Нелегал.Том I (СИ) - Корнев Павел Николаевич - Страница 84

— Не трогайте ничего! — предупредил он подступившего к несгораемому шкафу Резника.

— Я и не трогаю! — огрызнулся доцент. — О, господи! Бумаги пропали! Не только по проекту, там ещё и рабочие документы хранились, а сейчас пусто!

Михаил Игоревич выдохнул беззвучное проклятие, приложил трубку к уху, крутнул диск телефонного аппарата, и в тот же миг с оглушительным хлопком кровавыми брызгами разлетелась его голова!

Звон в ушах — это не только не смертельно, но даже не повод для краткосрочной госпитализации, и всё же я протестовать против отправки в горбольницу не стал. Просто не видел смысла мотать себе и другим нервы, если в любом случае до разговора со следователями никто меня никуда не отпустит, а в палате и условия лучше чем в Бюро, и компания приятней. Мы расположились на кроватях со всем комфортом, даже игру в подкидного дурака затеяли, благо доцента Резника увезли в кардиологию с подозрением на сердечный приступ, и он своими пространными сентенциями больше никого не раздражал.

— Рассчитано всё было просто идеально, — отметил Альберт Павлович, изучая веер карт. — Любой нормальный человек, обнаружив учинённый взломщиками разгром, первым делом схватился бы за телефон, дабы позвонить куда следует.

— Но Резник-то не позвонил! — напомнил Касатон Стройнович, пребывавший в откровенно паршивом расположении духа.

Если я в кабинет проходить не стал и в момент взрыва заглядывал в дверь, а моего куратора прикрыла сложная энергетическая структура, то доцент и заместитель председателя студсовета стояли слишком близко к погибшему, их не только контузило, но ещё и забрызгало кровью с головы до ног. Впечатления паршивей некуда — по себе знаю, да и одежда на выброс. Сплошные убытки.

— Собачиться по телефону — пошло и недостойно настоящего учёного, — улыбнулся Альберт Павлович и подкинул мне козырную десятку. — Борис Давидович отправился устраивать скандал в ректорат самолично. Почему, думаете, нас с вами его успокаивать выдернули?

Козырей на руках у меня не было, пришлось забирать карты.

— Проклятая кафедра какая-то, — отметил Касатон, зайдя с двух девяток. — Помните, старого заведующего зарезали? Потом туда профессора Орлика поставили, и что-то у него взорвалось. Примус, вроде. Теперь Резник.

Альберт Павлович смерил заместителя председателя студсовета пристальным взглядом, но его лицо тут же расслабилось и вернуло себе обманчивую мягкость.

— Ну, Борис Давидович пока что живее всех живых.

— Сердечный приступ — не шутки.

— Митинг в поддержку себя любимого он определённо не пропустит. Нужно будет — заставит медбратьев на каталке себя туда отвезти.

— Прям митинг будет? — удивился я.

— Всенепременно будет, — уверил меня куратор. — Вопрос только сегодня или уже завтра.

Касатон скинул последнюю свою карту и поднялся с койки.

— Ненадолго оставлю вас, товарищи, — сказал он, направляясь к двери.

Альберт Павлович глянул ему вслед, оттянул рукав пижамы и хмыкнул.

— Что-то Георгий Иванович не спешит порадовать нас своим присутствием.

— К слову о Георгии Ивановиче… — слегка неуверенно улыбнулся я. — Вы Городца лучше знаете, как думаете — мог он вступить в интимную связь со своим агентом женского пола?

Альберт Павлович фыркнул.

— Зная его супругу, я сильно сомневаюсь, что у Георгия Ивановича вообще есть агенты женского пола. — Он оправил рукав и в свою очередь спросил: — Не в моих принципах лезть в чужие дела, но всё же хотелось бы узнать, чем тебя заинтересовала личная жизнь нашего дорогого…

Фраза повисла в воздухе недосказанной, поскольку как раз в этот самый момент со скрипом приоткрылась дверь, и к нам заглянул майор Городец собственной персоной.

— Альберт, выйди, — попросил он, проигнорировав меня.

Куратор кинул карты на тумбочку, поднялся с кровати и, чуть шаркая по полу безразмерными больничными тапочками, двинулся на выход. Я выждал немного и поспешил следом. Выглянул в коридор как раз вовремя, чтобы услышать:

— Чертопруда зарезали. Тело…

Уводивший от палаты Альберта Павловича майор умолк на полуслове, обернулся и погрозил мне кулаком. Я нарываться на неприятности не стал и спрятался обратно.

Чертопруда зарезали? Вот это номер!

Покушение на Резника сразу заиграло новыми красками. Как видно, союз этих деятелей кого-то не на шутку встревожил. Здесь точно не уровень студенческого проекта, здесь политика замешана. Если только не Гросс очередную интригу затеял.

Мог он? Да запросто!

Выписали нас в семь вечера. Нас — это меня и Альберта Павловича, а вот Касатона оставили под надзором врачей до утра. Что-то по результатам обследования эскулапам не понравилось, какие-то ему дополнительные процедуры назначили.

— Оглохнуть хотите⁈ — грозно спросил незнакомый мне медик, когда Стройнович начал качать права. — Нет? Вот и угомонитесь! А то вместо дневного стационара госпитализируем! Никуда ваша работа не денется!

На момент выписки сотрудники следственного дивизиона уже успели нас опросить, так что Альберт Павлович сразу куда-то убежал; я попрощался с Касатоном и тоже отправился восвояси. На первом этаже встретил Ирину Лебеду, подсказал ей номер палаты и вышел на улицу.

Со стороны главного корпуса доносился гул голосов — поначалу решил, будто там до сих пор так и требуют отстранить от руководства кафедрой пиковых нагрузок профессора Чекана, но — нет, когда подошёл, расслышал совсем другие лозунги.

— Нас не запугать! Нет террору! Нас не запугать! Нет террору! Нас не запугать!

Задавала ритм скандированию взобравшаяся на импровизированную трибуну Эля, вокруг той сгрудились активисты из кружка Резника. Такой уж великой популярностью ни они, ни их научный руководитель в студенческой среде не пользовались, но покушение взбудоражило всех до крайности, неравнодушных людей собралось очень и очень много, даже если сделать скидку на неизбежное присутствие в толпе случайных зевак.

Немного понаблюдав за митингом со стороны, я со всей отчётливостью осознал, что шансов протолкнуть нашу инициативу теперь попросту нет, и решил обсудить сложившееся положение дел с Ингой, но бывшую одноклассницу в общежитии не застал — та сегодня дежурила в студенческой дружине на Текстильке.

— Будет поздно, — предупредила не слишком-то довольная моим визитом Марина и спешно прикрыла дверь, но шляпу Карла на полке в прихожей я успел заметить и так.

— Кровать только не сломайте, — буркнул я себе под нос, спускаясь по лестнице. — Опять…

Постоял немного на крыльце, и хоть день выдался насыщенней некуда, решил проведать Льва. Увы, зря только время потратил — со слов его соседа, мой одноклассник убыл в отпуск. Я понятия не имел, сколь доверительны у них отношения, поэтому о состоянии руки товарища справляться не стал, попросил передать привет и отправился домой.

Отсутствию на рабочем месте Касатона Стройновича следующим утром я нисколько не удивился, но рано радовался — тот заявился в студсовет уже без четверти десять, лишив тем самым меня всякой возможности поработать с документами в тишине и спокойствии.

— Сбежал? — усмехнулся я.

— Выписали, — буркнул Касатон. — О Чертопруде слышал?

— Слышал.

— А о Чекане?

Я резко вскинулся.

— А с ним-то что? Тоже зарезали⁈

— Нет, — невесело усмехнулся Касатон. — Под домашний арест отправили.

— Серьёзно? — поразился я неожиданному известию.

— Серьёзней некуда, — вздохнул Стройнович. — И ещё нескольких преподавателей от работы отстранили. — Он вдруг резко вскинулся. — Погоди, ты и о Ломовом, получается, не в курсе?

— А с ним-то что? Он же то воззвание не подписывал и вообще в столице сейчас на симпозиуме?

— Вот именно что в столице, — кивнул Касатон. — Только не на симпозиуме, а за решёткой. Его под белы рученьки прямо на аэродроме взяли.