Стажер нелегальной разведки - Шарапов Валерий - Страница 4

– Как же так получается, пока другие исполняют свой долг на совхозных полях, живут в бараках с койками в два яруса, работают в холоде и в грязи за копейки, ты, Свиридов, длинный рубль заколачиваешь. – «Напрягся. Руки сжал, но не сцепил, значит, будет защищаться. Надо добавить». – Где твоя комсомольская совесть, ответь мне.

– Я тоже работал. Мы там от восхода до заката связь тянули. И в дождь, и в грязь.

«В конфликтной ситуации не теряется. Реакция на психологическое давление – осознанный отпор. На эмоции не переходит, чтобы не обострять ситуацию. Пощупаем твой предел».

– А вот это, Павел, большой вопрос, где ты был. Справка из райкома-то липовая.

– Как липовая? – удивился юноша.

– А так. Как фамилия секретаря райкома, который якобы ее подписал?

Повисла пауза. Павел никак не мог вспомнить фамилию.

– Не знаешь. – Резко хлопнул по столу проректор. – Это раз. На документе нет регистрационного номера и даты выдачи. Это два. А в-третьих, я туда звонил. «Хотел позвонить, – поправился про себя проректор. – Молодец, не раскисает. Шея набычена, подался вперед, глаза не бегают. Значит, готовится к ответу, не сдается. Суеты в движениях нет. Интересно».

– Я… там… был, – четко разделяя каждое слово, заявил юноша.

«Что это он заулыбался? Да и напряжение ушло. Значит, что-то придумал».

– Виктор Леонидович, вы читали «Как закалялась сталь» Николая Островского?

– Конечно. Даже фильм смотрел.

– Вот и мы, как корчагинцы, думали не о себе, а о людях, – начал с воодушевлением студент. – Когда мы закончили свой объект, приехали к нам главный инженер ПМК и тот самый первый секретарь, кстати Перевалов его фамилия. И говорят: «Ребята, выручайте. Есть у нас в районе отдаленная деревня, с ней нет ни связи, ни приличной дороги. Только один телефон у председателя колхоза. Да и тот постоянно ломается. А если нет связи, то, считай, и советской власти нет. Кто заболеет – врача не вызвать. Бандиты нападут – подмога не подойдет». Представляете? – студент-«прогульщик» для вдохновения даже стал помогать себе руками.

«Хороший ход. Грамотно уводит тему», – оценил проректор.

– Мы говорим: «Нам учиться надо, пошлите других». А они нам: «Нет других. Вся надежда только на вас. Скоро дожди зарядят и – каюк. Дотяните кабель хотя бы до фельдшерского пункта, до милиции и до дома ветерана Гражданской и Отечественной войны. Спасите деревню».

«Молодец. Как вывернул. Глаза блестят, включил жестикуляцию. Прямо артист. Ладно, пусть доиграет».

– Мы рассчитывали недели за две справиться. Стали траншею под кабель копать, а там скальный грунт. Его можно только ломом или киркой.

– Постой, – попытался остудить разбушевавшуюся фантазию оперативник. – Откуда в том районе скальный грунт? Там кругом супесь и глинозем.

– Вот и мы так предполагали, а там в одном месте скала. Обойти ее нет возможности. Мы руки до кровавых мозолей стерли. Долбили с утра до вечера.

– Так надо было взрывом попробовать. Ты же можешь взрывчатку приготовить? Ты же химик.

Это была явная провокация, но студент был увлечен «лепкой» легенды.

– Вы бы видели их сельпо! Там кроме макарон и томатной пасты ничего нет.

«Значит, знаешь кое-какой рецепт», – сделал зарубку в памяти оперативник.

– А тут дожди начались. Деньги кончились с аванса, пришлось поголодать. Но кабель мы дотянули, спасли сельчан. Поэтому и слегка задержались, товарищ проректор. Мы же комсомольцы и не могли бросить наших советских граждан на произвол судьбы.

Павел перевел дух. Он был доволен собой, он вывернулся.

«Ну что же, в трудной ситуации не теряется, быстро ориентируется, находит контраргументы. Теперь попробуем тебя, как говорится, на вшивость».

– Это, конечно, все правильно ты говоришь, Свиридов. Только прогул есть нарушение учебной дисциплины…

– Так занятия же еще не начались.

– Не перебивай меня, – жестко одернул Виктор Леонидович. – Есть служебная записка, мы должны наказать виновника. Ответь мне, кто инициатор прогулов? Ты или Подкидышев?

Повисла тяжелая пауза. Павел отвел глаза, опустил голову и сцепил руки.

– Я повторяю свой вопрос: кто зачинщик прогулов? – в голосе проректора зазвенел металл. Он буквально наседал на проштрафившегося студента.

– Никто. Мы все так решили, – глухо заявил юноша.

«Хорошо. Он в ступоре. Надо подсказать».

Виктор Леонидович встал со своего кресла и пересел напротив.

– Пойми, Свиридов, Подкидышев командир, ты комиссар. Кто-то должен понести наказание. Александр с физфака, пишет диплом у декана факультета. А тот – близкий приятель ректора и Сашку отмажет. Влепят строгий выговор, но ему все равно по распределению идти инженером на завод. А твой декан такого веса не имеет, могут и отчислить. У тебя после защиты диплома какой выбор будет на государственной комиссии по распределению? – голос оперативника звучал ровно, успокаивающе, даже с сочувствием. – Либо учителем в школу, либо лаборантом на химкомбинат, а можно и в аспирантуру попытаться поступить. Ты бы куда хотел?

– Думал в аспирантуру попробовать поступить, – неохотно ответил Свиридов. Он понял, куда клонит собеседник. Назови он сейчас Сашку, и считай – вывернулся, а упрешься – на три года загремишь в сельскую школу учителем химии или действительно лаборантом на химкомбинат, где половина работающих – заключенные.

– Ты только скажи кто, – задушевно продолжал проректор. – Я в докладной укажу, а ее только ректор и увидит. Так что никто из твоих пацанов ничего знать не будет. Кто, Свиридов? Просто назови фамилию.

Через несколько тяжких минут проректор увидел, как Павел медленно расправил плечи, сел ровно и, глядя прямо в глаза, проговорил:

– Я вам уже все сказал. Решение принимали вместе. Каждый подписал договор. – Было видно, что он принял окончательное решение и от него не откажется.

– Нет так нет, – неожиданно легко согласился Виктор Леонидович. – В служебной записке напишу, что провел воспитательную беседу, ты все осознал, раскаиваешься и обещаешь исправиться. Обещаешь, Свиридов?

Проректор подписал «бегунок» – проект распоряжения, но листок Павлу не отдал.

– Теперь главное, для чего я тебя вызвал, – совершенно другим тоном произнес хозяин кабинета. Юноша опешил:

– Как главное? Значит, не из-за прогулов?

– Я представляю здесь Комитет государственной безопасности. Неужели ты правда думаешь, что мы занимаемся такой мелочью, как прогулы занятий?

– Нет, конечно… – Было видно, что молодой человек лихорадочно пытается сообразить, где он перешел дорогу государственной безопасности.

– Кстати, как ты вообще относишься к спецслужбам – КГБ, НКВД, ЧК, репрессии, тридцать седьмой год, ежовщина, бериевщина? – Взгляд оперативного работника был строг и требователен.

– Мне трудно оценивать. Это было другое время. Я могу судить только по книгам, статьям, чьим-то рассказам. А это вещи субъективные.

– Между прочим, это твои ровесники в тридцатые годы принимали решение, кого карать, кого миловать. В главном ты прав: прежде чем принять ответственное решение, надо собрать объективную информацию. Именно для этого существует Комитет. Мы не караем, мы собираем и анализируем. В этом нам помогают люди. Простые люди, такие как ты.

Взгляд проректора по режиму буквально давил юношу. Его слова как бусинки нанизывались на нитку разговора. Понятно, что он плетет какой-то свой узор, но какой? Этого Павел пока разгадать не мог. Поэтому он молчал. А молчание, как известно, означает согласие. Согласие не только со словами, но и на продолжение этой щекотливой беседы.

– Ты знаешь Анжелику Яненскую? – перешел к конкретике собеседник.

– Анжелу? – Вот уж про кого, а про эту свою однокурсницу вопроса молодой человек никак не ожидал.

– Она подала документы в ОВИР с просьбой о выдаче заграничного паспорта. Хочет посетить двоюродную тетю в далекой Австралии. Ты об этом знаешь?

– Так весь курс в курсе, – невольно скаламбурил юноша. – Если не весь факультет. Ладно я с родителями был в соцстране, в ГДР, а тут – Австралия. Океан, кенгуру, аборигены, бумеранги. Она такая болтушка!