Кортни. 1-13 (СИ) - Смит Уилбур - Страница 33

– Держись от меня подальше! – закричал он. – Не трогай меня!

Он бросил пистолет – острый край курка весьма больно задел голову Шона. Пистолет отскочил и ударился о стену за Шоном. Раздался выстрел, и пуля разнесла стенную панель.

– Между нами все кончено! – закричал Гаррик. – Навсегда!

Он отчаянно поискал дверь, выскочил в коридор, пробежал через кухню и выбежал под дождь. Он много раз падал, потому что его деревянная нога застревала в траве, но упрямо вставал и бежал дальше. И всхлипывал на каждом шагу в темноте.

Наконец ему преградил путь разбухший от дождя Бабуинов ручей. Гаррик постоял на берегу, дождь лил ему на лицо.

– Почему я? Почему всегда я? – в отчаянии закричал он в темноту. Потом с облегчением, сильным, как течение в ручье, почувствовал знакомую дрожь за глазами. Тепло и серость сомкнулись вокруг него, и он опустился на колени в грязь.

Шон взял с собой очень немногое: одеяло, ружье и запасную лошадь. Дважды он терял в темноте дорогу к краалю Мбежане, но каждый раз лошадь снова находила ее.

Мбежане построил себе большую хижину из травы в стороне от других слуг, потому что он был зулус королевской крови. Когда Шон наконец добрался, в хижине несколько минут слышались сонные голоса и движение, прежде чем на крик Шона вышел Мбежане, закутанный в одеяло, с парафиновой лампой в руке.

– Что случилось, нкози?

– Я ухожу, Мбежане.

– Куда?

– Куда ведет дорога. Пойдешь со мной.

– Возьму копья, – ответил Мбежане.

Старик Пай был еще в своем кабинете в банке, когда они добрались до Ледибурга. Он считал соверены, раскладывая их ровными стопками, и руки его были нежны, как руки мужчины, прикасающиеся к телу любимой, но когда Шон раскрыл дверь, он быстро сунул руку в ящик стола.

– Этого не нужно, – сказал Шон, и Пай виновато убрал руку от пистолета.

– Боже! Я не узнал вас, мой мальчик.

– Сколько денег на моем счете? – оборвал Шон любезности.

– Видите ли, банк сейчас не работает.

– Послушайте, мистер Пай, я тороплюсь. Сколько у меня?

Пай встал из-за стола и подошел к большому несгораемому шкафу. Загораживая его своим телом, он набрал комбинацию цифр и раскрыл дверцу. Принес на стол толстую бухгалтерскую книгу.

– Картер, Клот, Кортни, – говорил он, переворачивая страницы. – Угу… Ада, Гаррик, Шон. Вот оно. Тысяча двести девяносто шесть фунтов и восемьдесят восемь пенсов, счета магазина за последний месяц еще не оплачены.

– Допустим, двенадцать сотен, – сказал Шон. – Я хочу получить их немедленно, а пока считаете, дайте мне бумагу и перо, я кое-что напишу.

– Пожалуйста, все на столе.

Шон сел за стол, отодвинул стопки монет, обмакнул ручку в чернила и начал писать. Закончив, он посмотрел на Пая.

– Пожалуйста, подпишите это как свидетель.

Пай взял листок и стал читать. На его лице появилось выражение крайнего удивления.

– Вы отдаете свою половину Тёнис-крааля и весь свой скот брату? – воскликнул он.

– Верно. Подпишите, пожалуйста.

– Вы, должно быть, сошли с ума, – возразил Пай. – Вы отдаете целое состояние. Подумайте, что вы делаете, подумайте о своем будущем. Я надеялся, что вы и Одри… – Он замолчал, потом продолжил: – Не глупите, мальчик.

– Пожалуйста, подпишите, мистер Пай, – твердо сказал Шон, и Пай, что-то бормоча себе под нос, быстро подписал. – Спасибо.

Шон сложил листок, спрятал его в конверт и запечатал. Конверт он убрал во внутренний карман.

– Где деньги? – спросил он.

Пай подтолкнул к нему брезентовый мешочек. На его лице отобразилось отвращение – он не любил иметь дело с дураками.

– Пересчитайте, – сказал он.

– Я вам верю, – ответил Шон и подписал расписку.

Шон проехал мимо загонов со скотом на продажу и поднялся на откос по дороге, ведущей в Питермарицбург. Мбежане шел возле его седла, ведя в поводу запасную лошадь. На верху откоса они остановились. Ветер разогнал тучи, в просветах показались звезды. Внизу был виден город, кое-где еще светились окна.

«Надо бы попрощаться с Адой», – подумал Шон. Он посмотрел вниз, на долину, в которой лежал Тёнис-крааль. Огней не видно. Коснулся конверта в кармане.

– Отправлю почтой из Питермарицбурга, – вслух сказал он.

– Нкози? – переспросил Мбежане.

– Я сказал: «Дорога впереди длинная, тронулись».

– Да, – согласился Мбежане. – Тронулись.

Они повернули на север от Питермарицбурга и начали подъем по травянистой равнине к горам.

На третий день на фоне неба показался Дрейкенсберг, иззубренный и острый, как зубы древней акулы.

Было холодно. Завернувшись в каросс, Мбежане намного отстал от Шона. После выезда из Питермарицбурга они не обменялись и десятком слов, потому что Шон думал и мысли его были угрюмыми. Мбежане старался держаться от него поодаль. Он не роптал – человек, бросивший свой дом и скот, имеет право на раздумья. Но чувствовал печаль: чтобы пойти за Шоном, он оставил толстую женщину в своей постели.

Мбежане достал маленькую тыквенную бутылку с табаком, взял понюшку и осторожно затолкал в нос. Он смотрел на горы. Снег на вершинах закат окрасил в розовый цвет. Немного погодя они сделают привал. А может, и не сделают. Неважно.

Давно стемнело, а Шон все ехал. Дорога пересекла очередную складку вельда, и в долине под собой они увидели огни.

«Данди», – равнодушно подумал Шон. Не подгоняя лошадь, он позволил ей неторопливо приближаться к городу. Теперь он чувствовал запах дыма из угольных шахт, смолистый и горький в глубине горла. Они вступили на главную улицу. Город в такой холод казался пустынным. Шон не собирался останавливаться – привал они сделают на той стороне, выехав из города. Но прочитав на вывеске «Гостиница», он заколебался.

Внутри тепло, там смех и голоса, и Шон неожиданно почувствовал, как оцепенели от холода его пальцы.

– Мбежане, возьми мою лошадь. Остановись за городом и разожги костер, чтобы я не пропустил тебя в темноте.

Шон спешился и вошел в бар. В комнате было полно народу, в основном шахтеров, судя по въевшейся в их кожу угольной пыли. Когда он прошел к прилавку и заказал бренди, они без любопытства посмотрели на него. Шон медленно выпил, не пытаясь вступить в общий громкий разговор.

Подошедший к нему пьяница был низкорослым, но сложенным, как Столовая гора – коренастым и плотным. Ему пришлось встать на цыпочки, чтобы обнять Шона рукой за шею.

– Выпей со мной, деревенщина.

От него несло перегаром.

– Нет, спасибо.

Шон не был настроен пить с пьяницами.

– Давай, давай, – настаивал тот; он пошатнулся, и бренди Шона пролилось на прилавок.

– Отвяжись.

Шон отбросил его руку.

– Ты что-нибудь имеешь против меня?

– Нет. Просто хочу выпить в одиночестве.

– Может, тебе мое лицо не нравится?

Пьяница приблизил свое лицо к лицу Шона. Шону это не понравилось.

– Будь добр, отодвинься.

Пьяница ударил кулаком по прилавку.

– Чарли, дай этому амбалу выпить. Двойную порцию. А не захочет, я залью это ему в глотку.

Шон не обратил внимания на протянутый стакан. Он допил бренди и повернулся к выходу. Пьяница выплеснул свою выпивку ему в лицо. Спирт обжег Шону глаза, и он ударил пьяницу в живот. Когда тот начал падать, Шон ударил его снова, в лицо. Пьяница упал на пол, из его носа потекла кровь.

– За что ты его ударил? – Другой шахтер помогал пьянице сесть. – Тебе ничего не стоило выпить с ним.

Шон почувствовал враждебность собравшихся – он был здесь чужаком.

– Этот парень напрашивается на неприятности.

– Крепкая обезьяна.

– Ну, мы знаем, как обращаться с обезьянами.

– Давайте разберемся с этим ублюдком!

Пьяницу Шон ударил чисто рефлекторно. И пожалел об этом, но сейчас, когда он увидел направляющихся к нему людей, чувство вины испарилось. Подавленность прошла, и он испытал облегчение. Вот что ему было нужно.