Граф Рысев 3 (СИ) - "Леха" - Страница 47

Мир качнулся, и я попытался уцепиться за спинку стула, но схватил руками лишь пустоту.

— Кто-нибудь мне объяснит, что здесь вообще изображено? — рядом со мной звенел голос Мыши, который запомнился ещё в прошлый раз всеми своими пищащими обертонами.

— Полагаю, сам художник нам сейчас и разъяснит, что он имел в виду, рисуя вот это… — Голос Кречета звучал недовольно.

Вокруг в унисон заговорили остальные боги, и тогда я приоткрыл один глаз. Ну, конечно, где я ещё мог оказаться, если не в этом колонном зале?

— Дорогая, может быть, ты уже выяснишь у своего подопечного, что это такое? — слышать Машин голос из уст этой стервы было неприятно. Но она не собиралась считаться с моими чувствами. — Ты же понимаешь, мы все сейчас довольно взвинчены и можем совершить то, о чём впоследствии сильно пожалеем.

— Женя, — голос Рыси звучал совсем близко. Тогда я открыл глаза полностью, и оглядел собравшихся.

— Что, Женя? Знаете, есть такая песенка, которая очень точно характеризует всех вас. «Нрав богов порочен от начала дней», — по-моему, я сфальшивил даже в такой короткой строчке. — Очень верно, не правда ли?

— Не груби, — вперёд вышел Кречет.

— Я пытаюсь. — Я посмотрел на свои руки. В правой всё ещё была зажата кисть. Она была не годна для дальнейшего применения. Какая-то облезлая вся. Без всякого сожаления швырнул её на холодный пол, который сам был произведением искусства. При этом нисколько не заботясь о том, что оставшаяся краска может его испортить. Если честно, мне было на это плевать.

— Женя, мы все просто хотим выяснить, что изображено на этой картине? — Рысь мягко улыбнулась и положила руку мне на предплечье. При этом я почувствовал, как кожи коснулись огромные и острые когти.

— Вы все, неужели ты не видишь? — я повернулся к ней. — Я долгое время думал, как это сделать. Чтобы не нарваться на обиды с вашей стороны, и на непонимание со стороны людей. Потом до меня дошло. Тот облик, который вы явили мне впервые и есть правильный. Не этот, этот не ваш, а самых ваших влиятельных подопечных, или тот, который вам просто нравится. Что вы на меня так смотрите? Неужели вы думаете, что я настолько тундра необразованная, что Петра Алексеевича Кречета не знаю?

— Это не объясняет ваш выбор, молодой человек. — Мышь вышел вперёд. — Вы могли закрасить эту картину черной краской. Эффект был бы похожим, — заявил он презрительно.

— Это мысль, — я щелкнул пальцами. — Не теряйте её. Скорее всего, я так и поступлю. А потом заработаю миллионы, объясняя всем, что он увидит своего бога, если будет смотреть на картину под определённым углом. Благодарю за идею. Она, правда, не нова, но мы внесём в неё новые, так сказать, краски.

— Сарказм был неуместен, Евгений, мы просто пытаемся понять…

— В этой картине каждый человек увидит именно своего покровителя. И, поверьте, его увидит каждый, я же тебя вижу, — и я, не глядя на рысь, коснулся языка пламени на картине. — В ней есть магия, моя магия и то, как я вас вижу. Ведь я вас действительно вижу.

Мы все вместе снова уставились на картину. Это была всё та же поляна, но наполненная просто немыслимым количеством форм. Озеро вдалеке, ещё дальше взмывают вверх горы, облака, сменяются грозными тучами и сбоку на поляну накатывает морская волна, из которой формируется ураган. По другому краю бежит вверх лоза, плавно переходящая в плющ, который сменяется диким огурцом, переходящим в розовую плеть и так до бесконечности. Камни и мох, всполохи пламени и легкие завихрения воздуха в вышине. Если вглядываться в получившуюся картину, то можно разглядеть, что она имеет глубину, и в этой глубине есть что-то ещё. Что-то тёмное и неповоротливое, с запахом крови и битвы.

— Надо признать, в этом что-то есть, — Кречет подошёл ко мне и похлопал по плечу. — Надо проверить, как это полотно действует на людей. Если всё так, как ты говоришь, то мы отблагодарим тебя.

— Вот этого не надо, — я передёрнулся. — Давайте договоримся. Если я прав, то вы просто оставляете меня в покое.

— Мы подумаем, — кокетливо улыбнулась Соколиха.

— Женя, — я помотал головой, пытаясь восстановить равновесие. Сразу же пришло ощущение, что меня кто-то крепко держит за талию. — Женя, что с тобой? — сквозь шум в ушах прорвался голос Маши. — Кто-нибудь приведите Лебедева!

— Маша, — просипел я, нащупывая стул и опускаясь на него. — Не суетись. Я просто немного устал. — Глаза открывались с трудом. Это был уже четвёртый переход за сутки неизвестно куда и обратно. И он не прошёл для меня даром. — Сейчас, всё будет в порядке.

И я открыл глаза, сфокусировав взгляд на обеспокоенном личике жены.

— Я так испугалась, — призналась она. — И как часто на тебя такой транс находит? Мне надо знать, чтобы быть готовой.

— Думаю, что подобное больше не повторится. — Я встал и подошёл к картине. — Это был второй раз и последний. Иди сюда, — Маша подошла и встала рядом.

— Жень, ты весь в краске. — Она облегчённо хихикнула. — И грудь и волосы. Про руки я вообще молчу.

— Тяжела жизнь художника. Представляешь, сколько нашему брату приходится на мыло тратить, да всякие протирки, чтобы кожа перчатками не сползала? — я посмотрел на неё и подмигнул.

— А, это поэтому картины так дорого стоят. А потрет в семейную галерею так целое состояние? — лукаво спросила она, привалившись к моему боку. Словно до сих пор не была уверена, что со мной всё в порядке.

— Ну, тебе в этом плане повезло. Я не возьму за портрет ни копейки. Если только натурой, — я хмыкнул. — Посмотри на картину. Что ты здесь видишь?

— Она очень странная, Жень. Эта картина притягивает и… Ой, сокол, — Маша вдруг оживилась, смотри, вот тут сокол, — и она потянулась к картине.

— Осторожно. Краски ещё не высохли, — предупредил я её.

Тут дверь распахнулась и в кабинет вбежал Лебедев.

— Что тут у нас, — он тут же замахал перед носом рукой. — Я окно открою.

— Открывайте, — разрешил я.

— Неудивительно, что вам, Евгений Фёдорович, плохо стало. Было бы вдвойне удивительно, если бы было хорошо, — проворчал целитель. — Там ваши егеря притащили нечто очень любопытное… Ну-с, давайте вас осмотрим, — добавил он, поворачиваясь ко мне от окна, из которого потянуло свежим воздухом.

— Не надо меня осматривать, со мной всё в порядке, — отмахнулся я от целителя.

— А мне вот, например, кажется, что присутствуют некоторые признаки отравления. Мне нужно произвести хотя бы поверхностный осмотр, чтобы подобрать восстанавливающее лечение. — Упрямо настаивал Лебедев.

— Да не… — И тут я наткнулся на умоляющий взгляд Маши. — Ну, хорошо, смотрите. Только избавьте меня, ради всех богов, от медицинских терминов. Они меня в ступор вгоняют. Не все, но многие.

— Не замечал, что всё настолько плохо, — хмыкнул Лебедев, запуская диагностическое заклинание.

— Аристарх Григорьевич, я долгое время считал, что склеротические бляшки — это престарелые проститутки, а вы говорите… — я осекся, и посмотрел на Машу. — Ничего, тебе нужно привыкать. Боюсь, в своём училище ты и не такое услышишь.

— Ну, что же, Евгений Фёдорович, я так и думал. Небольшое отравление, и ничего больше. Марина принесёт вам микстуру. — И он уже собрался бежать, но я его задержал.

— Не так быстро, Аристарх Григорьевич. Посмотрите на картину. Что вы видите?

— Зачем вам знать моё мнение, Евгений Фёдорович, — целитель вздохнул и подошёл к мольберту. — Я так же разбираюсь в живописи, как вы в медицине. Хотя, мне кажется, что вы лукавите. При отсутствие специальных инструментов вы довольно неплохо зашили свою рану… — Он замолчал, вглядываясь в полотно. — Это же лебедь, — проговорил он. Какой красавец. Именно так я его себе всегда представлял. Что это за картина? Это какой-то артефакт? — он повернулся ко мне.

— Я назову её «Обитель богов». — Произнёс задумчиво, и принялся совершенно автоматически протирать кисти ацетоном. — В ней есть моя магия. Да, наверное, её можно назвать своего рода артефактом, вы правы.