавали Адлер и Штекель, психологическими слабостями.

Венское общество в январе и феврале 1911 года провело собрания, на которых обсуждалось дело Адлера. Почти все осудили его. После последнего собрания он снял с себя полномочия президента общества, и Штекель, вице-президент, ушел вместе с ним. Взгляды Адлера, как писал Фрейд Юнгу, были умны, но опасны; его поведение — устойчиво невротическим. Фрейд был провидцем, который никогда не падал на землю — в этом заключался его трюк. Адлер, упрямый и упорный, никогда с земли и не поднимался.

На этих собраниях присутствовал Макс Граф и видел, как властно ведет себя Фрейд. Граф уже считал, что атмосфера на собраниях фрейдистов напоминает «основание религии». Не принадлежащие к движению часто критиковали его за нетерпимость. Например, профессор из Вюрцбурга, Вильгельм Вейгандт, говорил, что последователи Фрейда сравнивают его с Галилеем и отказываются выслушивать какие бы то ни было возражения. Граф, впрочем, был не чужаком, а последователем Фрейда и аналитиком-любителем, отцом маленького Ганса. Его беспокоило, что основатель церкви изгоняет Адлера, которого он уважал. Пришло время, когда Граф перестал «уметь и хотеть подчиняться указаниям Фрейда — с чем он однажды обратился ко мне». И он тоже ушел.

В течение нескольких месяцев Адлер оставался членом венского общества, врагом внутри. Штекель помирился с Фрейдом и на некоторое время вернул себе его расположение. «Второй парень», негодный Адлер, был безнадежным случаем. «[Он] упорствует в молчаливом сопротивлении и плохо скрываемом гневе», — пишет Фрейд Юнгу в мае. «Вынужден признать, что он параноик». Вскоре тот превратился в «ненормальную личность, которую сводят с ума амбиции». В июне враг покинул кружок.

В октябре 1911 года оставшиеся последователи Адлера получили приказ выбрать один из двух лагерей. Всего вместе с Адлером ушли десять членов движения, которые решили образовать свой собственный кружок. Между обеими частями не допускалось контактов. Это имело абсурдные последствия. Год спустя (в ноябре 1912 года), когда Лу Андреас-Саломе «Луиза Андреас-Саломе (1861 -1937), дочь русского генерала, была чрезвычайно умной (а в молодости еще и очень красивой) женщиной с большой известностью. Среди ее интеллектуальных завоеваний (в некоторых случаях физических) оказались Толстой, Стриндберг, Шницлер, Рильке и Ницше. О ней говорили, что мужчина через девять месяцев после начала связи с ней рождает идею. С Фрейдом она вела себя покорно и обожающе.» гостила в Вене и завязала интеллектуальный роман с Фрейдом, она рассказала ему, что Адлер пригласил ее на одно из обсуждений, которые проводились у него по четвергам. Фрейд отметил, что между этими группами нет контакта, и гости венского общества должны выбирать одну или другую. Но в случае этой дамы он великодушно переступил это правило. «У меня и в мыслях не было бы, дорогая леди, навязывать вам такое ограничение». И все же он попросил ее «не упоминать о вашем контакте с нами, когда вы там, и наоборот».

Адлерианцы стали затерянным племенем, дожившим до наших дней в виде школы «индивидуальной психологии», которую фрейдисты провозгласили упрощенной, социалистической и ненаучной. Идеям Адлера повезло несколько больше. Фрейд сам перенял несколько из них, например, предложенный в 1920 году термин «инстинкт смерти» (или «влечение к смерти») произошел от «агрессивного желания» Адлера, придуманного им в 1908 году.

Только специалисты по истории психологии знают эти подробности и придают им значение. Эти яростные противостояния кажутся в наши дни абсолютно не заслуживающими внимания. Ко второй половине двадцатого века еретические идеи Адлера стали частью психоаналитического образа мышления. Половое желание перестали считать ключом к пониманию всего. Но в 1911 году Фрейд мечтал лишь о том, чтобы Адлер оказался в небытии и перестал представлять собой угрозу.

В 1911 году психоаналитик стал героем художественной литературы благодаря немецкому роману «Интеллектуалы» Греты Майзель-Хесс, где изображен доктор с проницательным взглядом и бородкой, которую он любит поглаживать. Этот доктор лечит невротичку, страдающую от подавленных воспоминаний о сексе. После того как она рассказывает ему о своих снах, он вылечивает ее с помощью гипноза и внушения. Американский доаналитический роман 1880 года, «Процесс доктора Гайденхоффа» Эдварда Беллами уже касался этой темы. Как выразился доктор Гайденхофф, «вопрос Макбета „Как исцелить недужное сознанье,/Как выполоть из памяти печаль,/Как письмена тоски стереть в мозгу…“ „Пер. Ю. Корнеева.“ был загадкой для врача шестнадцатого столетия, но врач двадцатого и, возможно, даже девятнадцатого века сможет ответить на него (утвердительно».

К 1911 году Фрейд рассказал миру о психоанализе, но попрежнему презрительно относился к попыткам его популяризации. Это была доктрина для образованных людей. Ни его, ни Юнга не интересовало вульгарное любопытство публики. Когда в следующем году цюрихские газеты развернули кампанию против психоанализа, первым побуждением Юнга было обратиться к юристу и подать в суд на вредителей за клевету (он не смог этого сделать или не захотел). Если «публика» имеет какое-то значение, пусть об этом беспокоятся подчиненные. Ференци писал Фрейду (в августе 1911 года), что, по крайней мере, в венгерской части Австрийской империи «молодежь и интеллектуалы» уже завоеваны, даже если их легко могли переубедить «злобные нападки профессоров». Фрейд никак на это не отреагировал.

Он и Юнг были практикующими психоаналитиками — особенно Фрейд, потому что у него не было богатой жены и источников дохода помимо пациентов, — но, что более важно, они были ведущими теоретиками в своей области. Юнг специализировался на лечении и понимании сумасшествия, по выражению Энтони Сторра, «поиске смысла в кажущейся бессмыслице». Его работа дополняла исследования Фрейдом невроза, и они оба были солидными фигурами движения, занимавшими доминирующее положение. Уход Адлера в 1911 году не поссорил их. Юнг, не терпевший всех венцев, кроме Фрейда, хотел избавиться от него еще больше, чем Фрейд. Двоевластие было эффективно до тех пор, пока у них не возникло разногласий по поводу ранга.

• Предыдущая
• 81/119
• Следующая