Убиться веником, ваше высочество! (СИ) - Брэйн Даниэль - Страница 18

Я захлебнулась слюной, хотя догадывалась — то, что я принимаю за еду, ей не является: благовония, дары, медовые свечи. Торжество момента зашкаливало, особо чувствительные дамы исходили слезами, видя, как невеста ступает под своды церкви под слаженное песнопение. Все ощущали собственное ничтожество, особенно я; хотя то, что в храм вошла не я, а Лили, то есть маркиза де Фрели, было в общем-то стечением обстоятельств, тем, что я просто-напросто не умела себя держать. Те, кто пришел взирать на очередную невесту, должны быть убеждены, что созерцают ее высочество — и ни малейшего зерна сомнения, ни тем более явной уверенности.

Монашка закрыла дверь, оставив меня в разочаровании. Лили пройдет храм, выйдет к экипажу, туда же нужно попасть и нам, причем, как я понимаю, до того, как карету подадут к воротам церкви, иначе куда мы побежим перед всеми собравшимися такой толпой — я, служанка и два монаха, подвиньтесь, ваше высочество, вы тут не одна.

Я положилась на слаженность действий организаторов.

Нас передали сестре Клотильде. Я приготовилась к вопросам — их не последовало. Нас провели к обитой железом двери, вытолкали в рассвет, едва угадывавшийся на черном небе, и я, с трудом справляясь с юбками, залезла в карету и устроилась в уголке. Кости таза намекнули, что легко мне в пути не будет.

Как только закрылась дверь, малышка бросилась Эрме на шею. Я посчитала, что все было не напрасно.

— Где ваши родители? — вырвалось у меня.

— Кто знает? — Эрме посмотрел на меня поверх макушки сестренки. — Нас продали господину Джироламо, когда мне было всего десять лет, а Марибель только-только научилась ходить. Мать была сильно больна и уже умирала… думаю, ее давно уже нет в живых.

— Прости, — смутилась я. — Моя мать… тоже умерла, когда я была ребенком. Я почти не помню ее.

Даже не соврала.

— Поменьше болтайте, — негромко предупредил Жано, и мы замолчали, Марибель вернулась на место рядом с Жано и благонравно сложила ручки на коленях. Я не выдержала:

— Сколько тебе лет, Марибель?

— Одиннадцать.

Бедная кроха… Пока карета не тронулась, я встала, жестом попросила Жано пересесть рядом с Эрме, сама села к Марибель и шепнула ей на ухо:

— Не бойся. Я не дам тебя никому в обиду, — и осторожно стиснула ее ручку. Все что угодно я могла принять, только не муки ребенка, особенно если учесть, что я сделала час назад… или не сделала, не продумала каждый шаг. Марибель и Жано спасло чудо. — Как вы удрали из комнаты, зачем?

— Мы и не удирали. Нашли сундук с монашеской одеждой, — губы Жано дрогнули в усмешке. — Сестры удивились, увидев нас, но ничего нам не сказали — у нас обет.

Значит, это Жано ходил по комнате со свечкой. Иногда то, что кажется страшным, таким не является, но бывает и наоборот. Как сейчас — мы почти у цели, мы в безопасности, и именно в это блаженное время можно случайно попасться, расслабившись. Или Лили во время шествия потеряет свою накидку и все увидят ошейник.

— Пока будем ехать, попробуем снять ошейники, — вспомнила я. — Не знаю как, но надо что-то придумать.

Эрме кивнул, но я не успела спросить, почему он не спорит, и если у него появились идеи, то почему он не попытался снять ошейник хотя бы с сестры — карета тронулась.

Мы неспешно выбрались из переулочка на площадь, и двери храма были распахнуты, потому что сквозь занавески я увидела свет и отчетливо услышала громкое пение. За эти несколько метров я уверилась окончательно, что путешествие приятным не будет — своим тощим задом я пересчитала каждый булыжник на вымощенной мостовой. Экипаж остановился, минут десять были возня, вспышки и выкрики — я осторожно отодвинула занавеску и рассмотрела бледную в свете факелов Лили, безмолвную толпу на площади, празднично одетых монахов, кардинала со свитой и веселящихся певчих. Потом ее высочество запихнули в карету, которая стояла аккурат перед нами, и оба экипажа тронулись.

— Нас проклинают? — уточнила я, пытаясь разобрать, что за крики начали доноситься из толпы.

— Ты никогда не была в храме? — ухмыльнулся Жано. — Для Комстейна ее высочество уже жена иностранного принца. На свадьбах всегда выкрикивают проклятия, это приносит счастье.

Интересный обычай, но ведь у нас тоже желают кому-нибудь провалиться, надеясь, что повезет. Миры разные, предрассудки одни. Люди, впрочем, тоже везде одинаковые.

Расспросить я хотела о многом, из-за цоканья копыт и скрипа экипажа нас никто не мог подслушать, но пришлось сосредоточиться на физических ощущениях. Карета была без рессор, колеса считали все неровности по дороге, и я мало того что едва не прикусила до крови щеку, так еще и вынуждена была хвататься за сиденье, чтобы не съехать с него, и время от времени делать попытки сменить позу: дольше пары минут сидеть на жесткой скамье не получалось, тело мгновенно деревенело, начинало дико болеть, а когда я переваливалась на другой бок, все пронзало иголками, словно я пробыла скрюченной четверть часа.

Сколько ехать до Астри? Я точно не доживу.

За окном рассветало. Решив отвлечься от пыток, на которые я сама подписалась — но знала бы я! — я отдернула занавеску и стала глазеть на улицу. Экипаж тащился по городу — распахивались окна, плескались из ночных горшков подтверждения тому, что здесь живут люди, торговцы торопились открыть лавки, шла куда-то перемазанная в крови утомленная повитуха. Я понадеялась, что ее ночные бдения оказались не напрасными.

Бедный город или богатый? На картинках все было не так, на картинках все было проще. Будто кто-то нарисовал инфографику для потомков, а наяву… узкие улицы, серые дома, первый этаж каменный, второй — деревянный, но были и полностью каменные строения — владельцы этих домов богаче? На некоторых зданиях сохранились четкие следы бушевавшего когда-то пожара, но куда больше было свежих вонючих потеков на стенах… Дерьмо. Какое дерьмо. Сколько дерьма.

Мы свернули на площадь, и я убедилась, что едут не две, а четыре кареты, а на площади к нам присоединился обоз. Нас сопровождали всего несколько конных стражников, и двое остались на площади, свернув королевские стяги. Охраны становится меньше, а объектов для нападения — больше, и то, что меньше стражи, хорошо для беглецов, а для принцесс? Для меня?

А так ли мне самой нужно в Астри?

Солнце поднималось над крышами и слепило глаза. Я вернулась на место, неожиданно нашла удобную позу, упершись ногами в противоположное сиденье, и задумалась. Так ли мне нужно в Астри или я могу попробовать по дороге удрать? Дело ведь уже наполовину сделано, одной девицей больше, одной меньше, никто и не заметит, если что, вернутся за новой партией обреченных. Лили… взрослая девочка, разберется сама, Эрме и Жано тоже, а Марибель — главное, снять с нее ошейник, так?

— Ошейники, — пробормотала я. — Чем раньше вы это сделаете, тем проще будет маскироваться.

— Не сейчас, — коротко мотнул головой Эрме, и я не стала настаивать.

Спустя один превращенный в отбивную мой зад мы покинули город. Изменилась тряска — она стала реже, но теперь нас высоко подкидывало на каждой колдобине, а вся дорога, казалось, состояла сплошь из них. Увеличили скорость лошади — напрасно, экипажи не только подпрыгивали, но и раскачивались, и напоминало это сильную турбулентность. И перестало наконец вонять вездесущим дерьмом — под занавеску пробирались запахи разнотравья и соли. Море, поля, может, впереди будут горы.

Может, впереди будет иная, лучшая жизнь — какая наивность.

Малышка Марибель свернулась комочком и заснула у меня на коленях. Я не представляла, как она может спать на жестком сиденье, на костлявой мне, при такой невыносимой тряске, но подумала, что у нее выдалась первая за все время побега возможность уснуть, не опасаясь ничего и никого — хотя бы не вздрагивать от каждого шороха или чужих шагов. Я хотела спросить, сколько дней они уже в бегах, но Жано многозначительно прижал палец к губам и кивнул на окно. Я пожала плечами — на мой взгляд карета грохотала от всей души, и вряд ли кто-то мог нас услышать, но Жано приподнял край занавески. Рядом с каретой, совсем рядом, так, что легко мог в любой момент заглянуть в окно, ехал стражник, и он заметил, что шторка дернулась, настороженно обернулся к нам. Я перехватила руку Жано, рванула занавеску повыше и капризно объявила: