Угол белой стены - Адамов Аркадий Григорьевич - Страница 50
- Предыдущая
- 50/114
- Следующая
— А кто он мне?! Брат, сват, компаньон?! — в от чаянии воскликнул Семенов. — Почему он мой?! Я его знать не знаю! Я его видеть не хочу!..
— Все верно, — согласился Лобанов, закуривая и ломая о коробок спичку. — Видеть вам его и не требуется.
Семенов дрожащей рукой вытер со лба испарину и упавшим голосом произнес:
— Что же я могу теперь сделать? Я ничего больше не знаю, я болен, я устал…
— Кое-что вы можете, — с ударением произнес Лобанов, делая короткую затяжку. — Например, вы можете сегодня вечером… встретить племянника от дяди.
Он ожидал испуга, удивления, думал, что Семенов вскрикнет от неожиданности. Однако ничего этого не произошло. Семенов лишь еще больше съежился и пробормотал:
— Да, да, да… конечно. Я так и знал…
«Неужели он знал? — с беспокойством подумал Лобанов. — Но это означает…» — И резко спросил:
— Откуда вы знали?
Семенов в испуге посмотрел на него и прижал бледные руки к груди.
— Это должно было случиться, должно… рано или поздно. Он же не знает, что меня постигло… такое не счастье. Он же не знает, что Тамарка, эта дрянь… и вообще он ничего не знает.
— Пожалуй, — недоверчиво произнес Лобанов. — Ну, а кто же приедет, Иван? Или… как звали второго?
— Карим…
— Но ведь никого другого вы не знаете?
Семенов задумчиво покачал головой:
— Не знаю…
— Ну вот, видите. А теперь прочтите.
Он протянул Семенову бланк телеграммы. Тот осторожно, с опаской развернул его и пробежал глазами текст один раз, второй, потом взгляд его остановился, стал сосредоточен, и Лобанов, внимательно наблюдавший за ним, понял, что Семенов сейчас что-то обдумывает, на что-то, возможно, решается.
— Где их надо встречать? — сухо спросил Лобанов. — И когда?
— На вокзале… поезд тридцать восьмой…
— Это точно? Вечером прибывает и самолет.
— Точно…
— Хорошо. Вы не откажетесь поехать на вокзал?
— Не откажусь, — тихо произнес Семенов, все еще не отрывая глаз от телеграммы, и вдруг встревоженно посмотрел на Лобанова. — А врачи… они пустят?
— Мы договоримся.
— Тогда я встречу… Мне теперь уже все равно…
— Нет, Семенов, вам не все равно. А теперь идите и отдыхайте. Мы за вами заедем.
Семенов тяжело поднялся, запахнул полу халата и, шаркая тапочками, понуро направился к двери.
Когда он вышел, Лобанов подумал: «А все-таки на аэродроме мы тоже приготовим встречу. И на квартире у тебя тоже. Да, да. Мало ли что может случиться».
Он встал, потянулся, неторопливо закурил и прошелся, по комнате. Потом взглянул на часы. Ого! Надо было действовать. И все еще раз обдумать с ребятами, все предусмотреть. Он неожиданно вспомнил, как еще боцман Трофим Приходько с «Архангельска» когда-то говорил им: «Моряк всегда моряк, и бури бывают всюду, братишки». Эх, Трофим, Трофим. Таких бурь даже ты не знал. Ну что ж. Пока что полный вперед! «Моряк всегда моряк», — с удовольствием повторил он.
К вокзалу подъехали, когда совсем стемнело. Семенов, нахохлившись, сидел на заднем сиденье, надвинув на лоб шляпу и подняв воротник модного драпового пальто. Пушистый шарф укутывал его шею да самого подбородка. Возле Семенова расположился Володя Жаткин. Лобанов сидел рядом с водителем.
Когда машина остановилась перед ярко освещенным вокзалом, Лобанов посмотрел на часы:
— Так. Значит, до прихода поезда еще пятнадцать минут. Подождем в машине. А ты узнай, — он повернулся к Жаткину и неопределенно пошевелил в воздухе пальцами, — как там и что.
Жаткин толкнул дверцу и мгновенно исчез в толпе.
К вокзалу непрерывно подъезжали машины. Люди вокруг суетились, спешили, нервничали, многие с чемоданами, с тюками в руках, некоторые вели детей. Носильщики в белых фартуках грузили багаж на свои тележки. Напряженный гул висел над площадью, сплетенный из урчания автомобильных моторов, звона трамваев, чьих-то возгласов, шарканья тысяч ног, железного голоса репродукторов где-то высоко над головой и далеких паровозных гудков.
Кипящая, неумолчная жизнь, вся в движении, вся, словно на колесах, захлестывала до краев площадь, которая и сама, казалось, готова была сорваться с места и двинуться в дальний путь вслед за людьми.
Жаткин появился так же неожиданно, как и исчез. Он наклонился к Лобанову и тихо доложил через приспущенное стекло:
— Все в порядке.
— Пошли, Петр Данилович, — сказал Лобанов.
— Да, да, пошли, — заторопился Семенов, с трудом вылезая из машины.
Втроем они поднялись по ступеням вокзала, пересекли огромный с высокими сводами зал ожидания и вышли на сырой, обдуваемый ветром перрон.
Лобанов, заметив, что Семенов слегка пошатывается от слабости и волнения, взял его под руку:
— Спокойнее, Петр Данилович, спокойнее. Еще раз повторяю: мы их задержим, как только они подойдут. Вам и слова сказать не придется. Если же они вас не заметят, то…
Он говорил негромко, спокойно и уверенно и чувствовал, как Семенов постепенно успокаивается.
На перроне было людно и шумно.
Внезапно откуда-то из дальней тьмы вынырнули два ослепительно-ярких глаза, с шипением и лязгом они накатывались на перрон. Мощный электровоз, блестя и переливаясь в огнях вокзала, плавно вытянул за собой вереницу освещенных вагонов, и они неторопливо проползли мимо людей на платформе, постепенно замедляя ход, и как-то совсем незаметно остановились.
Люди вокруг затоварили еще возбужденнее, засуетились. Из вагонов стали выходить пассажиры.
Лобанов и Жаткин с безразличным видом отошли от Семенова, не спуская, однако, глаз с его напряженного, бледного лица. К ним подошла сотрудница их отдела с чемоданом в руке, и они теперь стояли втроем, словно провожая ее, и оживленно болтали. Невдалеке прогуливались еще двое сотрудников, один из них тоже держал чемодан. Лобанов знал, что на противоположной платформе тоже находятся двое его ребят и все выходы в город надежно «закрыты», а на площади дежурят машины.
Это была далеко не первая операция по задержанию опасных преступников не только в жизни Лобанова, но и каждого из ее участников, кроме, пожалуй, Володи Жаткина. Он работал в уголовном розыске совсем еще мало, каких-нибудь два года, сразу после университета. И Лобанов видел, что Володя возбужден и нервничает, излишне суетится, и время от времени строго поглядывал на него, А Верочка, умница, вдруг попросила его подержать чемодан и окончательно лишила его возможности вертеться и суетиться. Володя покорно держал ее чемодан, сдвинув кепку с потного лба, а свободной рукой поминутно поправлял свернувшееся в жгут кашне на тонкой, почти мальчишечьей шее или нетерпеливо расстегивал, а потом снова, застегивал пальто. Ему было жарко, неудобно, просто невыносимо.
Семенов стоял сгорбившись, глубоко сунув руки в карманы пальто и чуть надвинув на лоб шляпу, залитый ярким светом лампы, висевшей высоко над его головой, и напряженно вглядывался в снующих вокруг людей. Чувствовал он себя отвратительно. Ноги были словно ватные, и все время его тряс нервный озноб, во рту вдруг стало горько, и голова слегка кружилась от слабости.
Люди с поезда шли и шли мимо него — мужчины, женщины, некоторые с детьми, — несли багаж, громко, возбужденно переговаривались, и никто не обращал на него внимания, да и сам он никого не узнавал. У него уже начинало рябить в глазах от бесконечного потока чужих, незнакомых лиц, от всего этого шума и суеты вокруг. Он устал и невольно оперся спиной о тонкий ребристый столб, на котором висела лампа.
И вдруг… Семенов весь напрягся и чуть подался вперед. В толпе мелькнула долговязая фигура в серой кепке и темном длинном пальто. Семенов увидел узкое лицо с тонкими поджатыми губами, густые черные брови и хмурые глаза. Иван!.. Один, без чемодана!.. Он мелькнул в толпе и исчез.
Семенов ждал. Сейчас появится с чемоданом Карим, сейчас они оба подойдут к нему. Сейчас подойдут! Сердце забилось как-то странно, с болью и паузами.
В этот момент Иван появился снова, он посмотрел на Семенова, встретился с ним взглядом и вдруг перевел его в сторону, потом опять посмотрел на него и снова отвел глаза, будто указывая Семенову на что-то. Семенов нерешительно проследил за его взглядом и увидел невысокого, коренастого паренька с чемоданом. Тот шел неуверенно, поглядывая в сторону… Да он же следит за Иваном! Тот словно наводит его на Семенова. Так и есть. Парень теперь смотрел на него, он уже шел к нему уверенно, торопливо. А Иван вдруг снова исчез. Значит, Ивана не задержат и он все увидит и передаст. А тогда… Что тогда?…
- Предыдущая
- 50/114
- Следующая