Самая страшная книга 2024 - Коллектив авторов - Страница 54

Четверо или пятеро подхватили Олесю и поволокли в тростниковые заросли. Руслан захрипел. Она уже не кричала. На миг они встретились глазами, а потом ее утащили. На полянке остались четверо «наших», самые здоровенные и дикие на вид.

– Сыч, разводи костер. На ужин будет нежное жаркое.

Руслан завопил. Так громко, как никогда раньше. Оскар приподнял его дочь и легко, одним движением свернул ей шею. Маленькие ножки дернулись и застыли.

Он продолжал кричать, глядя на белые носочки в крошечных сандаликах, когда его схватили под руки и куда-то поволокли.

– Ты прости, если что, холодильников у нас тоже нет, – словно из ночного кошмара, догнал его голос. – Так что мясо приходится хранить свежим…

Он продолжал кричать, когда его тащили через заросли камыша, когда бросили, как куль, у края неглубокой ямы. Дикарь с перекошенным лицом, шумно отдуваясь, вытащил перочинный нож и деловито перерезал Руслану ахилловы сухожилия, а потом сбросил пленника в яму.

Уставшие и слегка обгоревшие, они вернулись к слипбасу. Миша закинул рюкзак внутрь и закурил вейп. Толя жевал яблоко. Настроение у приятелей было отличное – штампы проставлены, визы обновлены, теперь можно расслабиться еще на месяц. А там, глядишь, и трехмесячные вернут…

– Мы, кажись, последние, – заметил Миша. – Вон водила идет. Наверное, только нас и ждали.

Толя глянул в открытую дверь салона, где в комфортных капсулах устраивались другие визаранеры. Ну что за кайфовая штука эти слипбасы! Жаль, в европах такого нет. Только вспомнишь двенадцатичасовой трип Анталья – Стамбул на обычном автобусе, как в дрожь бросает. А тут совсем другое дело.

– Не-а, – возразил он. – Помнишь ту сочную девчонку с мужем и дочкой? Они ж за нами были в очереди.

– Я думал, они как-то проскочили вперед. Я их после таможни и не видел вроде…

Толя достал телефон. Вот она, длинноногая красотка, – чуть раньше он подробно ознакомился с профилем (фоточки на пляжах в купальнике, в обтягивающих платьях где-то на тусовках, мяу, мне бы такую мадам). А вот и очередь новых «сторис», и даже запись прямого эфира… Последняя была у Лаосской арки.

– Миш… – протянул он. – Ну-ка глянь.

Они склонились над телефоном. Симпатичная девушка на экране что-то увлеченно рассказывала на фоне здоровенной арки, врезающейся в голубое небо… А под мощным сводом за ее спиной изображение рябило и дергалось, будто в плохо настроенном телевизоре.

– Наверное, маска какая-нибудь неудачно применилась, – пожал плечами Миша и выпустил густую струю пара. – Классные у нее все-таки сиськи, скажи ж…

Подошел водитель, активно жестикулируя: залазьте, мол, ехать пора.

– Бат ви ар вейтинг фор мор сри пипл, – возразил было Толя, но водитель, маленький морщинистый вьетнамец, помотал головой и снова указал на дверь слипбаса.

– Может, они приехали в другом автобусе, – махнул рукой Миша и полез внутрь, а следом за ним отправился и Толя.

Водитель забирался последним. Перед тем как закрыть двери, он обернулся и кинул долгий взгляд в сторону лаосской границы.

Как будто что-то знал.

В ночь после похорон Лизе приснилось страшное. Вернее, это был даже не сон, а тяжелое, липкое наваждение. Лиза понимала, что в данный момент ворочается под теплым одеялом на кровати, но одновременно с этим испытывала неприятный озноб. Грипп, усугубленный ночной поездкой по зимнему лесу, давал о себе знать.

В навалившемся мороке казалось, что огромный серый пес – встретившаяся в лесу дворняга с проплешинами между ушей и облезшим носом – вылизывает Лизу от лба до пяток. От пса воняло влажной шерстью, тухлятиной, он неловко царапал когтями Лизины бедра и живот, при этом вилял хвостом, как бы извиняясь за такое странное вмешательство в наваждение.

Лиза не могла сопротивляться. Язык пса добрался до ее лица, забрался в рот, в уши и будто дотянулся влажным кончиком до сознания – сюрреалистично, как это бывает во снах, – и вылизывал из ее воспоминаний все нехорошее, важное и злое.

Как бы Лиза хотела, чтобы это произошло на самом деле! Ничего о вчерашней ночи не помнить!

Проснулась утром, конечно же, без пса, без царапин, хоть и с ознобом. Старые часы на тумбочке звякали, и Лиза прислушивалась к квартире – настороженно и с легким испугом. Сама не заметила, как искусала нижнюю губу в кровь.

Зима в середине января была особенно зла. Рассвет случался ближе к полудню и длился, если повезет, до трех часов, а все остальное время в глубокой черноте потрескивал мороз, от которого тяжело дышалось и думалось. Мысли подмерзали… да, именно так. Грипп усугублял: пришла слабость, кости болели, а голову набили ватой.

В квартире стояла непривычная тишина, словно из жизни Лизы вытащили тот постоянно повторяющийся шумный эпизод, проигрываемый с утра до вечера, когда нужно было вскакивать, бежать в детскую к Артему, будить его, переодевать, нести умываться, потом перекладывать в кресло, готовить завтрак… и так далее, и до изнеможения, и раз за разом.

Из-под занавесок сочился свет фонаря. Лиза выскользнула в коридор и включила свет во всей квартире, щелкая выключателями с непонятным ей самой задором. Только после этого успокоилась немного, выпила жаропонижающее и заварила крепкого чая с лимоном.

Без Артема было тревожно и непривычно. Лиза не удержалась, пошла проверить детскую. Вдруг ночные похороны ей привиделись, как пес в гриппозном бреду?

В комнате никого не было. Возникло острое желание прямо сейчас выбросить из нее вообще все, потом открыть окна и впустить внутрь зиму на несколько часов. Пусть заморозит стены, столы, кровать, облепит обои изморозью, а подоконник заметет снегом. Это было бы лучшее решение. Но Лиза ограничилась неторопливой уборкой. За час собрала четыре полных мусорных мешка. Мешки эти, как и тревожные мысли, следовало выбрасывать, а не копить.

В дверь коротко позвонили, хотя Лиза никого не ждала. На лестничном пролете стоял мальчик лет десяти. Он будто только что пришел с улицы: из-под большой меховой шапки и мягкого шарфа торчал раскрасневшийся нос, и щеки тоже были красные, а на валенках и плечах подтаивал снег. Кто сейчас носит валенки?

– Артем выйдет гулять? – спросил мальчик, поглядывая на Лизу снизу вверх.

Она подумала, что выглядит, должно быть, странно: в пижаме, босая, растрепанная, с раскрасневшимися глазами и в резиновых розовых перчатках. Смысл вопроса дошел до нее не сразу. Лиза сдвинула брови:

– Артем?..

– Он сказал, что здесь живет. Я думал, мы могли бы погулять. – Мальчик поправил рукой в варежке сползающую на глаза шапку.

– Откуда ты его знаешь?

– Ну как же. Мы подружились. Он еще предложил как-нибудь покататься на «ватрушках», пока зима не закончилась. Позовете?

У Лизы закружилась голова. Он потерла переносицу, пытаясь собраться с мыслями. Мальчик, стоящий перед ней, определенно был настоящим, не галлюцинацией.

– Артем не может гулять, – сказала она, старательно выговаривая каждое слово.

– Почему? – нахмурился мальчик.

– Потому что он болен. Тяжело болен и не ходит уже много лет.

Мальчик продолжал хмуриться какое-то время, потом вдруг улыбнулся и сказал:

– Я понял. Он что-то натворил, и вы его наказываете. Передайте, что я заходил, пожалуйста. Очень хочу быть его другом. Он жаловался, что ни с кем не дружит, а это плохо. У всех должны быть друзья.

Мальчик развернулся и вприпрыжку побежал к лестнице. Лиза стояла на пороге, ошарашенная. Звуки шагов мальчика стихли где-то внизу, и только после этого она закрыла входную дверь.

До восхода солнца Лиза ничего больше не делала. Никакой уборки. Дверь в детскую была плотно закрыта.

В конце концов, когда солнце окрасило заснеженные улицы в голубоватую морозную рябь, Лиза оделась и стала выносить мешки на мусорку. Это заняло почти час. Мешки как будто не кончались.