До нас (ЛП) - Энн Джуэл Э. - Страница 18

Ох, Зак…

Мне хочется ему сказать, что, мысли она подобным образом после смерти Тары, у него никогда не было бы с ней шанса на жизни. Но я молчу. Зак не просит ободряющей речи. Он просит, чтобы кто-нибудь выслушал все мысли, которые приходят ему в голову — грубую, честную часть его сердца, нуждающуюся в освобождении, чтобы он мог жить, мог находиться рядом со Сьюзи, когда та покинет этот мир. Подобно приливу и отливу, вдоху и выдоху, жизнь зависит от сосуществования того, что можно удержать и того, что нужно… отпустить. Так мы и идем по этой жизни, как малые дети, изо всех сил пытающиеся покорить «шведскую стенку», не свалившись с нее.

Иногда нам нужна твердая рука для поддержки.

Иногда нам нужно, чтобы кто-то нас выслушал.

А иногда нам нужно несколько минут посидеть за сараем, чтобы отдышаться. Взять крохотный таймаут от реальности. Несколько мгновений, чтобы примириться с нашими самыми большими страхами.

— Зак?

Глубоко выдохнув через нос, он поворачивается лицом ко мне. Я вижу это в его глазах — боль, побуждающую меня сказать что-то слишком эмоциональное, слишком ободряющее, что угодно слишком.

— Косилка плохо косит. Думаю, тебе нужно наточить лезвия.

Я жду.

И еще немного.

А потом…

Его губы растягиваются в улыбке, глаза покраснели от слез, но я знаю, что он никогда не прольет ни слезинки передо мной. Медленно кивнув, Зак шепчет:

— Спасибо. — Еще несколько кивков. — Спасибо, что сказала.

— Без проблем. — Я улыбаюсь и встаю, протягивая ему руку.

Конечно, ему не нужна моя рука, чтобы встать, но он все равно за нее берется. Я откидываюсь назад всем телом, поднимая его на ноги. Мы отряхиваем задницы и рискуем бросить взгляд друг на друга в один и тот же момент. И теперь, когда наши глаза встретились, я не могу отвести взгляд, и Зак тоже.

Не потому, что мы влюблены.

Не из-за какого-то влечения.

Нет.

Это молчаливый обмен уважением. Я думаю, что он, возможно, самый замечательный муж, который когда-либо ходил по этой земле. И если я его правильно понимаю, он думает, что я худшая горничная, которая когда-либо ступала по этой земле… но я делаю нечто гораздо большее, чем просто избавляю его дом от пыли. И за это я чувствую его невысказанную благодарность. Когда я улыбаюсь, мне кажется, что он тоже чувствует мою благодарность.

— Зак?

Он останавливается перед задней дверью.

— Ей больно, — говорю я.

С трудом сглотнув, он медленно кивает и исчезает в доме.

Предупреждения — замечательная вещь. К примеру, неровности на дорогах за пределами города предупреждают водителей замедлить ход. Облака темнеют перед началом бури. А медсестры из хосписа выезжают на дом, чтобы максимально облегчить страдания больных… и предупредить семью о том, чего ожидать.

Зак все же позвонил в хоспис, из-за чего создалось ощущение, что это лишь вопрос времени, пока не произойдет неизбежное. А еще время стало казаться вечностью. Прошла неделя. Неделя моментов, которые представлялись концом. Неделя моментов, когда казалось, что Сьюзи идет на поправку. Ей становилось лучше, а не хуже. Сколько раз семья может прощаться в последний раз? Неопределенность держит всех в напряжении.

Она на морфии, и, судя по всему, он помогает, но также лишает ее последних шансов на связные моменты. Тяжело смотреть, как Зак борется со своим желанием уберечь ее от боли и с отчаянной потребностью единения со своей женой, а не с ее одурманенной версией.

Бодрствующая, но страдающая от боли?

Или…

Сонная и дезориентированная?

Не уверена, что Зак когда-нибудь позвонил бы в хоспис без нажима со стороны. Отрицание затуманивает здравый рассудок почти так же сильно, как виски.

По большей части я держусь особняком, прячась в своей спальне с Гарри Паутером. Как бы я ни была близка со Сьюзи, я — не ее семья. Так что я оставалась в стороне, когда родные и друзья приходили и уходили, каждый раз, на всякий случай, прощаясь со Сьюзи. Я трижды меняла коробку с бумажными салфетками в ванной коридора, и сама за последние три дня израсходовала целую коробку.

Когда я просматриваю свои фотографии, в мою дверь стучат.

— Войдите.

— Можешь помочь мне найти кое-что в гараже? — спрашивает Зак, несколько обеспокоенно. Не в панике, но определенно в тревоге.

— Конечно. — Я откладываю камеру в сторону и следую за ним в гараж.

Коробки, которые раньше были аккуратно сложены вдоль стены в третьем отсеке, теперь раскиданы повсюду, разорваны и завалены вещами, наполовину вывалившимися из них.

— Что мы ищем? — Протолкнув комок в горле и смахнув слезы, открываю коробку, которую он еще не распотрошил. Воздух наполнен напряжением и волнами беспокойства, исходящими от Зака.

— Не уверен. Коробку, где хранятся ее детские вещи. Что-то голубое. Это все, что она сказала, — нервозность в его голосе могла бы пронзить гору насквозь, слова вырываются резко, дыхание затруднено.

Мое сердце стремительно падает в желудок, тошнота — обжигающая и разъедающая — мгновенно подкатывает к горлу.

— Не эта? — спрашиваю я, заглядывая в коробку со старыми фотоальбомами, плюшевым мишкой и куклами.

— Да, она.

Я отхожу в сторону, пока Зак выуживает содержимое.

Мой стакан, который всегда полон хотя бы наполовину, в данный момент кажется немного опустевшим. Я понимаю, что дело не только в Сьюзи. Но и в Брейди. В Гарри Паутере. В куче долгов, породивших гору лжи. В отчуждении моей матери. В нехватке друзей. В том, что моя единственная настоящая подруга умирает. В месяцах ночевок в машине, когда я опасалась за свою безопасность. В вопросе определения моей жизни и моего будущего.

В мужчине передо мной. Он такой усталый. И пусть ему тридцать три, но сейчас он выглядит минимум на пятьдесят. Проблески седины в волосах и однодневной щетине. Не сходящие морщины беспокойства на лбу. Мешки под глазами. Но красноречивее всего говорит его взгляд.

Потерянный.

Зак выглядит безвозвратно потерянным.

Так что, да… я начинаю плакать тихими слезами, которые смахиваю так же быстро, как они капают из моих горящих глаз.

— Как думаешь, что из этого она хочет?

Он достает что-то, что привлекло его внимание, вытаскивая висюльку с перьями и бусами.

— Что это? — спрашиваю я.

Он держит вещицу между нами, и его лицо украшает грустная улыбка.

— Ловец снов. Мама Сюзанны отдала его ей перед своей смертью, чтобы тот защитил ее от злых духов и дурных снов. Сюзанне было десять. Ее мама сказала, что он поможет Сюзанне помнить свою жизнь… а не смерть. — Наши взгляды встречаются. — Спасибо, Эмерсин.

Не моргая, устремляю глаза к потолку и закусываю губу, чтобы снова не расплакаться.

— Ммм-хм.

— Она не спит, если хочешь с ней увидеться.

Увидеться с ней? Он имеет в виду попрощаться.

Ненавижу прощания. Я в них плоха. Я — мастер находить любые способы сделать неправильное правильным и исправить недостатки. Я — художник, творец. Создатель. Редактор. Я нахожу плюсы в любой ситуации.

У рака нет плюсов.

Смерть нельзя исправить.

Я не могу загрузить Сьюзи в фотошоп и стереть рак.

В ее смерти нет ничего хорошего. Так зачем мне вообще прощаться?

Мои боль и гнев перечисляют нелепые причины того, что я хочу и не хочу делать, пока Зак ждет моего ответа.

— Хорошо, — шепчу я.

Я переняла глупое сердце Зака. Сьюзи невозможно не любить и не хотеть, чтобы она жила вечно. Поэтому я не позволяю себе верить, что буду прощаться в последний раз.

Зак открывает дверь и ведет меня в их спальню, но в нескольких футах от двери я останавливаюсь и прижимаю руку к груди. Это кажется слишком окончательным, а я к такому не готова.