Любовь и ненависть в Ровердорме - Гринберга Оксана - Страница 6

– Быстрее, мой мальчик! – сказала я Грому, хотя моему коню не нужно было понуканий.

Мы с ним настолько хорошо чувствовали друг друга, словно давно уже стали единым целым. И Гром, послушный моему приказу, полетел, понесся вперед.

Я оглянулась через пару минут, но – вот же незадача! – мужчины скакали следом за мной, словно собирались догнать и облить презрением за то, что я не соответствовала высоким стандартам их столичного общества!

Мне это нисколько не понравилось.

Гром, уловив мои мысли, прибавил скорость, и вскоре показалось то самое упавшее дерево. Через него учил нас прыгать еще Шоун, заявляя, что я должна доверять…

Довериться своей лошади, стать ее частью, беспрекословно вручив ей свою судьбу. Потому что у меня есть дар, а Гром непростой конь. Он – потомок мустангов, в которых текла свободолюбивая кровь диких жеребцов, живших в этих степях еще до того, как здесь появились переселенцы из Элайра.

Лошадей, которых первыми приручило его племя. Но только потому, что те пришли к людям сами, как равные.

Я старательно пыталась освоить науку Шоуна. Под его руководством училась сливаться разумом с Громом, прислушиваясь к тому, что рассказывал смуглый черноглазый подросток из племени чикотто.

Делала это так долго, пока однажды у меня не стало выходить кривоватое подобие.

Позже, когда Шоун ушел – скорее всего, вернулся к своему племени, – я попыталась следовать его советам сама. Иногда получалось, иногда нет. Зато сейчас я уверенно объединила наши сознания, полностью положившись на чутье Грома, доверив коню решение – прыгать или нет.

И Гром прыгнул.

Уверенно взлетел в воздух, легко оторвавшись от земли, а затем так же легко приземлился на другой стороне от поваленного дерева и размеренно поскакал дальше.

На миг я уловила его мысли – он был доволен прыжком, скоростью и нашим побегом; ощущал свою силу, выносливость, молодость!..

– Какой же ты у меня молодец! – похвалила его.

Знала, что он не услышит, но обязательно почувствует мое одобрение, и тотчас же ощутила его ответные довольные мысли.

Наконец, Гром сбавил ход, и я повернулась. Как и думала, два всадника растерянно топтались возле дерева, но им было меня уже не догнать. Мы прекрасно это понимали – и они, и я.

– Поедем-ка домой, – сказала я Грому. – Думаю, приключений на сегодня нам хватило с лихвой. К тому же после обеда прибудут родственники, а это еще то приключение!

Сказала и осеклась, потому что увидела белого волка. Он стоял метрах в двадцати от меня, касаясь боком куста дикого боярышника. Смотрел желтыми глазами – не отрываясь.

Вздрогнув, я тотчас же накинула на Грома и себя защитное заклинание, хотя знала, что волк не причинит нам вреда. Одиночка, пусть и матерый – в наших местах волчьи стаи не были замечены, – нет, он нам был не страшен.

К тому же этого волка я видела не в первый раз. Он появился еще зимой, аккурат после того, как мне исполнилось восемнадцать. Время от времени я натыкалась на него в лесу, когда тренировала Грома или ехала по делам в Ровердорм.

Волк всегда появлялся как из ниоткуда. Стоял и смотрел на меня, а потом исчезал, будто его и не было.

Порой мне казалось, что он за мной следит. А еще иногда проскальзывала мысль, словно он что-то от меня хочет.

Я рассказала о волке Рогану, а потом соседям, но те лишь пожимали плечами, а кто-то даже предположил, что леди Мире Уилсон все почудилось. Наверное, болезнь все же оставила след на ее – то есть на моем – разуме…

Роган это услышал и тотчас же полез с кулаками меня защищать, требуя у обидчика публичных извинений.

В общем, случился обычный ровердормский бедлам, любимое словечко моей Уны.

Но потом волка стали замечать и другие, и мне стало ясно, что он переселился в наши края. Правда, не разбойничал, на стада и домашний скот не нападал – вел себя на удивление прилично.

Но это не помешало Итону Делавейру, отцу Рогана, объявить на прошлом собрании в мэрии, что они найдут и прикончат хищника. Я тоже была там, и после его слов мне стало не по себе и что-то кольнуло в сердце.

Но волка так и не нашли, а он продолжал с завидной регулярностью попадаться мне на глаза.

Следил. Или, быть может, охранял?

Либо мне это чудилось, и волк – просто волк?

– Знаешь что, – сказала я ему, – у меня и так слишком много проблем, чтобы бегать за тобой и пытаться разгадать твою загадку. Если хочешь что-то сказать – подойди и скажи. А если нет – ну извини, у меня много дел. Вот-вот приедет родня, и мне еще долго будет не до прогулок по лесу.

Сказав это, я мысленно коснулась сознания Грома. Пришла пора возвращаться в «Поющую Иву».

***

Я любила наш просторный, с мраморными колоннами по всему фасаду дом.

Помимо центрального, в нем было еще два крыла – западное и восточное, – а также просторный холл, множество залов на первом этаже и обитая темными деревянными панелями столовая. Причем с настоящими серебряными канделябрами, по странной случайности не ставшими жертвой приезда столичных Уилсонов

Хозяйские спальни располагались в восточном крыле, и гостевые – в западном.

Память, доставшаяся мне от настоящей Миры Уилсон, время от времени подкидывала разноцветные картинки с проходившими раньше в «Поющей Иве» балами и приемами. Я помнила, как играли музыканты и кружились пары в Бальном Зале, а в Цветочном Салоне шептались дамы, пряча за распахнутыми веерами взгляды и улыбки от своих кавалеров.

Помнила и то, как Тобиас Уилсон вел под руку мою красавицу-маму и какими глазами они смотрели друг на друга. Они любили и были счастливы в браке, в котором у них родились две дочери – я и моя сестра Лиззи.

Потрясла головой, понимая, что с каждым годом этот мир все сильнее и сильнее заявлял на меня права. Затягивал в пучину, из которой не было выхода, и я почти потеряла свою прежнюю, истинную личность.

Иногда даже начинала сомневаться – быть может, ее никогда и не было? Вместо этого всегда существовала только Мира Уилсон, просто меня подкосили несколько месяцев тяжелой болезни и горе из-за смерти родителей, поэтому в мою голову прокрались чужие воспоминания.

Причем из другого мира.

Ничего не было на самом деле – ни города Москвы, ни квартиры на двенадцатом этаже, ни школы номер 57, в которой я успела окончить только девять классов. Ни папиной новой машины, ни аварии на том мосту, когда на нашу полосу вылетел грузовик, а я смотрела на него широко распахнутыми глазами, понимая, что нам уже никуда не свернуть…

Вместо этого всегда было имение «Поющая Ива» со старой ивой в саду, роняющей свои ветви в Лягушачий Пруд.

Мы с Лиззи с рождения жили в Ровердорме, потому что наш отец, отставной военный, считал, что уже сполна отдал долг Элайру и всегда хочет быть со своей семьей. А еще у нас была тетушка Примула, которую местные считали немного с приветом, но все равно приходили, чтобы та погадала им на любовь и успех в делах.

Тетя гадала – у нее водилась колода карт с полустертыми рисунками, прикасаться к которым нам с Лиззи было строго-настрого запрещено.

Раньше тетушка делала это бесплатно, но в последние годы, когда с деньгами стало совсем уж туго, стала брать с посетителей небольшую плату.

Ну да, после того, что сотворила с нами родня.

Теперь мне снова представился шанс посмотреть столичным Уилсонам в глаза. Мы ждали их еще вчера, но вздохнули с облегчением, когда они так и не появились. Решили, что Уилсоны заночевали в Ольсене, поэтому прибудут сегодня после обеда.

Но стоило мне выехать из леса, как я поняла: наши родственники в Ольсене все же не заночевали. По подъездной дороге, по обе стороны которой росли столетние дубы, к «Поющей Иве» тянулась процессия из четырех повозок.

Возглавлял ее молодой светловолосый мужчина на белом жеребце – судя по всему, мой неродной кузен, сын тети Азалии от первого брака. За ним, поднимая клубы пыли, катила карета с гербом Уилсонов на боку. Позади, отстав на несколько десятков метров, тащились еще три экипажа, доверху нагруженные поклажей.