"Фантастика 2023-160". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - "Titus" - Страница 8

– Ночуем здесь, – решил Прокл.

Вскоре запылал яркий весёлый костёр, над которым был подвешен мятый бронзовый котелок. После нехитрой трапезы вятичи, определившись с графиком ночных дежурств, расстелили на земле походные войлочные кошмы и завалились спать.

Проклу выпало дежурить одним из последних, перед самым рассветом. Вокруг уже начало сереть. Заметно похолодало. С веток деревьев бойко закапали крупные капли росы.

Он сидел на толстом берёзовом чурбаке – в двух метрах от костра и, опираясь на массивное копьё, рассеянно наблюдал за медленно тухнущими ночными звёздами.

– Почему их не видно днём? – задумчиво бормотал Прокл. – Может, они – совсем, как люди – тоже ложатся спать? Закутываются в «звёздные» одеяла и, не ведая сомнений, дрыхнут? А, может…

Не закончив фразы, он потерянно замолчал, чувствуя, как по спине – ледяной стаей – резво побежали мелкие мурашки, а мышцы плеч и груди непроизвольно напряглись и закаменели.

«Кто-то пристально смотрит мне в спину!», – обомлел Прокл. – «Кто-то очень большой, страшный и кровожадный…».

Чувствуя, что всё тело сковано цепями животного ужаса, он с большим трудом – плавно и медленно – повернул голову в сторону кладбища и чуть не потерял сознание. На него, не мигая, пристально смотрели два жёлто-янтарных глаза-плошки, украшенные чёрными вертикальными зрачками.

«Гигантская кошка», – вяло подумал Прокл. – «Чуть в стороне, жадно и плотоядно облизываясь, сидит вторая. Это они, смилодоны. То есть, потомки тигров, сбежавших из городского зоопарка. Вернее, потомки тигров-мутантов, подвергшихся когда-то облучению…».

Раздался оглушительный рёв, обещавший лютую смерть. Прокл, преодолев вязкую слабость, вскочил на ноги и, отбросив бесполезное копьё в сторону, побежал.

Он, что было мочи, бежал, а в голове размеренно шелестело: – «Бесполезно, братец. Всё равно догонят и разорвут на части. Догонят и разорвут. Впрочем… Колодец! Он же узкий, смилодону в него не пролезть. Застрянет… Наддай! Ещё!».

Сзади раздавался чей-то яростный и голодный хрип. Или это так разыгралось испуганное воображение? У страха, как известно, глаза велики.

Прокл – из последних сил – добежал до колодца и, не раздумывая, сиганул вниз…

Бесконечный чёрный туннель, в конце которого угадывалось крохотное светлое пятнышко. Перед глазами – навязчивой чередой – замелькали красно-жёлтые круги, фиолетово-сиреневые спирали и лимонно-зелёные молнии.

– Зато в живых остался, – не открывая глаз, расслабленно прошептал переселенец по прозвищу – «Облом».

– И хмурое утро – нам всем – навеет чудесные сны, – засыпая, прошептал Лёха.

А ему приснилась Ванда. Причём, в неглиже.

«Ничего себе! – подумалось. – Нимфа, одно слово! А какие ноги? О, Боги мои, пощадите! Молю. Неплохо бы её, графиню благородную, того самого. Да много-много раз, удержу не зная…»

– Лёха, просыпайся. Просыпайся, друг. Ну, пожалуйста, – надоедливо забубнил в ухо чёй-то смутно-знакомый голос. – Уже сигнал был. Мол, подъём, побудка… В карцер, морда белобрысая, захотел?

«Смутно-знакомый голос? – задумался Лёха. – Э-э-э, м-м-м, блин перепечённый… Это же Хан, мать его степную! Морда узкоглазая. Узкоглазая, но честная… Удивительно, как похож – физиономией – на Жигдэрдемидийна Гурраччагу. Кто такой – Жигдэрдемидийн Гурраччага? Глупый вопрос! Первый монгольский космонавт, ясная летняя зорька… Как такое может быть?».

– Значит, дурака настроен валять? – загрустил Хан. – Карцер светит, понятное дело. Не хочется. Там больно делают. Ногти вырывают с корнем. Зубы выбивают. По ногам лупят – мешочками, туго набитыми речным песком – почём зря… Оно мне надо?

– Не надо, – не открывая глаз и блаженно улыбаясь, подтвердил Лёха. – В чём же тогда дело? Иди вместе со всеми – по нежной утренней росе – радуясь ласковому утреннему солнышку. Ну, и добрейшим Ангелам, понятное дело…

– Не пойду.

– Почему?

– По кочану, как ты любишь говорить. Хотя, я не знаю, что это такое – «по кочану».

– Так и иди.

– Не пойду.

– Почему?

– По кочану. Я твой друг.

«Придётся вставать, – понял Лёха. – Иначе не отвяжется. Друг степной. Друг, одно слово…»

Будь он один, то и проблем никаких не было бы. Никаких… Дежурные Ангелы? Хрень несерьёзная, глупая, детская и смешная. Отмазался бы – как добрый вечер. Типа – дерьма пирога. Стишок бы зачёл какой. Здешние Ангелы, они падкие – на глупые и сентиментальные стишки.

Вот, к примеру:

Вроде бы – ерунда полная, ерундовая. Ерунда? Как сказать. Ангелы и про пиво-то ничего толком не знают, но – при этом – слушая, плачут… Ерунда ерундовая, полная…

Короче говоря, будучи в единственном числе, он – сто двадцать пять процентов из ста – отговорился бы, мол: «Извиняйте, добрейшие и милейшие Ангелы! Как же я вас, чистых и правильных, обожаю… Не успел к общему построению. Виноват. Бывает. Каюсь. Отработаю. Отмолю… Хотите, я вам – за мягкое и справедливое отношение – стишок зачту? Тема, гнилой осиновый пенёк, ваша. Заказывайте, твари сердечные. Дружбаны вы мои червовые…».

И заказали бы, и отработал бы. Дело-то, честно говоря, не хитрое. Твою беспутную и развратную мать.

Так, нет же, Хан, откуда не возьмись, навязался. С ним, сердешным, ничего не получится. Почему – не получится? По октябрьскому капустному кочану, рачительно загруженному на склад псковской многопрофильной овощебазы. Больно, уж, морда узкоглазая, прямолинеен и своеволен. Да и с юмором совсем не дружит. Но – друг. Настоящий, проверенный, правильный, степной…

Прогнав – усилием воли – серую муть, Лёха, качнувшись всем телом, слетел с кровати.

– Как это у тебя получается? – в сто первый раз удивился Хан. – Раз, и половину казармы перепрыгнул. Не понимаю…

– Я тоже многое не понимаю, – старательно выполняя стандартные махи руками-ногами, откликнулся Лёха. – Особенно – про местных лошадей. Когда они тебя, морда, видят, то создаётся такое устойчивое впечатление, что готовы отдаться – в любой момент…

– Ну, не знаю… Кому – отдаться?

– Тебе, морда узкоглазая.

– Ну…

– Баранки ярмарочные усердно и трепетно гну. Чтобы на сезонной ярмарке лучше продавались. Более того. Иногда, судя по твоим диким степным глазам, можно предположить…

– Что – предположить?

– То, что и ты не прочь.

– Не прочь – что? Чего?

– Не прочь – поиметь парочку молоденьких кобылок… Ха-ха-ха! Не обижайся, пожалуйста. Я просто пошутил.

– А я и не обижаюсь. Поимел бы. Причём, особо не раздумывая и с отменным удовольствием. Старинная монгольская традиция, однако…

– Вашу мать, переселенцы! – в дверном проёме появилась светло-серая фигура дежурного Ангела. – До построения осталось полторы минуты. Поторопитесь!