Сирруш (СИ) - Марков Павел Сергеевич - Страница 10

— Согласна!

Нилам бросилась ему на шею и страстно впилась в его губы своими. Обхватив ее за талию чуть повыше упругих ягодиц, Шанкар, на какое-то время позабыл обо всем. О варварской вырубке леса к северу от Мохенджо-Даро. О леденящем душу рассказе лесоруба, и обещании навестить его вечером. Об исчезновении диких зубров. О проблемах кузнеца Брасида, которому срочно нужны прочные шкуры тех самых зубров, иначе он рискует оставить людей без качественных изделий. О жреце Девадате и его душевных муках выбора между меньшим и большим злом и возможных печальных последствиях этого самого выбора. О путешествии на восток, сулившее оказаться нелегким. Все это ушло на второй план. Как неприглядная, но необходимая в хозяйстве, вещица, которую убирают в темный чулан от посторонних глаз и достают только в случае крайней необходимости. Сейчас в этом мире существовали лишь он и она. Ни одна женщина до нее не могла заставить Шанкара полностью отвлечься от реального мира.

Быть может, поэтому он ее и выбрал.

[1] Сарасвати — река, протекавшая к востоку от Инда. Со временем, полностью высохла. Сейчас на ее месте находится пустыня Тар.

Коренастые ноги, обутые в походные сандалии, взбивали пыль на грунтовой дороге, ведущей на север в сторону Хараппы.

Солнце, стоявшее в зените, сильно раскалило воздух, который становился почти нестерпимым от жара. Ощущение зноя усугубляло полное отсутствие ветра. Джунгли, растущие справа от дороги, стояли не шелохнувшись. Слева располагалась линия густых зеленых кустарников, скрывающих за собой берег реки Синдху. Растения сохраняли полную неподвижность. Словно самой природе было лень шевелиться во время этого марева. Не было слышно ни пения птиц, ни криков обезьян. Только глухой звук шагов путника, идущего на север. Казалось, весь окружающий мир тихо пережидает жаркое время в полуденной дреме.

И Девадат уловил это настроение. Плавно шагая по дороге, он буквально впитывал в себя умиротворение и покой, получая душевное упоение.

Когда он скинул с себя богатую мантию жреца, заменив ее на простой светлый походный плащ из овечьей шерсти, то сразу ощутил, как тяжкий груз ответственности и мучительных переживаний упали с плеч. Словно со старым одеянием канула в лету и его прошлая жизнь. Теперь перед ним лежал лишь путь. Путь, который он волен выбирать сам. Фляга с водой. Мешочек с сухарями, прикрепленный к поясу, да длинный деревянный посох. Больше ничего изгнаннику не нужно.

Только небольшие угрызения совести временами врывались в душу из потаенных глубин разума, ненадолго нарушая всеобщую идиллию. Но он быстро гнал их прочь.

Девадат шел с самого утра. Мохенджо-Даро давно скрылся позади за горизонтом. Легкая улыбка играла на его тонких губах, а посох постукивал по грунту в такт шагам.

Полностью сосредоточившись на созерцании красот окружающего мира, Девадат не сразу заметил, что кустарник, росший по левую сторону от дороги, начал редеть и, примерно в сотне локтей впереди, вовсе стал исчезать. Бывший жрец замедлил шаг, а спустя минуту окончательно остановился. Улыбка съехала с его лица. В глазах появилось задумчивое выражение, плавно сменившееся печалью. Девадат приближался к месту, где проводилась вырубка леса. Проводилась по его приказу.

Когда он отдавал сие повеление, то сердце кровью обливалось. И бесполезны были утешения, что это вынужденная мера, иначе пострадают жители. Жизни людей целого района окажутся под угрозой. Но доводы не возымели должного действия, ибо Девадат прекрасно понимал — какими бы ни были причины, побудившие его отдать варварский приказ, они его не оправдывают. Охотник Шанкар прав. Уничтожение деревьев может привести к крайне печальным последствиям. И дело здесь не только в естественном сокращении природных угодий. Существует серьезный риск того, что ослабленная почва возле берегов Синдху не сможет более удерживать ту в родном русле. А это повлечет за собой затопление огромных территорий, превращая их в топкие болота, непригодные для земледелия и проживания. Не исключено, что от них пострадает и сам Мохенджо-Даро, расположенный в непосредственной близости от реки.

От былого приподнятого настроения Девадата не осталось и следа. Оно испарилось, как роса с листьев лопуха ранним утром Бхадрапада[1].

— Я не хочу на это смотреть, — одними губами прошептал он.

Чувство вины, исчезнувшее в тот момент, когда он снял с себя одеяние жреца, вернулось вновь и напомнило о себе. Словно некто невидимый ударил Девадата острым кинжалом в самое сердце.

Вырубка леса — его приказ. А приказывать другим осуществлять подобное — все равно, что самому взять в руки топор.

— К шакалам эту Хараппу, — в сердцах бросил он, — вернусь обратно, а потом отправлюсь на юг, в Лотхал.

Приняв это решение, Девадат быстро развернулся и уже собирался воплотить его в действие, как вдруг из зарослей джунглей донесся непонятный шум. Бывший жрец повернул голову в сторону, откуда доносился звук и внимательно прислушался. Мышцы его напряглись, а костяшки пальцев, сжимавшие посох, побелели. Взгляд Девадата быстро оббежал зеленую чащу, подступающую прямо к обочине.

Спустя несколько томительных мгновений шум повторился. Будто нечто прошелестело опавшей листвой, подкрадываясь по земле недалеко от дороги.

Девадат развернулся всем телом в сторону джунглей, слегка согнув ноги в коленях, дабы придать им большую подвижность. Взмахнув посохом, он ухватил его обеими руками, намереваясь использовать в качестве длинной дубинки.

— Синха[2], — произнес Девадат, сощурив глаза.

Послышался хруст ломающихся веток. Нижние части деревьев затряслись от прикосновения приближающегося зверя.

Нахмурившись, бывший жрец прошептал:

— Слишком крупный для синха… неужели… носорог?

Он не успел додумать до конца.

Нечто выпрыгнуло на дорогу с такой скоростью, что Девадат не сумел толком его рассмотреть. Что-то сильно ударило его в левый висок, рассекая воздух, как кнут погонщика зебу. Скулу обожгло, будто к ней приложили раскаленное клеймо. Жрец рухнул на грунтовую дорогу, глотая ртом пыль. В ушах звенело, словно от удара в пожарный колокол. Сильная боль расползлась по левой части лица. Перед глазами все поплыло. Сердце гулко стучало, отдаваясь в висках. Хриплое дыхание вырывалось из легких.

Понимая, что если хочет жить, то необходимо мгновенно прийти в себя, Девадат тряхнул головой. Зрение стало понемногу возвращаться в норму. Каким-то чудом, ему удалось во время падения не выронить посох, и он по-прежнему крепко сжимал его обеими руками. В тот момент, когда Девадат решил, было, вскочить на ноги, над ним зависла чья-то тень. Бывший жрец отчетливо видел ее очертания на серой дороге. Тень накрыла его целиком, заслоняя от солнечных лучей. На дальнем конце она заострялась, словно ее отбрасывал длинный меч в вытянутой руке.

«Рог носорога. Так и знал, что меня сбила эта толстокожая туша».

Девадат резво откатился в сторону, уворачиваясь от смертоносного удара. Он услышал свист рассекаемого воздуха позади себя и, поначалу, принял его за выпад бивня, совершенного яростным животным. Однако в следующую секунду до него дошло, что звук был точь-в-точь такой же, как за мгновение до того, как что-то прилетело ему в левый висок. Все еще не в состоянии мыслить глубоко, потный и возбужденный, Девадат вскочил на ноги и развернулся лицом к зверю. Тело максимально напряглось, готовясь дать отпор или уйти с траектории движения носорога. В глазах потемнело от резкого подъема, однако ему удалось сосредоточить внимание на существе. Солнце слепило ему прямо в лицо, поэтому представший перед ним зверь казался крупной тушей непонятной формы.

И лишь теперь Девадат осознал, что носорог не издает никаких звуков. Ни рева, ни рыка. Вообще ничего. Более того, существо имеет длинный хвост, которым и рассекает воздух, подобно хлысту. Только этот хлыст был вдвое, а то и втрое длиннее и толще любого орудия, которыми пользовались погонщики зебу. На кончике хвост закруглялся, образуя нечто, похожее на тяжелую гирю. Он переливался угрожающим янтарно-зеленым цветом.