Чужой среди своих 2 (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 16

Вдобавок, везде стройки, объезды, указатели… Сам чёрт порой не разберёт.

— Добрый день, — отец тем временем тормознул немолодую женщину, идущую по улице, сильно припадая на бок.

— День добрый, — не слишком приветливо отозвалась она, останавливаясь и опуская на тротуар большую сумку, пошитую из грубого брезента.

Уточнив дорогу, мы прошли чуть дальше, и, свернув ещё раз налево, уткнулись в длинное одноэтажное здание, несколько обветшавшее от времени, но впрочем, вполне ухоженное и приятное глазу. К тому же, больница стоит в небольшом скверике, со старыми берёзами, вековыми липами и цветочными клумбами, ну и разумеется — лавочками. А чуть подальше, в самом конце сквера, обнаружилась ещё и детская площадка — с грибком над песочницей, несколькими качелями, и деловитыми карапузами, занимающимися под присмотром мамаш своими важными карапузьими делами.

Подходя к больнице, отец замедлил шаг, морщась от чего-то, не вполне понятного мне.

— Кто первый подал заявление, тот и прав, — негромко, будто напоминая ему о чём-то, сказала мама.

— Ну да… — вздыхаю я, зайдя в холл больницы и обозревая её, — а чего я ещё ожидал?

Заметив вопросительный мамин взгляд, пожимаю плечами — дескать, ерунда…

— Да я на минуту отходил! — взревел какой-то мужик густым басом в ответ на замечание, проталкиваясь к очереди в регистратуру, — Покурить выходил!

— Вот где курил, там очередь и спрашивай! — непримиримым тоном отозвалась одна из бабок, преграждая ему путь на манер камикадзе, — А то взяли манеру! Одному покурить, другому! И все, ети вашу мать, стояли! Все занимали!

— Вот если у тебя, милок, — с готовностью подключилась вторая старушенция, вся какая-то мятая, и чуть не пожёванная, едко пахнущая табаком и нафталином, — болит чевой-то, то никуда ты и отойти не хотишь! Стоять будешь, как гвоздями к полу прибитый!

— Мы на заводах всю жизнь! — распинается какой-то дедок, стуча костылём и тряся двумя медалями на впалой груди, и, размявшись, понёс какую-то совершеннейшую околесицу, согласно которой все больничные должны проверять органы НКВД, и если что не так — в лагеря! А то ишь, разбаловались!

Но у него к моему удивлению, нашлись сторонники, часть очереди, притом немалая, завела разговоры о том, что раньше порядок был.

— Хозяин в стране был! Всех вот так… — артритный кулак вздымается над головой.

Выдохнув, приваливаюсь спиной к стене, краем уха слушая несколько скандалов разом, и меланхолически обозревая внутреннее пространство больницы, стараясь отвлечься от разговоров людей, тоскующих по хозяйской руке, и, очевидно, барину.

Никакой тебе плитки или хотя бы линолеума, а лишь вытертые половые доски, местами выщербленные, отполированные тысячами посетителей. Экологично… да и до материалов, современных мне, ещё ох как далеко…

Стены крашены чем-то уныло-казённым, чему я даже не могу подобрать правильного названия, а вернее всего, в целях экономии в ведре смешали все краски, что были, и, разболтав палкой, употребили в дело. Выше, метров с полутора, побелка, и граница этих двух сред изрядно отшелушена, стёрта и выскоблена.

Ну и стенды… В основном примитивные, откровенно колхозные, в стиле «Мойте руки перед едой», будто кому-нибудь… а хотя, наверное, есть и те, кому надо напоминать…

Но есть и политические агитки, вроде «Решение Партии — в жизнь!», с темой, которая вообще может быть не связана с медициной. К чему бы это? А, ну да…

' — Ну ни-че-го в стране не поменялось… — саркастично подумал я, скрещивая руки на груди, — ни-че-го! Если только в худшую сторону… Прогресс и технологии — они где-то там, а у нас…'

— Миша! — позвала меня мать от стойки регистратуры, сбивая с мыслей, — Подойди!

Протолкавшись через заворчавшую очередь, подошёл поближе, и, повинуясь маме, опустил поднятый воротник рубашки и задрал вверх шею, демонстрируя синяки и ссадины, которые сегодня, поутру, заиграли новыми красками.

Пожилая дама в белом халате только цокнула языком, показав на миг золотые коронки, и сморщилась, как от неприятного запаха. Повелительно махнув нам рукой, она вышла из регистратуры, и, чуть повернув голову, украшенную перманентной завивкой, сказала тем голосом, каким отдают приказы на поле боя…

— Эти — без очереди!

… и никто, что характерно, возмущаться не стал.

В кабинете врачиха, быстро и довольно-таки небрежно осмотрев меня, даже не подумав вымыть перед этим руки, приказала медсестре позвонить, негромко проинструктировав её, а сама принялась заполнять документы, всем своим видом показывая, что её, Елизавету Анатольевну, эта ситуация в восторг не приводит!

А когда выяснилось, что нужно ещё и осматривать маму, у которой, со слов отца, на спине, в районе позвоночника, внушительный лиловый синяк, она откровенно сморщила нос, смерив маму неприязненным взглядом. Встав, врачиха подвинула ширму так, чтобы перегородить часть кабинета.

— Проходите и раздевайтесь, — сухим голосом велела она, с грохотом двигая стул и всем своим видом показывая, что делает нам большое одолжение.

— В течение пятнадцати минут подойдёт, — доложила начальству вернувшаяся медсестра, усаживаясь на своё место и подвигая венский стул к массивному столу. Мельком глянув на нас, она тут же закопалась в бумаги, иногда делая какие-то записи мелким бисерным почерком.

— Так-с… — врачиха, выйдя из-за ширмы, глянула на тонкие золотые часики, браслет которых перерезает её пухлую руку, и постучала пальцами по столу, напряжённо морща лоб.

— Подождите пока в коридоре, — решила она наконец, — я вас вызову, когда понадобитесь.

В коридоре, довольно-таки широком, освещённом дневным светом из двух распахнутых окон по обеим его сторонам, и нескольких тускловатых лампочек, полно кашляющего, сморкающегося и переговаривающегося народа. Стойкий запах лекарств почти перебивает запах немытых старческих тел, табака и нечищеных зубов, и у меня возникло подозрение, что может быть, не всё так просто, и сестра-хозяйка, повинуясь негласному распоряжению главврача, попросту дезодорирует помещение с их помощью.

Ждать, впрочем, долго не пришлось, и милиционер, относительно молодой мужик с вытянутым унылым лицом, похожий на страдающую похмельем борзую собаку, деловито прошёл в кабинет, придя заметно раньше отведённого срока. Я было отлепился от стены, но как оказалось, зря, и, помаявшись так минуты две или три, снова принялся подпирать больничную стену.

— Савеловы! — высунувшись из кабинета, громко позвала медсестра, и очередь проводила нас недовольным ворчанием, на что женщина, с нотками визгливой скандальности, поведала народу о нашей ситуации, ухитрившись, не соврав ни в едином слове, перевернуть всё едва ли не с ног на голову.

— Вот, — громко констатировала Елизавета Анатольевна, со стуком собирая несколько папок на столе и вставая, — Савеловы!

Парой фраз она очень сухо описала наши травмы и вышла, оставив нас наедине с помощником участкового. Я не вполне понимаю, почему милиционер, курирующий тот чёртов колхоз, который на минуточку, вообще не относится к городу, опрашивает нас здесь, и насколько эта ситуация вообще законна.

Но родители, с их-то опытом, воспринимают это достаточно спокойно, как нечто само собой разумеющееся, и оглянувшись на них пару раз, я не стал раздувать скандал. Хотя, чёрт подери, мне это не очень нравится…

Почему-то казалось, что согласно Букве Закона, нас должны были вызвать повесткой на соседний участок… Как вариант, местный шериф мог зафиксировать сам факт обращения в милицию, и затем передал бы нас либо по адресу, своему сельскому коллеге, либо, что для нас более желательно, в центральный аппарат.

Но очевидно, или я чего-то недопонимаю, или, что вернее всего, у сотрудников внутренних органов есть своя, сложная система взаимозачётов на грани законности или даже чуть-чуть за гранью. А то, что при этом нарушаются права граждан… так наверное, смотря каких граждан! Меньше формализма, товарищи!