Дневник Ноэль - Эванс Ричард Пол - Страница 35

Я стоял в дверном проеме маминой комнаты и смотрел на ее кровать. Думал о тех временах, когда растирал ей ступни и чесал лицо и руки карандашом с воткнутыми в него зубочистками. Она тоже нуждалась в милосердии. Ее тоже надо было оставить здесь.

Со стен своей спальни я снял все постеры, и, когда скручивал их в рулон, снова раздался стук. Я прошел в гостиную и открыл дверь. На пороге стояла Рейчел.

Мгновение я ошеломленно смотрел на нее. Опухшие глаза, на щеках мокрые дорожки. И хотя я знал, что ей больно, мне всем сердцем хотелось ей отомстить, чтобы она страдала так же, как я. Но тут же вспомнились слова Элис. Будь милосерден.

Я глубоко вздохнул.

– Войдешь?

Не сказав ни слова, она кивнула и прошла в комнату. Я жестом показал на диван, и она села. Я устроился напротив. Рейчел с тревогой смотрела на меня.

– Зачем ты приехала? – начал я.

– Хотела тебя увидеть.

– Ты оттолкнула меня. Дважды.

Она опустила глаза, и я увидел, как закапали слезы.

– Мне так жаль.

– Ты сказала, что тебе нужен он.

Она вытерла лицо и подняла голову.

– Ты же знаешь правду.

– Не уверен.

Она посмотрела на меня, и снова лицо ее исказилось от боли.

– Она приезжала.

– Кто?

– Мама.

Я молча осознал услышанное.

– Поэтому ты здесь? Потому что Ноэль попросила тебя встретиться со мной?

– Нет. Я здесь, потому что она мне кое-что сказала.

– И что же?

– Она сказала: «Не совершай тех же ошибок, что совершила я столько лет назад. Я позволила чужим людям писать историю моей жизни». – Рейчел беспомощно взглянула на меня. – Я хотела узнать, не сможешь ли ты полюбить меня снова. Как любил. Чтобы мы могли переписать свою историю.

Я с опаской посмотрел на нее.

– Как переписать?

Она сглотнула.

– Превратить в роман.

– Роман?

– Да, как ты говорил. Мальчик встречает девочку, мальчик теряет девочку… – Она замешкалась. – Мальчик возвращает себе девочку.

Я молча глядел на нее и спустя какое-то время произнес:

– Звучит несколько шаблонно.

– Ну и что.

– И жили они долго и счастливо?

– Счастливый конец должен быть обязательно, – ответила она. – Когда девочка находит настоящую любовь, то все кончается хорошо.

Я снова замолчал, не сводя с нее глаз, а потом заулыбался во весь рот.

– Такое я смогу написать. Но только если ты мне поможешь.

Она тоже заулыбалась, и слезы радости покатились по ее щекам. Рейчел вскочила и обняла меня.

– Помогу. Всю жизнь буду помогать.

Эпилог

11 января 1987 г.

Дорогой Дневник!

Скоро я уеду домой. Ко мне приезжали родители. Держались холодно. Внучку они не видели. И даже не вспоминали о ней. Мне страшно. Страшно за малышку. Страшно за маленького Джейкоба. Жалко, что я не могу забрать его к себе. Это невозможно. Даже этот дневник я не могу взять с собой. Ведь это «улика», подтверждающая мое прошлое, которое все так старательно скрывают. Но и выбросить его у меня не поднимается рука, поэтому просто оставлю его здесь, в спальне. Может, однажды он пригодится. Моей малышке: если когда-нибудь ты вдруг прочтешь эти записи, знай, мне очень горько оттого, что я предала тебя. Моему маленькому Джейкобу: знай, что я никогда тебя не забуду. И никогда не перестану любить тебя. Я буду приходить к тебе во снах. Ноэль

Хотелось бы мне сейчас переиграть то предпраздничное интервью, что я давал в Чикаго газете «Ю-Эс-Эй тудей». На этот раз я отвечал бы совсем иначе. И уже не стал бы говорить журналистке, что провожу Рождество в полном одиночестве, пью эгг-ног с виски и смотрю в записи американский футбол между университетскими командами.

В последнюю минуту я созвал всех на празднование Рождества в моем доме в Кер-д’Алене. «Все» – это девять человек: Ноэль и Кевин, мой отец (да, он прилетел-таки на самолете) и Гретчен, Тайсон, Кэндис и их сын Теонай и мы с Рейчел. Еще я приглашал Элис, но она не могла оставить семью.

Мы рассказывали друг другу истории, много плакали и много смеялись. Это было великое празднование auld lang syne^[9].

Мы спели несметное количество рождественских песен под мой аккомпанемент. Пианино к тому времени уже настроили. Инструмент звучал превосходно, только я фальшивил. Ведь я так долго не играл старых песен. Но всем было плевать. Даже в плохом исполнении рождественские песни всегда мелодичны. Но одну мелодию я сыграл как надо: «Зеленые рукава». Вернее, ее рождественскую версию «Что за Дитя?»^[10]. Ноэль и Рейчел держали друг друга за руки и плакали.

Ноэль была по-настоящему счастлива. Это было видно по ее глазам. Ощущалось по ее объятиям. Я радовался. Она заслужила счастье. После моего визита в тот день она все рассказала мужу. Рассказала так, как и надо было рассказать. Это не было признанием, она не искала прощения. Ноэль просто раскрыла перед ним истинную себя. Она наконец объявила свою жизнь своей, и теперь гордо стояла в свете сказанной правды. Неудивительно, что ее переполняла радость.

* * *

В июне мы с Рейчел снова пригласили всех в Кер-д’Ален на свадьбу, которая состоялась в красивейшем отеле на берегу озера. На этот раз приехала и Элис. И конечно же Лори. Все дорогие мне люди собрались вместе. Через два месяца после нашего медового месяца на Бали я отправил Ноэль и Рейчел в Париж, а сам принялся за новую книгу. И назвал ее «Дневник Ноэль».

Я подумал, что именно в Париже они смогут узнать друг друга получше. Хемингуэй ездил туда за вдохновением. И я решил: где, как не в этом французском городе, им начинать писать свою историю?

На следующий год я даже обрел мир со своей матерью. Я понял, что, держась за свою боль, я таким изощренным способом как бы наказываю ее – женщину, которую не видел два десятка лет. Как говорится, таить злобу – это как выпить яд и надеяться, что вместо тебя умрет кто-то другой. Я был готов отпустить свою боль и жить. На следующий День матери я принес на ее могилу цветы. Опустился на колени, поцеловал надгробие и поблагодарил за жизнь. Мы сковываем себя с теми, кого не можем простить. Первый раз в жизни я почувствовал себя по-настоящему свободным. На могилу Чарльза я вылил бутылку шипучки. Его любимой.

В тот год я еще дважды возвращался в Юту. И оба раза бывал на кладбище. Первый раз я приезжал на могилу матери, второй – на похороны Элис. Она умерла в октябре от сердечного приступа. Ее семья пригласила меня сказать речь на похоронах. Я благодарен им за такую честь. Приезжал и Ник, ее племянник. Как же здорово было встретиться с ним снова. Почему-то мне показалось, что мы до сих пор друзья. Как бы грустно мне ни было от ее кончины, я преисполнен непередаваемой благодарности за то, что она была рядом, когда я вернулся домой. Наверное, в таких мелочах и кроется Бог.

* * *

Мои сны прекратились. Порой я скучаю по ним, но это, скорее, обыкновенная ностальгия, нежели что-то большее. Мне они больше не нужны. У меня есть Рейчел, которая обнимает меня всю ночь. И дарит мне свою любовь. А когда я просыпаюсь утром, она все еще рядом.

* * *

Я по-прежнему писал книги, но вся остальная жизнь менялась квантовыми скачками. Квантовыми скачками. Забавно, как часто я описываю людей или жизнь метафорами из физики: притяжение, черные дыры, магнетизм. Видимо, в конце концов все всегда сходится к физике. Жизнь – это как-никак первый закон движения Ньютона, закон инерции. И закон этот гласит, что тело, находящееся в движении, двигается в одном направлении до тех пор, пока на него не воздействует внешняя сила.

Так мы и живем. Катимся, независимо от того, счастливы мы или нет, в одну сторону, пока не сталкиваемся с тем, что меняет траекторию нашего движения. Иногда столкновение это болезненно, иногда нет, и если повезет, то той самой внешней силой окажется любовь. Любовь. Нет большей силы во вселенной. Нам только надо научиться не уклоняться от нее.