Великий Мусорщик - Кузнецов Исай Константинович - Страница 7

Растревоженная выстрелами темно-синяя гладь снова стала неподвижной. Прождав несколько минут, саквалары мрачно поглядели друг на друга.

– Разбился о камни и утонул, – сделал вывод тот, что оставался с автоматом. – Ясно?

Второй удрученно кивнул.

Постояв еще некоторое время и убедившись, что дальнейшее ожидание бессмысленно, саквалары отправились докладывать о бегстве и гибели арестованного своему командиру.

Догадавшись по осыпавшимся сверху камням, что конвоиры уходят, Ален передохнул и снова нырнул в воду. Он знал, что невдалеке, на глубине трех-четырех метров, существует подводный коридор, ведущий в подземелья крепости, то ли пробитый строителями, то ли возникший естественным путем, коридор, которым ему уже приходилось пользоваться. Разыскав широкое отверстие в скале, он проплыл под водой метров десять и оказался на дне вертикального колодца, через который выбрался в подземное помещение крепости.

В одной из келий, служившей, по-видимому, когда-то местом заточения, он устроил себе убежище еще до своего изгнания из Лакуны. В келье стояла железная, скользкая от ржавой плесени койка, колченогий табурет и в нише, выбитой в скале, – керосиновый фонарь.

Здесь Ален чувствовал себя в полной безопасности: крепость была окружена колючей проволокой, и проникнуть туда не мог никто. В течение сотен лет жители столицы брали тут камни для своих домов. Башни обрушились, а те, что еще держались, ежеминутно грозили обвалом. Лет десять назад двое ребятишек, забравшихся сюда поиграть, погибли под внезапно упавшим куском стены. С тех пор проход в крепость был запрещен. Ален находился под защитой этого запрета.

Он с трудом стащил с себя мокрые джинсы и рубашку, вытащил из-под койки оцинкованный ящик, достал темно-серые шаровары, холщовую рубашку, козий жилет с потускневшими позументами и короткие мягкие сапожки. Тело было влажным, и переодевание не принесло облегчения. Тем более что он ощущал тупую боль в правом плече – очевидно, ударился о выступавшие из воды камни. Ален повалился на койку и мгновенно уснул. Проснувшись, взглянул на часы и понял, что проспал всего полчаса. Он встал и вышел из кельи. На ощупь двинулся узкими коридорами подземелья.

Испещренное сложными ходами и переходами, оно имело, помимо тоннеля, еще два выхода: один в двух километрах от крепости, в нагромождении прибрежных скал, другой – в овраге, невдалеке от дороги, ведущей в город. Этот последний, похожий скорее на лисью нору, чем на подземный ход, Ален обнаружил случайно. Полгода назад он несколько ночей работал киркой и лопатой, расширяя узкий лаз так, чтобы можно было ползком вылезти в глубокий овраг, поросший колючим кустарником.

Теперь, выбравшись наружу, он огляделся и, выпрямившись, пошел к шоссе. В козьем жилете с выцветшими галунами, в круглой шапочке из вяленой шерсти он ничем не отличался от какого-нибудь деревенского паренька, направляющегося в город по своим делам. Пройдя в сторону города метров двести, он свернул к одинокому хутору, стоявшему на краю леса.

Хозяин хутора Йорг, высокий плечистый парень, как и большинство лакунцев – черноволосый, заметил его издалека. Он встретил его в воротах, молча пожал руку и провел в дом. Здесь, прикрыв дверь, Йорг обнял Алена и радостно засмеялся.

– Вернулся! Все-таки вернулся! – произнес он низким певучим голосом. – Я думал, никогда больше тебя не увижу. – Внезапно лицо его стало серьезным. – Ты морем? С ними?

Ален кивнул и снял шапочку.

– Все? До одного? – глухо спросил Йорг.

– Похоже, что кроме меня никто не спасся…

Они помолчали. Йорг перекрестился.

– Да… Может, оно и лучше – лежать на дне, чем… – Йорг не договорил и безнадежно махнул рукой.

Ален поглядел на него с сочувствием: Йорг, которому, в соответствии с параграфом тридцать семь Евгенического кодекса, запрещено было иметь детей, безумно любил их и мечтал о большой семье. У себя на хуторе он устроил мастерскую игрушек. Резал из дерева, лепил из глины и весь с ног до головы вечно был перепачкан краской. Игрушки эти, необычные, странные, вроде собак с шестью ногами или тележки с парусом, почему-то очень любили ребятишки, прибегавшие полюбоваться диковинками, а иногда и покупавшие его безделушки и делавшие собственные заказы. Так, знаменитые кошки с крыльями и коровы с окошечками на боках были сделаны им по рисункам детей.

Взрослые недовольно косились на его уродцев: было в них что-то сомнительное, вызывающее подозрение. Кое-кто, убежденный, что деятельность Йорга плохо согласуется с идеями Кандара, сообщал куда следует о нездоровой любви мастера к уродству. К Йоргу приходили хмурые чиновники и тупо смотрели на игрушки, вызывавшие у них отвращение. Но поскольку в законах Лакуны подобные случаи конкретно не предусматривались, чиновники, выразив на всякий случай свое порицание, удалялись, оставляя мастера в покое.

Вертя в руках лошадку с заячьей головой и двумя хвостами, Ален поведал Йоргу о своей встрече с Марией и, заметив, как бы между прочим, что она необыкновенно красива, сказал, что ему необходимо ее увидеть.

Йорг покачал головой с легкой грустью и чуть насмешливо.

– Влюбился? – спросил он.

Ален невольно улыбнулся: Йорг угадал. “Охотника за дьяволом” интересовала сейчас только дочь Диктатора.

Йорг задумался. У него в голове мелькнул довольно рискованный план.

В соседней комнате спал двоюродный брат Йорга, саквалар из пограничного карга, включенный за какие-то особые заслуги в состав почетного караула на церемонии вручения Почетного знака Грону Барбуку. С вечера он довольно основательно злоупотребил запрещенным в Лакуне напитком и пребывал в состоянии полной прострации. Ален может воспользоваться его мундиром и таким образом не только увидеть Марию, которая, конечно, будет присутствовать на церемонии, но и выручить злополучного братца.

– Прекрасная мысль! – воскликнул Ален, и оба направились в комнату, где прямо на полу, растянувшись во весь рост, храпел бравый саквалар. Раздеть пьяного оказалось делом нелегким, и они изрядно повозились с ним. Бедняга остался в одном белье, и, чтобы ему не было холодно, Йорг прикрыл его ковром.

– Сана! – прохрипел саквалар, и это было единственное слово, которое он произнес за все время.

Мундир пришелся Алену в самый раз, и Йорг одобрительно похлопал его по плечу.

– Кричи погромче “Сана!”, и все будет в лучшем виде, – сказал он, смеясь.

Ален улыбнулся – всякий раз, когда ему случалось идти на предприятие отчаянное, а подчас и совсем безнадежное, ему сопутствовала удача, почти неправдоподобная.

Он увидел Марию. Они обменялись взглядами, не оставлявшими сомнения в том, что встреча на пляже не прошла бесследно для них обоих. Ален вовремя скрылся. Как ему показалось, никто из стоявших с ним в одной шеренге ничего не заподозрил.

Вернувшись после церемонии к Йоргу, он переоделся и в самом лучшем настроении, насвистывая и помахивая прутиком, направился к себе в крепость, не обратив внимания на девушку, которую привел в такое смятение своим таинственным исчезновением, скрывшись в потайном лазе.

Солнце уже скрылось из виду, и только верхушки деревьев были освещены золотистым светом. Темные корявые стволы вековых буков сделались почти черными, а нависшая над поляной скала, вся в трещинах и разломах, казалась Лане огромным притаившимся чудовищем, едва ли не самим Вэллом.

Посреди поляны лежал огромный камень, круглый и плоский, как стол. Вокруг камня хороводом стояли деревья, такие старые, что в дупле каждого из них могли бы спрятаться от дождя по меньшей мере человек пять. Это была та самая поляна, о которой говорила Ора. Если бы она подробно и точно не объяснила Лане, как сюда добраться, девушка ни за что бы не нашла это странное и жутковатое место.

Лана и раньше бывала в лесу, но сюда никогда не забредала: к поляне не вела ни одна тропка, и Лана долго продиралась через густые заросли, прежде чем увидела скалу и окруженный буками камень, похожий на стол.