Без мозгов - Иванова-Неверова Оксана - Страница 13

Я совсем не это хотел сказать. Не понимаю, почему меня понесло, но я дико злился на Дёмину. За её выступление про мою внимательность. Про то, что я единственный, но не так, как мне бы хотелось. А пусть знает, что она тоже… Что я тоже могу… Что не клином свет сошёлся.

– Ты вообще-то… на тебе вообще-то! – вырвалось у меня.

– Что?!

Я хлопнул себя ладонью по лбу. Все эти эмоции очень мешали в решении главной задачи.

– Чего ты там мычишь? – нахмурилась Дёмина.

– Ничего я Кусковой не рассказывал. – Я убрал ладонь с лица и посмотрел на Маринку. – У них с Рубановой свои дела, и ни ты, ни формалин здесь ни при чём.

– Ладно, – Дёмина вдруг тоже успокоилась. Даже уточнять ничего не стала. – Дальше что?

– Дальше пойдем в туалет. Посмотрим на этот охраняемый объект.

– Конь же всё равно никого не пускает.

– А все хотят?

– Не думаю, – Дёмина пожевала губу, – это музыкальный туалет, возле актового зала. Он как переодёвочная, там кабинки заколочены. Миху оттуда по-любому прогонят, у десятых классов репетиция. Его просто затопчут, да и дело с концом.

– Это хорошо. В смысле, репетиция. Мы можем попробовать под шумок избавить Рубанову от мозгов.

Маринка проворчала что-то себе под нос и всё-таки пошла за мной. Мы поднялись мимо спортзала и столовки на площадку с библиотекой и актовым залом. Конь и в самом деле перекрывал подступы к туалету, отгоняя редких ботаников, задержавшихся после уроков. За дверью туалета невероятно печально всхлипывала Рубанова. Миха в ответ робко стучал по косяку и спрашивал:

– Тебе лучше?

– Нет! – отвечала Лидочка жалобным голосом. – Иди без меня.

Конь грустно тряс гривой и никуда не уходил. Не будь я мной, сам бы расплакался. Завидев нас с Дёминой, Миха набычился. Он принял боевую стойку, не забыв при этом отпихнуть с дороги рюкзак. Этот пих ногой меня неприятно удивил. Кнопок мы, значит, уже не боимся. Неужели и банок больше не бережём?

– Миша, – сказал я, – отойди, пожалуйста. Я хочу войти.

Конь на «Мишу», к сожалению, не оторопел, а ведь это я у него перенял. Нарочно запомнил его взрослые замашечки. Только это на Коне не сработало. Зато Маринка округлила глаза:

– Это женский туалет. Может, лучше я?

Лучше-то оно лучше, но я знал, что ни Конь, ни Дёмина Лидочку оттуда не вытащат. И отчего-то мне было не наплевать. Инфицирована Рубанова или нет, она не заслужила своих страданий.

Я мотнул Маринке головой и сделал строгое лицо. Оно должно было выражать опасность. При свете дня среди людей атаковать мозгоносы, конечно, не станут, – что бы они ни затевали, жертва должна быть изолирована. Но лучше всегда помнить, что враг не дремлет. Не знаю, как Маринку, а Коня мой суровый экран явно напряг.

– Не пущу, – предупредил он. – Не твоё собачье дело.

– Было не моё, – признал я. – И зря. Пусти, Миша. Там, в этом туалете, нет воды. Ей там пить нечего. Только время теряем.

Михины уши стали пунцовыми, рот открылся. Вот сейчас я его удивил. Во-первых, тем, что Лидочка застряла не по причинам водонасыщения. Он наверняка думал, что она там пьёт-пьёт, не может напиться. Во-вторых, тем, что я знаю об этой их водохлёбной слабости и больше не собираюсь делать вид, что всё в порядке. Я воспользовался его секундным оцепенением и открыл дверь.

– Эээ… – проблеял Конь.

– Миша, будешь пепси? – Маринка полезла в пакет, Конь сглотнул.

Я оглянулся через плечо, проверяя на всякий случай, есть ли свидетели. Внизу у лестницы собирались старшеклассницы. Я кивнул Дёминой, она кивнула в ответ, и я пошёл спасать Рубанову от самой себя.

В туалете, переделанном под техническое помещение, на закрытом фанерой унитазе у распахнутого окна сидела Рубанова. Под ногами у неё валялись несколько пустых бутылочек аква-минерале. В остальном это была обычная Рубанова, несчастная и заплаканная. Она стянула со стеллажа огромную бархатную штору и плакала в уголок этой шторы, что для Рубановой, на мой взгляд, было перебор. Я вообще не припомню, чтобы она до такой степени выражала эмоции.

Лидочка сморкнулась и подняла на меня глаза – прекрасные, сказал бы Юрик. Голубые с фиолетовым отливом. Да-да, именно. Рубанова вздохнула:

– Не уговаривай, Сева, я просто не могу сейчас выйти.

– Можешь, Лид. Тебя всё равно отсюда попросят. Или дежурный учитель найдёт.

– Ну и пусть. Я завтра в школу не пойду. И вообще не пойду. Я заболею и буду болеть. А потом уеду.

Понятно. Рубанова, так же, как и я, заглянула в электронный дневник и узнала о «важном событии». В котором Кускова по причине отсутствия участвовать не будет. А значит, не поможет Лидочке.

В любом случае, рано или поздно, Рубанова бы спалилась. Пропускать математику постоянно – не выход, а математичка слишком любит сюрпризы. «Подумаешь, самостоятельная, – говорит она. – Вы должны быть готовы всегда».

Вот и сегодня она внезапно отметила восклицательным знаком контрольную на два урока. Если учесть, что в последнее время Рубанова не была готова никогда, контрольная наносила сокрушающий удар по её репутации.

А ведь я предполагал, что этим закончится. Кускова, крыса, не собиралась прикрывать Лидочку бесконечно. Убедившись, что Рубанова увязла, как муха в патоке, Олька разыграла свои карты. Сколь бы ни были выгодны шантаж и премиальные, куда приятнее низвергнуть с трона королеву. Как удачно у папы Кусковой подвернулась командировка! Олькин финальный аккорд действительно впечатлял.

– Пойдём, Рубанова, – сказал я. – Всё наладится.

Для уверенности я нащупал в кармане гвоздик поострее, всё-таки я находился один на один с человеком, в чьей вменяемости сильно сомневался.

– Кускова завтра не придёт, – всхлипнула Лидочка.

Это сообщение само по себе слёз не стоило, но я был в курсе событий.

– Я с тобой сяду на математике. А Ольга… больше не будет.

– Чего не будет? – Рубанова покраснела.

Я достал из кармана толстовки пластиковый прямоугольник, протянул Лидочке.

– Откуда ты взял?!

– Обменял на обещание. Ты бы, Лид, позанималась просто. Мы же немного тем прошли. Посмотри видосики, там всё понятно объясняют. К математичке подойди, раз такое дело.

Рубанова недоверчиво крутила в руках свой калькулятор с собачкой. За дверью о чём-то ровно бубнили Маринка и Конь. Маринка такая, она кого угодно заболтает, если надо. Наверное, наплела ему, что у нас до зарезу секретный разговор про Кускову. Время от времени в нашем классе случаются такие эпидемии важных секретных разговоров. Главное, Лидочка перестала реветь, так что Конь перестал дёргаться. Он вообще в последние два дня вёл себя как-то… Без заскоков, что ли. Как будто на успокоительных. Или Рина их всех так приструнила?

Маринка осторожно приоткрыла дверь. Видимо, дольше забалтывать Коня было неразумно.

– Всё нормально? – она осторожно улыбнулась Рубановой. – Вы бы окно закрыли, дует же! Или решат, что мы у родителей сигареты стянули.

Ответить Лидочка не успела. Те самые старшеклассницы, гомоня и толкаясь, поднимались по лестнице. Одна из них, лошадь похлеще Коня, щёлкнула его по лбу и, отодвинув Маринку, ввалилась в туалет.

– А это что такое?! – возмутилась она, увидев меня. – А ну-ка, мелочь, кыш!

Она театрально взмахнула рукой, наступила на бутылку, потеряла равновесие и… Впечаталась в подоконник, где стоял рюкзак Рубановой. А дальше… Я уверен, что она сделала это нарочно – лёгкий толчок рукой, как будто в поисках опоры, и рюкзак полетел из окна на крышу пристройки.

Залитая битумом крыша познала немало самых разных предметов. На пристройку часто залетали мячи и, хотя официально лазить на неё запрещалось, кто-нибудь проворный всё-таки выбирался из окна актового зала, а потом спускался по пожарной лестнице. Полёт рюкзака, в общем, был обидной, но не фатальной потерей. Если рассуждать теоретически. Практически же – это был рюкзак Рубановой.