Не проси прощения (СИ) - Шнайдер Анна - Страница 2

Увы, всё это было разрушено до основания, и последний раз Виктор видел Марину много лет назад, в тот день, когда она заканчивала школу, — и то издалека. Впрочем, ситуация с Максом была не лучше. Сын соглашался на встречи крайне редко, не чаще пары раз в год. И то отказывался до последнего, используя любой предлог, чтобы не видеться с отцом.

— К Ришке… — повторил Виктор имя дочери, ощущая, как оно ласковым теплом щекочет губы. И тут же забеспокоился: — А чего ты к ней едешь в субботу с утра пораньше? Что-то случилось?

— Нет, ничего. Всё в порядке.

Максим говорил спокойно, но Горбовский уловил в его голосе какую-то странную напряжённость. Так отвечают, когда есть, что скрывать.

— Макс, я тебя очень прошу, скажи мне правду, — попросил Виктор вежливо. — Я ведь не враг вам обоим. Да и волноваться буду, если ты не скажешь. Она же не обратится ко мне за помощью…

— Пап, Марине не нужна помощь, — оборвал его монолог сын. — Всё у неё в порядке, отлично даже. И вообще у нас у всех всё в порядке. Твоими молитвами, что называется.

Виктор вздохнул. Он привык к подобным подколкам со стороны Максима, который так ничего и не забыл, и не простил, — но всё равно каждый раз становилось тошно и неприятно, словно ему вновь расковыряли едва зажившую рану.

— Макс…

— Хотя ладно, мне не жалко, — в голосе сына неожиданно появились ехидные нотки. — Ришку сегодня выписывают из роддома. Родила она.

А вот теперь уже — удар под дых…

— Родила?..

— Ага.

— К-к-кого? — еле выдавил из себя Виктор. Голова горела, мысли плавились, а в глаза будто бы кислотой плеснули.

— Человека, вестимо, — насмешливо хмыкнул Максим. — Ладно, пап, давай. Не хватало ещё мне из-за тебя в аварию попасть.

И бросил трубку.

2

Виктор

Родила…

Горбовский ошеломлённо сел на пол — ноги не держали.

Родила…

Значит, он теперь дедушка. У него есть внук. Или внучка? Впрочем, какая разница — нет никаких сомнений в том, что он никогда не увидит этого ребёнка. Марина не позволит. Удивительно, как она разрешила Максиму вообще упомянуть о нём… Впрочем, возможно, что и не разрешала, а просто забыла запретить. Беременность, гормоны… Могла и забыть. А вот то, что Марина наверняка попросила не говорить отцу о своём замужестве — это точно. Ну не родила же она без мужа-то? Скорее всего, и зять у Виктора имеется. А он и не в курсе…

Весь день Горбовский проходил как сомнамбула, едва не натыкаясь на стены. От тоски и бессилия хотелось выть, но он знал, что не должен позволять себе подобное. Его дети давно выросли, по двадцать пять лет обоим, и пора бы привыкнуть, что они в нём не нуждаются. Да, пора бы…

Но совесть выла, в очередной раз разбуженная разговором с сыном, и Виктор маялся, не зная, как её угомонить. Он понимал, что разрушил всё собственными руками и происходящее сейчас — только его вина. И сам себе не мог ответить на вопрос, заслуживает ли прощения. Что он сделал хорошего? Ирине и детям — ничего. С того самого дня, как они застали его, любимого отца и мужа, в ювелирном с любовницей, — ничего. Не считать же хорошим справедливый развод и то, что Виктор старался не мозолить глаза ни жене, ни детям. Да, если уж быть честным по отношению к самому себе, то необходимо признаться — ничего хорошего Горбовский не совершил, а вот плохого… да, его было более чем достаточно.

А теперь ещё и сон этот, из-за которого Виктор вновь погрузился в кошмар двенадцатилетней давности. Казалось бы — пора забыть, всё дела давно минувших дней. Но он не мог. Возможно, и забыл бы, если бы в его жизни были хоть какие-то радости, не считая работы. Другая семья, новая жизнь. Но… не сложилось. Ничего не сложилось, и всё, что было по-настоящему дорого, потеряно навсегда. Как тут забудешь?

Виктор налил себе ещё один стакан воды и выпил залпом, как водку, — словно поминал кого-то. Хотя почему же — словно? Поминал. Себя. Никчёмного мужичонку, который ради приступов похоти разрушил свою жизнь. Счастливую жизнь, обожаемую семью. И едва не убил любимую жену.

В комнате пришедшим сообщением пиликнул телефон. Горбовский нахмурился и помотал головой — может, послышалось? Перед тем, как уйти на кухню, он смотрел на экран мобильного и точно помнил, что там светились цифры — три часа ночи. Сейчас, наверное, половина четвёртого. Спам?

Виктор помыл стакан, ополоснул лицо, протёр лысую голову, постоял несколько секунд, склонившись над раковиной, будто бы его тошнило, а потом ушёл обратно в спальню. Взял телефон, поморщился, поняв, что сообщение в мессенджер пришло с неизвестного номера, и хотел даже сразу его удалить… но зачем-то открыл.

И задохнулся.

Сообщение состояло из одной только фотографии. И на ней была улыбающаяся Марина, державшая на руках крошечную маленькую девочку. Голенькую. Новорождённую.

Девочку.

Его внучку.

Виктор сипло вздохнул и почти рухнул на пол, расплакавшись, словно мальчишка.

3

Виктор

Сколько времени он сидел на полу и смотрел на фотографию, улыбаясь сквозь слёзы, Виктор не знал. Наверное, долго, потому что, когда наконец поднялся, спина немилосердно ныла, а задница и вовсе ощущалась как одна большая мозоль. Виктор немного подвигался, поделал упражнения, чтобы разогреть мышцы, а затем вновь открыл присланное сообщение.

Внучка… Её Горбовский видел впервые, но и Марину, считай, тоже. Со времён выпускного вечера, когда Виктор наблюдал за дочерью издалека, сидя в машине, чтобы не портить ей настроение своим видом, прошёл уже миллион лет. У Марины были страницы в социальных сетях, но без личных фотографий. И Максим никогда не присылал ему их, и не показывал.

Виктор помнил Марину вчерашней школьницей — очень юной и тоненькой темноволосой девушкой с серьёзными серо-голубыми глазами. В платье цвета морской волны, с оборками и блёстками. В то время он не имел понятия, ухаживают ли за дочерью молодые люди, но предполагал, что должны — Марина была очень симпатичной.

Теперь же она и вовсе казалась Виктору ослепительно красивой, но уже не девушкой, а женщиной — с большой грудью, явно полной молока, ещё не опавшим до конца животиком, лунообразным лицом с мягкой и радостной улыбкой и глазами, полными искреннего счастья. Счастья матери.

И Виктор, глядя на дочь, изо всех сил взмолился — Господи, только бы муж у Марины не был таким мерзавцем, как он сам. Только бы ценил то, что имеет! Пусть у неё будет хорошая и верная семья.

Горбовский залез в постель, намереваясь всё-таки поспать ещё пару часов до утра, но сон не шёл. И причина была проста: незнакомый номер. Чей он? Кто послал Виктору эту фотографию?

Максим? Вряд ли — тому было бы проще использовать свой аккаунт. Он же прекрасно понимает, что отец никогда в жизни не расскажет, откуда у него эта фотография. Да и кому рассказывать? Марину Виктор не увидит, а больше некому.

Сама Марина? В это было невозможно поверить. Скорее земля и небо поменяются местами, и вместо солнца днём будет светить луна.

Ира?..

Горбовский, минутой ранее спрятавший телефон под подушку, резко и нервно вновь запустил руку туда же и достал мобильник обратно. Загрузил мессенджер, нашёл присланное сообщение и уставился на незнакомый номер в шапке.

Ира… Возможно ли это?

Виктор не представлял. Он последний раз разговаривал с бывшей женой — точнее, тогда она ещё не была бывшей — ещё до случившегося в ювелирном магазине. Двенадцать лет назад. После выписки из больницы общаться с ним Ира не захотела, а он и не настаивал, опасаясь навредить её здоровью. И да, Ира тогдашняя вряд ли сжалилась бы над ним, не стала бы присылать фотографию Марины. Да она и не присылала. Ни одной — ни с выпускного вечера в школе, ни с празднований дня рождения дочери, ни со свадьбы. Виктор ничего этого не видел, словно не существовало у него больше дочки. Его Ришки, его самой любимой девочки, папиного ребёнка, который когда-то с восторгом слушал всё, что рассказывал Виктор. Скорее всего, это было желание самой Марины, но Ира и не стала её разубеждать. Да и как это сделать, если близнецы были уже достаточно взрослыми для того, чтобы самим сделать выводы и принять решение?