Гремучий Коктейль 2 (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович - Страница 28

— Угу! — счастливо булькнула обсуждаемая.

Это, конечно, радует. Нет, ну кто откажется подружиться с веселой, забавной, шкодливой и вороватой иномировой эльфой, то и дело подводящей хозяина под пресс всеобщего осуждения? На этом фоне как-то теряется невероятный профессионализм этой пройдохи в самых разных областях, включая метание ножей. Да и смысл мне в нем? Нееет, профессиональные навыки этой хрупкой прожорливой куколки — собственность Азова-младшего.

Как-то странно у меня выходит в этом мире, вяло подумал я. Сам, вроде бы, попаданец, а нормальные здоровые отношения завожу только с какой-нибудь малоестественной штукой. Азов не в счет, он полукровка с мамой из другого мира. Эйна тоже не отсюда. К Мишлену тоже вопросы имеются. А со всеми остальными? Вон с Терновой только достигли стадии… мнэээ? Какой? Ладно, пофиг на мелочи. Я волшебник? Да! Еще какой. Пусть даже из недоделанной касты кастрированных волшебников, эдаких чистильщиков мира. Могу, кстати, использовать куда больше заклинаний, чем любой другой ревнитель, но… не использую. Как? Почему? Да потому что банально либо некогда, либо негде, либо незачем. Хотя вон, устроил стробоскоп на всю улицу, а потом и фейерверк на половину города…

Ай, ладно, полежу просто так. Может и подремлю.

Но не дали. Такая вот жизнь, даже полежать спокойно нельзя.

В дверь кто-то требовательно и строго постучал. Хорошо так, солидно, со значением. Константин тут же отвлекся от бумаг, а Пиата, молниеносно вскочив и утерев личико от масла и сахарной пудры, рванула к двери, вопросительно поглядывая на господина. Тот с достоинством кивнул, разрешая девушке разинуть двери в свое логово, что та и проделала… тут же произведя три быстрых шага назад. А потом еще столько же.

На пороге стояла (нет, возвышалась) сама её милость, баронесса фон Аркендорф леди Ария во всей своей красе. Сияя бледным челом и тёмным загадочным взглядом, неутомимо сверлящим застывшую Пиату, девушка вошла в комнату, решительно закрыла за собой дверь, провернув ключ в замке, вновь обернулась и… продолжила пялиться на бедную эйну, настороженно замершую напротив.

Потекли секунды полной тишины, тягостные и неторопливые, но внушающие мне уверенность, что здесь что-то конкретно не так.

Наконец, незваная гостья шумно выдохнула, а затем с чувством произнесла:

— Господин Азов! Я…

И зависла. Что еще загадочнее, так это то, что обращалась Ария конкретно к Пиате, смотрела только на Пиату, а остальное огненноволосую дурочку не колебало совершенно. Лицо без кровинки, глаза не моргают, руки расслаблены. Хм…

Да она же пьяна, оторопев, понял я. Не просто пьяна, а наглухо, в стельку, в оранжевый трапезохедрон набуханная!

Судя по квадратным глазам Константина, он тоже это понял, но времени на реакцию или хотя бы подумать на какую именно, баронесса решила нам не давать. Сделав два шага по направлению к Пиате, она со стуком осыпалась на пол, заимев себе позу «вроде бы на коленях, но и на жопе тоже». А потом схватила бледные маленькие лапки служанки и… её закачало!

— Господин Азов! — вновь выдало это ходячее горе почти трезвым тоном, сохраняя амплитуду колебаний, — Господин… Азов!

И тишина.

Ситуация становилась настолько неопределенно-загадочной, что я не выдержал. Полные ужаса глаза «господина Азова» перевелись на меня, он слегка качал головой, его рот немо кричал «не смей!», но это было выше моих сил. Я зажрал пончик. Смачно.

— Я… пришла к вам… господин Азов… в час великой нужды… — замогильно протянула раскачивающаяся Ария, удерживаясь только за счет шокированной служанки, которую нехило мотала эта огромная, по сравнению с ней, туша.

— И скорби, — я не специально, оно само вырвалось!

—…и скорби, — послушно воспользовалась моей подсказкой баронесса, вновь уйдя на перезагрузку.

Костя убил меня взглядом, выпотрошил, сжег, посыпал пеплом завтрак, сожрал его и уже, судя по всему, начал активно переваривать. Я съел еще пончик, успешно игнорируя даже полный нешуточной паники взгляд раскачиваемой Пиаты.

Ария грузилась. Интрига нарастала. Томление и тревога тоже росли, скачкообразно и пропорционально. Паркет под каблучками эйны слегка поскрипывал.

Наконец, красноволосая изыскала необходимые резервы, собрала в кучу мысли, глаза, остатки вменяемости и храбрость, закатив длинную, но довольно проникновенную речь. В ходе изложения, девушка рассказала Пиате, что стала невинной жертвой чудовищных обстоятельств, безжалостных провокаций и человеческого равнодушия. Ну и сама допустила чуть-чуть ошибок, да. И боролась! Но всё-таки она пала (это было выдано с особым душевным надрывом), а теперь пришла к своей последней надежде в мольбе о столь ужасном, что слов…

И… оп. Перезагрузочка. Снова контакт с космосом потерян, но теперь оторопь у блондинов сменяется жгучим любопытством. Правда, немилосердно сжимаемая и раскачиваемая Пиата хотела бы устроиться поудобнее, по лицу вижу, но точно готова потерпеть до конца. Повествования, конечно же.

Однако.

— Молю вас! — совершенно непросительным тоном прорычала Ария Пиате, подтаскивая бедняжку поближе, — Зачи… Зачни… За…

Тот, кто пел «давайте делать паузы в словах» определенно имел сейчас иномировую связь в остатками мозгов в голове костиной гостьи, но, видимо, та всерьез вознегодовала на свой артикулярный аппарат, поэтому внезапно выдала яростно и бескомпромиссно:

— ДАВАЙТЕ СДЕЛАЕМ РЕБЕНКА, ГОСПОДИН АЗОВ!!!

Тут опухли все, кроме потребляющего лежа пончики меня. Причем под «всеми» я имею в виду и начавшую удивленно ругаться Фелицию, вышедшую из ступора или отдыха, или как она там компенсировала свои травмы. А события продолжали развиваться.

— Я не претендую! — решительно и довольно уверенно напала Ария одной рукой на блузку Пиаты, — На… на… родство! На… что-либо еще! Нет! Мне нужен только… только ребенок! Он спасет! Спасет… всё!

В глазах бедной раздеваемой эйны стояло огромное «памагите!», но вот попасть этим щенячьим взглядом она могла только в меня, потому как хозяин обретался четко за её спиной. Я же… ел пончики. Константин напоминал вытащенную из воды рыбу, ударенную пыльным мешком из-за угла, а потом трижды об лёд.

— Дайхард мерзавец! — внезапно заголосила Ария, бросая неуступчивую униформу горничной, и принимаясь за собственную блузу, — Подлец! Это всё он! Предатель! Бросил! Отказался!

Так, сделаем заметку — в прелюдиях она не понимает. Правда, уже слегка тревожненько, потому что комизм ситуации готов стать трагизмом. Публичного (а иначе не скажешь) обнажения по пьяной лавочке баронесса сама себе не простит. И ладно бы, чхать на неё зеленою соплёю, но вот мне, Косте и Пиате участие в этом разврате как-то никуда не стучалось, да и вообще вредно. Надо…

— Какой вы… небольшой, — тем временем переклинило залившую шары швейцарку на внимание к Пиате, — Какой… изящный! Но ничего, я буду… нежна.

На рожу Азова мне смотреть было уже и больно, и страшно, поэтому я встал с места, решительно взяв в левую руку то, что под неё подвернулось. А по старой памяти мне подвернулось ничто иное как собственный гримуар. Быстро подойдя к теряющей берега баронессе, трясущей Пиату как медведь грушу, я звонко и четко приложил, под придушенный вопль даймона, красноголовую по её красной голове. Книгой, плашмя. Чай, рука уже набита. А затем, поставив ситуацию на паузу, вновь вернулся и рухнул на диван. Со словами:

— Кончайте маяться дурью, ваша милость!

Короткая, но пронзительно жизненная зарисовка, в которой выцветшая баронесса движениями сломанного робота поворачивается к лежащему на диване и кушающему пончик мне, останется в памяти навсегда. Правда, что характерно, я совсем не ожидал, что у неё хватит душевных и физических сил перевести враз протрезвевший взгляд на раздраконенную Пиату, а затем даже сфокусироваться на Азове за её спиной… но, как говорится, истинные возможности человеческого тела непостижимы.

Затем, доев, одновременно с шелестом окончательно увядающей в обмороке баронессы, я ловко проскользнул к двери, а затем, со словами «Мне пора!», покинул помещение под протестующий хрип его владельца!