Среди Йоркширских холмов - Хэрриот Джеймс - Страница 20

• Предыдущая
• 20/79
• Следующая

— А его машина где?

— Так в ручье и стоит.

— Понятно. Спасибо, что позвонили. Я приеду с мистером Фарноном, и мы ее отгоним.

Зрелище, которое предстало Зигфриду и мне, когда мы подъехали к броду через ручей, остается одним из наиболее ярких воспоминаний о том времени, которое Джон провел у нас. Узкое, зажатое в холмах шоссе ныряло в лощину, и поперек него струился ручей. Маленький «Форд-8» стоял там в воде по оси и явно был покинут в большой спешке: передняя дверца распахнута, а дворники лениво ползают взад-вперед по ветровому стеклу. Джон не потратил ни единой лишней секунды!

К счастью, болезнь Хетер оказалась несерьезной, и наша будничная жизнь потекла обычной чередой: Джон принимал свою долю телят, жеребят, ягнят, холостил стригунов и ежедневно доказывал, что идеально подходит для этой работы, а работа — для него.

Молодая пара сочеталась браком в чудесный летний день и поселилась у Зигфрида на одной половине его дома. Хетер была учительницей и занималась с двумя детьми Зигфрида все время, пока Джон оставался нашим помощником.

Когда же настал неизбежный день и Джон решил, что ему пора работать самостоятельно, это было для нас настоящим ударом. Он переехал в Беверли и открыл там приемную, а я ощущал потерю не только незаменимого помощника, но и друга. Ведь меня с Джоном разделяли какие-то десять лет, и у нас было немало общих увлечений и интересов. Потом, с течением лет, пока у нас появлялись; чтобы затем исчезнуть, очередные «молодые люди», я, конечно, прошел стадии пожилого коллеги, почтенного наставника и, наконец, забавного старикана, но первый наш помощник и я существовали еще в одном измерении, а потому мы с Джоном провели вместе много приятнейших часов.

Скелдейл-Хаус всегда был приютом смеха, и Джон, слава Богу, внес щедрую лепту своего особенного юмора. Как и все мы, он сталкивался с неудачами, давал маху, терпел фиаско и, описывая их, пускал в ход весь свой талант незаурядного имитатора. Его отличали чуткость и полное отсутствие тщеславия, прекрасно сочетавшиеся с волевой натурой.

Но в первую очередь он по-прежнему остается для меня типичнейшим англичанином несколько старомодной закалки — любящим крикет, хранящим незыблемую веру в извечные духовные ценности и благоговеющим перед красотой края, в котором мы работали.

Когда он расстался с нами и открыл собственную практику в Беверли, мы, как и следовало ожидать, в хлопотах текущих дел виделись все реже и реже. Разумеется, бывали особые случаи. Хелен и я имели честь стать крестными родителями Аннетты, старшей дочки Круксов, затем поздравляли их с появлением на свет Джеймса и Элизабет. Иногда нам удавалось отдыхать с Хетер и Джоном в Скарборо, и, естественно, я встречался с Джоном на ветеринарных съездах, однако первая глава осталась в прошлом.

Убеждение, что в нашей профессии он пойдет далеко, побуждало меня ревностно следить за его успехами. Практика его быстро росла, ему пришлось даже взять трех помощников. Незаурядные энергия и организационные способности находили все большее признание, он деятельно участвовал в поднятии престижа нашей профессии и стал одним из ее лидеров. Мои прогнозы оправдались сполна: путь Джона наверх кончился, только когда он достиг вершины. В 1983 году, через тридцать лет после того, как он покинул Дарроуби, его избрали председателем Британской ассоциации ветеринаров.

Я был растроган, когда после столь долгого срока он вспомнил своего первого наставника и попросил меня произнести речь, открывающую церемонию его вступления в должность.

— Годы в Дарроуби были самыми счастливыми в нашей с Хетер жизни, — сказал он. — И я очень прошу вас дать согласие.

Вот так. Когда настал знаменательный день, я сидел в конференц-зале Ланкастерского университета среди сотен ветеринаров, съехавшихся со всего мира. Присутствовали все светила: куда ни глянь — именитые знаменитости. Но, разделавшись со своей речью и созерцая августейшее общество на эстраде, я испытывал невыразимое удовольствие от мысли, что самый важный среди них — «молодой человек» из Дарроуби, сидящий в центре.

А церемония продолжалась заведенным порядком: выпрямившись во весь рост, Джон принимал президентские регалии. Секретарь ассоциации помог ему облачиться в великолепную черную мантию с отделкой из зеленого муара. Затем его предшественник возложил ему на шею цепь с символом должности. Цепь застегнули на спине, и мне отчего-то представилось, как фермер сзади завязывает тесемки халата на ветеринаре, вызванном к телящейся корове. Видимо, такая же ассоциация возникла и у Джона. В этот торжественный момент он вдруг сказал:

— Будьте добры, ведро горячей воды, мыло и полотенце!

Зал взорвался хохотом. Кто из нас не произносил сотни раз эти самые слова?

Наконец Джон в полном облачении повернулся к собранию. С тех давних дней в Дарроуби он стал массивнее, шевелюра отливала серебром, и впечатление было самое внушительное. Я взглянул в зал на сидящих в первом ряду Хетер и всех их детей. Они сияли гордостью. На коленях у Джеймса я увидел Эмили, первую внучку, и подумал: «Как летят годы!». Ну что же, «молодым человеком» Джон уже не был, зато он был знаменитым и счастливым человеком.

В своей речи я пытался обрисовать уникальную способность Джона благотворно влиять на людей и, ища наиболее верные слова, перефразировал рекламу портера. Он добирается, сказал я, куда другие ветеринары доступа не находят.

Я смотрел на продолжающуюся церемонию, а перед моим мысленным взором встала полузабытая картина: затерянное в холмах пустынное шоссе, застрявший в ручье автомобиль, открытая дверца, пощелкивающие дворники. Мне почудилось в ней что-то символическое. Ведь она же воплотила две особенности Джона, которые помогли ему достичь профессиональных вершин: преданную любовь к жене и умение принимать мгновенные решения.

— Дом этот, мистер Хэрриот, для женщины — сущий убийца.

Фермер, которого я проводил до входной двери, остановился, глядя, как Хелен трет ступеньки крыльца. Его слова поразили меня, точно удар грома: он без обиняков произнес вслух то, что давно меня грызло.

— Угу, — заговорил он снова. — Дом, конечно, старинный, красивый, но для женщины он — убийца.

И в эту минуту я принял решение так или иначе вызволить Хелен из Скелдейл-Хауса. Мы любили старый дом, но в нем было слишком много минусов для молодых супругов со скромным достатком. Изящество, гармоничность, бесспорно счастливая атмосфера сочетались с непомерной обширностью, а в холодную погоду он превращался в ледник.

Я поглядел на обвитый плющом фасад, на окна спальни, а потом на окна следующего этажа, где в начале нашей семейной жизни мы обитали в однокомнатной квартирке. Имелся еще один этаж, если посчитать и каморки под черепичной крышей. Там сохранился большой колокольчик, пружиной соединявшийся с сонеткой, — с его помощью в первые годы нашего века на первый этаж призывали горничную.

У старого врача, владевшего домом до нас, было шестеро слуг, включая экономку, но Хелен держала его в порядке с помощью только чреды мимолетных девушек, которым быстро приедались тяжелый труд и невообразимые неудобства дома.

Прежде чем вернуться в приемную, я снова посмотрел на сгорбленную спину и снующие руки моей жены. Безумие какое-то! На языке у меня вертелись слова; «Пожалуйста, оставь!». Но я их не произнес. Что толку? Я снова и снова пытался ее останавливать и лишь напрасно терял время. Так уж она была создана. Прирожденная домашняя хозяйка, она просто не могла сложить руки и признать свое поражение. Она твердо решила содержать дом в идеальной чистоте внутри и снаружи.

Это угнетало и злило меня. Я женился на красивой, умной, душевной девушке и всем сердцем желал, чтобы она была добрее к себе и хоть когда-нибудь отдыхала. В первые дни брака я мольбами, а иногда и бурными сценами, которые у меня не очень-то получались, пытался заставить ее не надрываться, но с тем же успехом я мог убеждать каменную стену — Хелен упрямо продолжала наводить порядок. И еще готовка. Я не встречал никого, кто умел бы творить подобные кулинарные чудеса, и как истинный любитель поесть я благославлял свою удачу и все же лихорадочно желал, чтобы она меньше времени проводила у плиты. Однако, когда вопреки моим настояниям она продолжала поступать по-своему, я утешался мыслью, что слышу, как она поет, атакуя комнаты пылесосом и тряпками. Вот и сейчас, оттирая проклятую ступеньку, она что-то тихонько мурлыкала.

• Предыдущая
• 20/79
• Следующая