Грустное начало попаданства (СИ) - Леккор Михаил - Страница 22

— Вот и прибыли, Сергей Александрович! — торжественно объявила Алена, когда машина остановилась у небольшого (гкхм!) трехэтажного особняка, — это ваш дом, ваше личная квартира!

Алена, иными словами сержант госбезопасности Кормилицина, заставила его еще и покраснеть, поставив вскоре в нехорошую ситуацию. Он даже немного промедлил около здания, не понимая, что здесь такое? А в это время это зараза, хоть и красивая, но прилипчивая, обежала машину и открыла дверь автомобиля с его стороны. Красивая молодая женщина за ним ухаживает, как в буржуазном обществе!

Он вышел из машины с красным от смущения лицом (еще немного от бешенства). А Алена, как ни в чем не бывало, пошла слева от него, правда, чуть позади, показывая, что он тут главный. Нет, с этим надо что-то делать! Вначале она будет слегка над ним пошучивать, потом стебаться, а потом просто на шею сядет и еще прекрасными ножками начнет бить, — мол, поехали уже, партия и товарищ Сталин приказали идти быстрей!

Все же, видимо она не рассчитала своих действий, поскольку была совершенно поражена дальнейшими шагами. Великий князь, дойдя до мраморных перил роскошного крыльца-портика, вдруг одним махом перебросил ее к перилам, и прижал, оказавшись совсем близко.

О да у них сейчас будет интим! И она не против, только почему на улице? Или он извращенец, не зря ведь говорят, что аристократы — верхушка загнивающего старого общества, а он ведь тоже Романов!

Посмотрела в его лицо и похолодела, настолько он было злым. Но она же мягко пошутила, его коллеги по НКВД даже не обращали, считая, что это лишь пролетарские шутки. А он обозлился. Ха, если он будет в таком духе, то вся любовь сведется к грубому изнасилованию, а она не хочет!

Она попыталась вырваться, но руки великого князя, такие мягкие и даже нежные, ставшие неожиданно сильными, не дали ей ни одного, пусть крохотного шанса. Ой, я больше не буду, пожалуйста!

— Сержант Кормилицына, я советский гражданин, как и все в СССР, но я отнюдь по происхождению не рабочий и не крестьянин. А потому шуток таких не принимаю! Понятно или нет? — голос великого князя звучал металлом и был очень грубым.

— Понятно, — прошептала девушка, немного покраснев, нет, даже порозовев. И стала она такой привлекательно-прелестной, что Сергей едва сдерживался, что бы ее целовать или, как минимум, признаваться в любви.

Но он твердо злился, потому, как прекрасно понимал, — смягчись он только раз, не выдержав характера, и затем все, Алена сама не поймет, как будет над ним стервозится, наглея раз от раза все сильнее

— Если ты еще раз попытаешься надо мне поиздеваться, я в тот же миг отправлю тебя в распоряжении наркома НКВД Ежова, — предупредил он таким же злым голосом, хотя все естество его было против. Но с женщиной так всегда, чем больше ее ты любишь, тем сильнее ругаешь. Пся крев!

— Я больше не буду, никогда — никогда, — вроде бы честно поклялась она. Сергей все равно не поверил. Если она бы сказала, просто не будет, то он согласился бы, но что никогда не будет, хо-хо! Говорят, что иногда ангелы по небу летают, а вы верите?

— Смотри, я тебя предупредил, — повторил Сергей, — потом плачь не плачь, а будет уже поздно.

Алена помолчала и как-то робко (!) сказала:

— Пожалуйста, не гневайтесь на меня, ваше высочество. Чем я могу смягчить ваше недовольство?

И была она такой хорошенькой-хорошенькой, слабой и от этого привлекательной, что он чуть было не сломался.

Но тут попаданец заметил, как она занимательно выгнула немаленькую грудь, как привлекательно поставила свою длинные ноги. Лишь хмыкнул. Самочка ты самочка, очень красивая, но с болтливым языком. И ведь ничего не сделаешь, се ля ви, мужчины, терпи!

От таких мыслей его намерения стали более деловыми и Сергей сказал:

— У меня нет сейчас никаких больших желаний, но я подумаю. С твоей же стороны, ты должна быть очень тихой и старательной, — он посмотрел на нее так тяжело, что она вздрогнула и задрожала.

А потом он, как ни в чем не бывало, медленно пошел к парадной двери, чуть отогнув левую руку. Ждет меня, хочет, чтобы я с ним шла под руку, — догадалась Алена, и я ведь не против, только характер в раз не изменишь.

Так они и вошли — торжественно, горделиво, почти как муж и жена. А в особняке между тем шла откровенная суматоха.

— Что здесь происходит? — не выдержав, удивился Сергей Александрович, — к чему-то готовитесь, должно прийти высокое руководство?

— Как сказать! — к ним стремительно подошел мужчина, по виду и манерам явный местный начальник, — по телефону из наркомата НКВД сообщили, что должен прийти великий князь…

Мужчина, не договорив, замолчал, и попаданец понял, что он должен представиться, если не хочет, чтобы его с позором попросили из здания.

«А как бы иначе, — попытался он оправдать мужчину, — здание частное, нечего тут всяким шландать. Может, хозяин будет бродить в легком дезабилье, а тут ехидные незнакомцы. Не говоря уж о безопасности. Могут ведь и пристрелить».

— Я — великий князь, — довольно властно сказал он, так что самому понравилось, — меня зовут Сергей Александрович, к вашим услугам!

— Ага, — нерешительно сказал мужчина, — а я, стало быть, Прохор Герасимович, бригадир местный.

Еще немного поколебавшись, придирчиво посмотрев на Сергея, словно на нем что-то был написан его статус, на Алену Кормилицыну. Потом не выдержал и попросил: — а документ какой-нибудь имеется, извините?

Сергей в нерешительности замер. У его респондента, как и у любого советского гражданина, был паспорт, но там не был написан статус великого князя. Конечно, паспорт есть паспорт, нечего желать нежелаемого, но Прохора Герасимовича иначе непробьешь. Вот бы удостоверение было! Надо попросить такую бумажку на председателя Всеславянского комитета. И подписать — великий князь Романов С.Л.

Алена словно прочитала его наивные мечты и… вытащила данное удостоверение. И даже с фотографией. Ее-то откуда взяли?

Дождавшись, пока бригадир чего-то там прочитает текст удостоверения и напоследок сличит фото с оригиналом, Сергей бесцеремонно взял документ, сам посмотрел. Действительно председатель Всеславянского комитета и фотография его, видимо, из прежнего места работы. Вот жеж ж! До него дошло только здесь прикрепить юридически его положение, а руководство страны, скорее всего сам И.В. Сталин, пришли к такому выводу гораздо раньше. И ведь не ошиблись!

Отдал удостоверение обратно в руки спутницы, весело сказал:

— Нуте-с, если с юридической частью мы закончили, то покажите мне мое жилье, самому интересно.

— Пожалуйте! — засуетился Прохор Герасимович, показывая здание и одновременно рассказывая его историю. Оказывается, до революции это был особняк высокого сановника, ушедшего в отставку и уехавшего по традиции всех богатых отставников в старую столицу. Но поскольку связи в Зимнем дворце у него оставались широкие, и сам император Николай II не чурался спрашивать его мнения, то и здание строилось с учетом всегр этого.

Три этажа строились таким образом: на первом этаже были подсобные помещения и комнаты слуг и служанок, на втором этаже — официальный зал, как для танцев, так и для больших сборов, небольшие комнаты для заседаний, где могли уединяться и два человека и пятнадцать, курильня, парадная столовая. Наконец, на третьем этаже были личные помещения — спальни хозяина и членов семьи, кабинет и библиотека, домашняя столовая и т. д.

После революции особняк, естественно, национализировали и выбросили хозяев на улицу. Поначалу в здании находились различные ведомства, а потом, после переезда советского правительстве, по очереди несколько наркоматов.

— Грязи и хлама оставили много, но ничего сильно не переломали, — неспешно говорил бригадир, — так что можно обойтись косметическим ремонтом, а потом привезти и мебель, старая-то почти за двадцать лет сильно излохматилась.

— Мебель вам привезут из-за границы, французскую. Распоряжение ЦК ВКП (б). Сам лично товарищ Сталин подписал! — вклинилась Алена торжественно.