До нас (ЛП) - Энн Джуэл Э. - Страница 25

После слов «Увидимся позже, любовь моя» заезжаю за продуктами и отправляюсь домой к своей соседке по комнате и Гарри Паутеру.

— Привет? — зову я, скидывая ботинки и закрывая входную дверь. Справа от меня три ряда коробок с этикетками.

Свитера.

Обувь.

Платья.

Я не могу сдержать улыбку. Эмерсин разобрала для меня гардероб Сюзанны. На несколько секунд меня одолевает чувство вины. Может, я должен был заставить себя сделать это. Может, мне следовало пригласить помочь Мишель и вытерпеть ее слезы. Честно говоря, я не хотел, чтобы она заставила меня снова плакать. Это пройденный этап. Я научился чувствовать боль, не позволяя ей раздавить меня, но уверен, Мишель снова вытащит это из меня.

— Эмерсин?

Гарри Паутер с мяуканьем хромает из-за угла, оставляя на деревянном полу красные отпечатки лапок.

Кровь. Столько крови.

— Эмерсин!

Я проглатываю свой следующий вдох и сквозь страх устремляюсь на тошнотворной волне паники за угол кухни. Кровавые отпечатки лап ведут меня к противоположной стороне островка.

— Господи… — На долю секунды я замираю, не зная, что делать. — Эмерсин…

Опустившись рядом с ее окровавленным телом, тянусь за телефоном.

— Девять-один-один. Что у вас случилось?

— Мне нужна «скорая помощь» для молодой женщины. Она упала на открытые полки посудомоечной машины, и повсюду осколки стекла и кровь. У нее эпилепсия. Полагаю, у нее мог случиться приступ.

Эмерсин пытается пошевелить рукой, но в предплечье застрял толстый осколок стекла. Она вся в крови — руки, лицо, шея.

— З-Зак… — Эмерсин начинает плакать, ее дыхание прерывистое, будто несчастье произошло только что.

— Все будет хорошо. Постарайся не двигаться.

Подтвердив свой адрес, пытаюсь ответить на ряд вопросов оператора. Как бы я ни хотел ей помочь, я боюсь ее двигать, особенно со стеклом, торчащим так близко к сонной артерии. Знакомая беспомощность, которую я чувствовал с Сюзанной, возвращается, словно стофунтовой гирей, сдавливая мою грудь.

Я ни на что не способен, кроме как держать Гарри Паутера подальше, пока не прибудут медики.

— Это ваша жена?

Оторвав взгляд от толпы мужчин и женщин вокруг Эмерсин, я сосредотачиваюсь на женщине, задавшей мне этот вопрос.

— Нет, — шепчу я. — Моя жена умерла.

Ей не обязательно это знать. Не знаю, почему я это сказал.

Этот вопрос задают снова и снова.

Другие медики.

И когда мы добираемся до больницы, мне задают тот же самый вопрос несколько медсестер.

— У нее есть семья, с которой мы можем связаться?

Я качаю головой, пытаясь разглядеть за второй допрашивающей меня медсестрой Эмерсин, которую везут к двум большим металлическим дверям. Холод сквозняка сменяет ее присутствие на несколько секунд, прежде чем двери закрываются.

Я чертовски ненавижу холод, горький запах антисептика, удушающую безжизненность больниц.

— У нее нет родственников или экстренных контактов? — снова спрашивают меня.

Еще одно медленное покачивание головой. Мой мозг едва работает в окутывающем его густом тумане.

— Она живет со мной. Она… друг. Полагаю, я ее экстренный контакт.

Когда медперсонал понимает, что от меня совершенно нет толку, я сажусь в приемном покое.

Четыре часа спустя мне разрешают увидеться с ней, потому что она меня позвала. Голос Сюзанны все еще шепчет мне на ухо, приказывая сделать это.

Сделать что? Я злюсь, потому что знаю, что она хочет, чтобы я сделал что-то грандиозное в своей жизни, но я, вроде как, озабочен тем, что ее бывшую лучшую подругу чуть не прикончила наша посуда. Для Эмерсин я сделаю все, что смогу.

— Эй… — разносится по палате голос Эмерсин, прежде чем я успеваю приблизиться к ней хоть на дюйм. Бинты на ней выглядят как неумелая попытка замотать ее в мумию — лоскутное одеяло, скрывающее трагедию.

— Привет.

— Посуду я заменю. Медсестра рассказала, что я упала на твою посудомойку, когда у меня случился приступ. Сейчас… все как в тумане. Приступ я не помню, но помню кое-что из произошедшего после.

Я волочу свои налитые свинцом ноги к ее кровати.

— Посуда меня не волнует.

— А как Гарри Паутер?

— Я вызвал брата. Он присматривает за ним.

Она медленно сглатывает, и ее усталые глаза затуманивают невыплаканные слезы.

— С ним все будет в порядке. — Я осторожно накрываю ладонью ее перебинтованную руку, будто могу сломать ее, если надавлю слишком сильно.

— Это не… — Она всхлипывает.

— Это не — что?

— Ничего. — Она судорожно дышит, пытаясь прогнать эмоции.

Прежде чем успеваю что-то сказать, в палату входит медсестра, слишком веселая, как по мне, учитывая ситуацию. У Сюзанны всегда были слишком веселые медсестры.

— Привет, Эмерсин. Я возьму кровь, а потом отправим вас на МРТ.

— Нет, — выпаливает Эмерсин так быстро, что улыбка Веселой Медсестры сразу же исчезает. — Просто… это дорого. И мне она не нужна. Вы же знаете, что у меня эпилепсия. Что еще вы ожидаете найти?

Медсестра смотрит на меня, и Эмерсин тоже следует за ее взглядом.

— О, я могу выйти на несколько минут, — предлагаю я.

Медсестра снова переводит внимание на Эмерсин, ожидая, когда та скажет последнее слово относительно того, стоит мне остаться или уйти.

— Я пойду. — Я улыбаюсь своей искусственной улыбкой и киваю в сторону выхода. — Возьму что-нибудь выпить. Я ненадолго.

Эмерсин не смотрит на меня, и я не жду, пока она что-нибудь скажет.

Взяв в кафетерии спортивный напиток, возвращаюсь к палате Эмерсин, замедляясь, когда приближаюсь к столу, где Веселая Медсестра разговаривает с другой своей коллегой.

— У нее нет страховки. Она не была у врача шесть месяцев и хочет выписаться сегодня.

Другая медсестра хмурится.

— Гнилая система.

— Да, но ей нужно скорректировать лекарства.

— Но если она не может себе этого позволить…

— Попрошу проверить, имеет ли она право на какую-либо помощь.

Они смотрят в мою сторону, когда я прохожу мимо стола. Я опускаю голову, будто не подслушивал. Затем останавливаюсь, потому что… Сюзанна сегодня никак не замолчит.

Сделай это.

Как там эта поговорка: захотел от козла молока? На данный момент это я. Я и не представляла себе, что моя жизнь пойдет под откос. Да и кто такое представляет? Сознательно я старалась делать что-то лучше, чем моя мать. Быть лучше. Принимать лучшие решения. И даже сейчас я не уверена, что же я сделала не так. Жизнь с целью не перевесит чистую удачу или ее отсутствие.

— Слышал, сегодня вечером тебя выписывают, — говорит Зак, неторопливо заходя в палату со сдержанной улыбкой и красным спортивным напитком в руке.

— Я в порядке. И думаю, их это тоже устраивает, учитывая отсутствие у меня страховки, оплачивающей завышенные сборы и ненужные анализы. И позволь сказать… как рецидивист эпилептических припадков, я знаю, насколько преступны больничные цены. Семьдесят пять долларов за теплое одеяло. Без шуток. Со страховкой или без, люди должны быть расстроены и возмущены таким положением дел.

Зак переваривает мои слова, слегка сузив глаза и сжав губы.

— Ты меня беспокоишь.

— Потому что я похожа на сторонника теории заговора?

— Нет, — он усмехается. — Я разговаривал с медсестрой. Она сказала, что тебе нельзя садиться за руль в течение шести месяцев после припадка. Ты думала об этом?

Мой взгляд устремляется к окну.

— Мне просто нужно другое лекарство, или дозировка, или еще что-то.

— Тогда позволь врачу решить, что тебе нужно.

— Деньги. — Я смеюсь над его дорогостоящей идеей. Медики полдня провели, удаляя стекло из моего тела. Могу только представить, каков будет счет.