Зигмунд Фрейд - Феррис Пол - Страница 58
- Предыдущая
- 58/119
- Следующая
Фрейд объяснил Доре, в чем заключается ее проблема. Всему виной любовь, которую она испытывает к господину Зелленка (бессмысленно это отрицать); эдипова любовь по отношению к отцу, вызванная ею из прошлого, чтобы отец мог защитить ее от последствий любви к господину К.; гомосексуальная любовь к госпоже Зелленка (ключом к этому стали слова о «великолепном белом теле»).
Как все это сложно! Доре приснился горящий дом, отец у кровати, шкатулка с драгоценностями, которую ее мать хотела спасти от пожара. Фрейд нашел во сне связь с ночным недержанием мочи и гениталиями Доры (шкатулка), а также детской мастурбацией, которая и вызвала недержание. За сном скрывалось желание, чтобы отец спас ее от искушения в ситуации с господином Зелленка, как когда-то в детстве он спас ее от мочеиспускания в постель. В основе ее истерии была детская мастурбация, связанная с ночным недержанием, влагалищными выделениями и отвращением к самой себе. Фрейд писал:
Если Дора чувствовала, что не может отдаться любви к [Зелленка], если, в конце концов, она подавляла это чувство вместо того, чтобы подчиниться ему, ее решение зависело в первую очередь от преждевременного сексуального удовольствия и его последствий.
31 декабря 1900 года Дора отказалась от анализа. Она попрощалась с Фрейдом, пожелала ему счастливого Нового года и навсегда покинула его кабинет.
Какие бы секреты он ни раскрыл, он выслушивал то, что она ему говорила. Но, с ее точки зрения, Фрейд тоже был частью подавляющего ее мира мужчин. Он получал деньги от ее отца, чтобы сделать ее более послушной, и мог сказать ей — что он и сделал во время последнего сеанса, когда она уже объявила о том, что прекращает лечение, — что она совершенно серьезно хочет, чтобы Зелленка развелся со своей женой и женился на ней.
Поколения аналитиков считали «Случай истерии» святой правдой. Только саму Дору Фрейду не удалось убедить. Даже тогда Фрейд признавал, что анализ не дал, да и по сути своей не мог дать полных ответов на вопросы. Впрочем, теперь ее история — всего лишь музейный экспонат.
В этой истории есть и неразгаданные тайны самого Фрейда, в частности, его отношение к героине (причем сам он был таким же участником истории, как и она). Позже перенос эмоций и желаний, или «трансфер», между пациентом и аналитиком стали считать взаимным процессом, но сначала придавалось значение только эмоциональной реакции пациента по отношению к аналитику. Фрейд все еще осваивал в то время метод анализа, в котором пациент наделяет аналитика качествами (хорошими и плохими) людей, с которыми у него сложились взаимоотношения до того. Дора, как считал Фрейд, видела в нем сначала отца, а потом Зелленка. Но (как он говорил) он заметил это изменение отношения слишком поздно, чтобы убедить ее не прекращать анализ и не мстить тем самым образу Зелленка в его лице.
Обратная передача — эмоциональное отношение Фрейда к пациентке — в рассказ не входит. Она просто раздражала его, в первую очередь потому, что ушла именно в тот момент, когда он считал (а как же иначе?), что вот-вот вылечит ее. Невозможно выйти необожженным, выразительно пишет он, из борьбы со «злейшими полудикими демонами, населяющими человеческую душу». Но чувства Фрейда по отношению к Доре, вероятно, были не менее сложными, чем ее чувства к нему. Его вопросы касались мельчайших подробностей ее половой жизни, и, хотя этот допрос совершался ради лечения, трудно представить, что мужчина мог изо дня в день говорить об этом с молодой женщиной, по сообщениям, привлекательной и, без сомнения, интересующейся половыми проблемами, и оставаться совершенно равнодушным к неизбежному напряжению между ними.
Фрейд не забывал заранее защищаться от возможной критики по поводу своей откровенности. Он понимал, что многое врачи, «по крайней мере, в этом городе», читают истории болезни, подобные этой, «каким отвратительным это ни кажется», как «roman a clef „Роман о реальных лицах и событиях, изображаемых с некоторыми художественными изменениями (фр.).“, предназначенный для личного удовольствия». Возможно, он имел в виду и истории Крафта-Эбинга, но те были более бесстрастны и сухи, в них не было той полноты и яркости, усиленных художественным даром Фрейда, благодаря которым Дора и окружающие ее люди так реалистичны и чувственны.
В другом месте Фрейд оправдывает свой подход к подобным вопросам, утверждая, что он общался с Дорой «сухо и прямо», о приятном возбуждении не было и речи. Он пишет, что «менее отталкивающие» сексуальные извращения «широко распространены среди всех людей, как известно всем, кроме специалистов, пишущих статьи на эту тему».
Это скорее усиливает подозрение, что Дора интересовала Фрейда как женщина больше, чем он себе в этом признавался. Психоанализ впоследствии стал принимать это явление как должное. В случае Доры постоянно присутствующая сексуальность чувствовалась в рассказе и, возможно, способствовала тому, что девушка увидела во Фрейде еще одного мужчину, усложняющего ей жизнь. Не казалось ли ей, когда она уходила от него, что, несмотря на всю оригинальность и яркость, его захватывающая теория — всего лишь выдумка?
Некоторое время Фрейд поддерживал с ней связь. Больше года спустя, в 1902 году, она побывала у него, чтобы сообщить, что чувствует себя лучше. За это время она повидала госпожу Зелленка и насладилась небольшой местью, сказав ей, что знает о ее романе. В конце 1903 года она вышла замуж за человека на девять лет старше себя, родила ребенка, приняла протестантство и исчезла из поля зрения Фрейда.
Ее брак оказался несчастливым, и она посвятила себя игре в бридж. В 1920-х годах в возрасте сорока лет она обратилась к другому психоаналитику, Феликсу Дейчу, личному врачу Фрейда, и тот услышал от нее горестную историю о мужчинах, сексе и запорах. Кроме того, она вела себя, как решил он, кокетливо. Но Дейч, приближенное лицо Фрейда, знал все нелестные вещи о Доре, причем самым плохим было то, что она демонстративно ушла от Фрейда. В 1957 году он цитировал замечание Фрейда о том, что она была «одной из самых отвратительных истеричек», каких он когда-либо встречал. Эти слова были ее эпитафией до тех пор, пока уже совсем недавно ее не реабилитировали сторонники феминизма и пересмотра теорий Фрейда.
Одна из внучек Фрейда, доктор Софи Фрейд (дочь Мартина, родившаяся в 1924 году, гражданка США), писала в 1993 году языком, который очень удивил бы ее деда, о том, что история Доры — это история «талантливой, умной еврейской женщины среднего класса, которая провела подростковый возраст в дисфункциональной семье в женоненавистнической и антисемитской Вене, под эмоциональным гнетом враждебного окружения, сформировавшего ее жизнь». Хоть какую-то награду она все же получила: другого такого рассказа, как о ней, Фрейд не написал.
К моменту выхода очерка в свет в 1905 году Фрейд начал постепенно определять, какой тип пациентов его интересует. Они должны быть интеллигентными и воспитанными: «Если врачу приходится иметь дело с никудышным характером, он вскоре теряет к нему интерес, который необходим для глубокого проникновения в психическую жизнь пациента». Ненадежные и необразованные люди, «никчемные», не подходили для его лечения. Фрейд подразумевал, что пациент должен быть польщен, если он соглашается его анализировать. Эта процедура не для грубых и глупых людей, не для простого народа, от которого Фрейд отгораживался еще десятки лет до того, когда писал Марте о «толстой шкуре и легкомысленных привычках» толпы на ярмарке.
Своим коллегам из кружка он говорил (в 1906 году), что от невроза практически свободны две группы людей: пролетарии и принцы. После первой мировой войны это стало вызывать сомнения, когда стало ясно, что эти категории просто не обращаются к врачам. Тем не менее психоанализ продолжал оставаться привилегией образованных, цивилизованных и богатых. Уже к 1904 году предполагаемый курс лечения должен был составлять «от шести месяцев до трех лет». Это требует большой решимости и не меньших средств. Операция на мозге стоила дешевле. В отличие от демократичного Альфреда Адлера, который сидел по одну его руку на встречах кружка (а Штекель — по другую), Фрейд не владел лексикой, которую можно было использовать в разговорах с водителями трамваев и дворниками, и счел бы непрактичными попытки ее освоить.
- Предыдущая
- 58/119
- Следующая
