Страсти по Софии - де ля Фер Клод - Страница 2

• Предыдущая
• 2/32
• Следующая

— Или в лес… — закончила я за него.

— Если захочешь, в конце концов… — кивнул Лесной царь.

Тогда я задала главный вопрос, из-за которого я, собственно, и приперлась сюда:

— А дите? Которое я ношу под сердцем?

Губы Лесного царя раздвинулись в ласковой улыбке:

— Ребенок дива из Зазеркалья? — спросил голос. — Зачем тебе он?

— Див спас меня, — ответила я. — Точнее, спасло отражение отца. Но див помог ему. И мне. Я обещала ему ребенка.

— Ты умеешь быть благодарной, — заметил Лесной царь. — Редкое качество, — и объявил. — Дите, живущее у тебя в чреве, выносит в себе другая женщина. Хотя бы вот она… — указал рукой в сторону дриады платана, к соску которой все-таки добралось привидение Повелителя ста драконов. — Я возьму из тебя твой плод и помещу в ее чрево. А когда она родит, я велю отдать дитя диву. Пусть он сам занимается своим чадом. Так ты сдержишь данное ему слово и сумеешь исполнить свой долг.

— Долг? — удивилась я. — Перед кем?

— Узнаешь сама, — улыбнулся Лесной царь. — Ты должна родить девочку, которая станет настоящей героиней и подвигами своими превзойдет тебя, став известной в веках.

— Кто может знать подобное? — еще больше удивилась я. — Будущее для всех смертных и бессмертных покрыто мраком. Так мне говорил отец.

Да… — кивнул Лесной царь и, перестав звучать в моей голове, открыл рот и заговорил. — Будущего знать нельзя. Но его можно предвидеть. В прошлой жизни ты рожала одних сыновей — и все они оказались слабыми, никчемными людишками, не достойными своей великой матери. После того, как ты побывала в Зазеркалье и омыла свое лоно семенем дива, ты изменилась так, что отныне сможешь рожать только девочек. Мальчиков было несколько, поэтому девочку родишь лишь одну. И когда ты ее вырастишь, вдохнешь в нее свое мужество и силу, ты умрешь…

Слова эти не испугали меня. Видеть смерть в лицо я давно привыкла. А Лесной царь продолжил:

— Это предопределено. Но каким образом это произойдет, не ведает никто.

— Даже ты?

— И я, — кивнул Лесной царь. — Я могу только предсказать судьбу и дать имя твоей будущей дочери.

— Дай! — потребовала я. Не попросила, а именно потребовала, ибо почувствовала в это мгновение свою власть над ним.

И тогда Лесной царь сказал громко и отчетливо, так, что исчезла стеклянная реторта вокруг нас и голос его прозвучал на весь лес, при этом словно впечатавшись в мою голову:

— АНЖЕЛИКА!

— Анжелика! — пела я, идя из леса с котомкой на плече, в которой уместились все 618 привидений замка Аламанти, убежавших от Пожирателя в лес, а потом решивших вернуться со мной в родные пенаты. — Назову свою дочь Анжеликой! — продолжала орать от избытка чувств, выйдя в поле. — У меня будет дочка! Самая настоящая девчонка! Лучшая в мире!

Сумка с привидениями совсем ничего не весила, нести ее было легко — и главное, что от меня требовалось, это держать ее на левом плече, прикрывая ее всем телом от лучей заходящего справа от меня солнца. Светило медленно опускалось за гребни тянущихся вдоль горизонта за полями холмов, поросших мелкими перелесками и прорезанных полосами колей. Солнце было большое, ярко-красное, колышащееся в жарком мареве не синего, а лазурного сейчас неба. Солнце словно показывало мне направление, куда в скором времени мне следует направиться — во Францию, в страну, где меня любили многие, где любила многих я сама, где пережила я много приключений, без которых, как утверждает Лесной царь, не бывает у человека настоящей молодости, и где еще живы люди, которые помнят меня и не против были бы встретиться со мной еще раз.

Но прежде надо съездить на юг — во Флоренцию, в ту самую Флоренцию, где я встретила своего Леопольдо Медичи, умершего так неожиданно и для меня красиво [2]. В город, где…

Впрочем, о том как и почему Флоренция оказалась первым городом, в котором я оказалась, уехав из нашей деревенской глуши, я еще расскажу. Пока же я пишу о том, как я шла из леса через поле к родовому своему замку и кричала от счастья имя своей будущей дочери, ибо судьба подарила мне не только юное тело, вторую жизнь, но и право дать жизнь другому человеку, и не просто человеку, каких вокруг сотни, тысячи и сотни тысяч, вечно голодных, вечно жующих, хотящих друг друга, совокупляющихся и убивающих. А именно дочь, именно Анжелику — такую необыкновенную женщину, каких не было до нее на свете и не будет никогда.

— АНЖЕЛИКУ РОЖУ Я!

В замке я первым делом выпустила привидения из котомки — и они разлетелись с восторженными воплями по темным углам, отыскивая свои любимые щели и трещины, ямки и провалы, а также потайные ходы, в которых прошла их посмертная жизнь многие годы, а порой даже и столетия.

Лишь один юноша, прозрачный настолько, что одежда на нем только угадывалась, оттого я не могла определить время, в котором он жил, вылез из котомки неспешно, никуда не помчался, а встал плотно ногами на пол и, передернув зябко плечами, галантно представился:

— Август, ваш родственник по отцовой линии, но не кровный. Умер до вступления в брак и без отцовства.

Потом спросил:

— Синьора! Не желали бы вы взять в далекое путешествие с собой одно незаметное, но очень полезное в дороге привидение?

Я удивилась. Ведь разговор Лесного царя со мной происходил под прозрачным колпаком, за которым остались все, кто мог услышать нас. Откуда этому юноше знать, что я не останусь в замке, а отправлюсь в далекое путешествие? И я спросила об этом.

— Синьора стояла рядом с тенью платана, в которой я прятался от солнца, — ответил юноша. — Когда Лесной царь отделил вас от остальных, я оказался внутри волшебного круга — и услышал весь ваш разговор. Простите за это великодушно, синьора, — извинился он и поклонился еще раз. Потом продолжил. — Мне очень захотелось попутешествовать вместе с вами, моя дальняя-предальняя родственница. Ведь так уж получилось, что всю свою короткую истинную жизнь я провел в замке, а последующие полторы тысячи лет не мог покинуть его. Потому я так и не увидел…

Чего не увидело привидение за полтора десятка столетий я не услышала, ибо прервала его возгласом удивления:

— Сколько лет? Полторы тысячи?

— Да, — ответил юноша печальным голосом. — Сегодня как раз с момента моей смерти прошло одна тысяча пятьсот лет ровно. Я — самый старый, должно быть, из всех привидений замка. Были до меня и другие, помнится, более древние, но их я уже давно не видел. По-видимому, они все истончились и исчезли.

— Значит, привидения умирают?

— Это не смерть, — вздохнул юноша. — По-настоящему мы все давно уже умерли. А то, что осталось, называется душой. И она состоит из маленьких, маленьких частичек. Эти частички понемногу отрываются друг от друга и теряются в пространстве. И мы словно таем.

Отец мне говорил, что все сущее на земле состоит из незаметных глазу частичек — атомов, как он их назвал. Значит, душа тоже состоит из них? Но спрашивать об этом я у привидения не стала.

— Зачем ты мне сдался? — ответила я. — Одни хлопоты. Прячь тебя от солнца, слушай твое ворчанье.

— Я бы мог и без спросу отправиться с тобой, — резонно заметил юноша. — Спрятался бы тебе под платье — и всего забот. Но я хочу быть тебе полезным. И могу быть полезным. Ты только подумай, какая тебе выгода взять меня с собой: я не сплю и могу охранять твой сон, я могу тебя выслушать, когда тебе надо будет выплеснуть душу, я могу при случае дать совет, могу увидеть то, что делается у тебя за спиной. Ты станешь…

— Довольно! — оборвала я мальчишку. — Этого вполне достаточно. Уговорил. Я беру тебя. Только ты не появляешься без моего позволения ни перед кем. Это — мое требование.

— Я клянусь тебе, София, что выполню твое условие! — торжественно произнес Август и, опустившись на одно колено, поцеловал мою руку так, как могут это делать только привидения — не проник сквозь мое тело, а приблизился губами к моим пальцам так, что между ними не оказалось никакого зазора. Потом медленно поднялся и спросил весело и совсем по-мальчишески. — А куда мы едем? И когда?

• Предыдущая
• 2/32
• Следующая