Охотник на мафию. Часть 1 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 51

Проход в другой контейнер, официально считавшимся продуктовым складом, находился за кожаным креслом Трифона в углу «кабинета» и прикрывался холодильником. Холодильник легко сдвигался в сторону по едва заметным полозьям в полу, а отверстие было достаточным, чтобы пропустить тщедушного Юрия Григорьевича.

Кроме семи «ходок» и опыта воровских разборок Юрий Григорьевич имел большой опыт общения и с ментами, и с другими группировками портового города Владивостока. Воровской общаг здесь не рулил - здесь вообще никто не рулил – оттого стреляли в последнее время часто и хоронили густо. Ворам не дал пустить корни комитет государственной безопасности. Пограничной зоной был Владивосток. Доступ в город имели только проверенные граждане, имевшие соответствующие штампы в паспорте. Поэтому вся «шушера» оседала в городе Уссурийске, за сто километров от столицы Приморья.

Однако в «перестройку» город «открыли» и государственный воровской «Общак» попытался наложить лапу на краевые ресурсы и главное - взять бразды правления. Но не тут то было. Взращённые на вольных хлебах преступные группировки – в основном спортсмены – отказались «ложиться» под «синепёрых». Нескольких общаковских «эмиссаров» завалили. В ответ было убито несколько преступных лидеров Владивостока.

Трифону тоже предлагали стать «положенцем» над всем преступным миром Приморья, но Юрий Григорьевич благоразумно отказался, взяв под себя только один городской район – Советский, переходивший, в отличие от других районов не в море, а в районы Приморского края. В том числе и в Уссурийск.

Поэтому считалось, что Трифонов Юрий Григорьевич «курировал» Приморский край. Но, на самом деле, и в других городах и весях края единого руководства бандитами не было. Владивостокские авторитеты захватывали приморские города, как банды в гражданскую войну и не торопились отчислять деньги в кассу преступного мира.

- Это, конечно, не ваши артисточки, но тоже не третий сорт, - продолжил нахваливать своих шлюх Трифон. – И... Ты же понимаешь, что мы теряем свой бизнес? Если вы Капитана под себя заберёте...

Мамаев понял, что Трифон готов «съехать с темы» и мысленно потёр руки. Пастовый карандаш, которым он только что записал номер телефона Трифоновского «офиса», вращался в пальцах Мамаева и отвлекал хозяина кабинета.

- Юра, ты же знаешь, мы блядями не торгуем... Не наш профиль. Хотите зарабатывать, зарабатывайте. Хозяин катера не против. С ним сами договоритесь. И, Юра... - Мамаев сделал паузу. – По моим подсчётам Капитан переплатил вам значительно... Не по понятиям это.

- Ты не много на себя берёшь, Абдула? – криво ухмыльнувшись, «окрысился» Трифон. – С чего это ты взялся судить по понятиям. Ты ведь не вор, Абдула. И даже не пахан для своих бойцов. Ты такой же боец, торпеда, как и все твои грушники. Но и как спецы вы оказались гавном, если даже своего Баулу уберечь не смогли. И ты считаешь, что имеешь право со мной говорить на равных? И угрожать мне?

Трифон резал воздух своим тихим, но слегка визгливым голосом.

- Я говорю с тобой только потому, что ты попросил меня о разговоре. Мне просто было интересно, что ты мне скажешь.

Бандит откинулся на спинку мягкого кресла. Его лицо скривила пренебрежительная ухмылка.

- А если ты рамсы попутал, то...

Мамаев не дослушал. Он поднёс правую руку к груди, намереваясь положить карандаш в нагрудный карман, но вдруг метнул его в сторону собеседника. Круговое движение кисти и предплечья, совершённое вокруг локтя, было таким быстрым и сильным, что стилет, сделав пол оборота, глубоко вошёл в шею Трифона справой стороны от кадыка, пробив сонную артерию.

Сидящий за спиной полковника Костя по кличке «Опасный» сначала даже ничего не понял. Движение рукой у Мамаева не выходило за «тень» его тела, а поэтому было «невидимым». Трифон просто не закончил фразу. Что тут такого? А то, что он слегка выпучил глаза и взялся за горло... Ну, так, «шеф» и летом умудрялся подхватить ангину, а то и воспаление лёгких. Да и артерия, пробитая «гвоздём», пока не кровоточила.

Мамаев же, качнувшись назад, вместе со стулом упал на спину, и амплитудным круговым движением заехал носком правого ботинка в солнечное сплетение Опасного, а выпрямленной левой ногой пробил в челюсть снизу. Голова бандита сначала дёрнулась вперёд, а потом так отлетела от удара назад, что шейные позвонки хрустнули и трифоновский «положенец» обмяк. Он умер быстрой и почти безболезненной смертью.

Обратным махом Мамаев вскочил на ноги и метнулся к Трифону.

- Сука! – прохрипел тот, удерживая пальцами стилет в горле и не давая крови вытекать. – Помоги!

- Так, «сука», или «помоги»? – засмеялся Мамаев. – Ты уж, Юра, определись...

- Помоги, - почти нормально проговорил Трифон. – Тебе всё равно не уйти. Вокруг много моих.

Мамаев почесал в затылке и, обойдя стол, подошёл к бандиту слева и вырвал стилет из горла. Алая кровь пульсируя забилась из-под снова охвативших шею пальцев.

- Су-у-у-ка, - прохрипел Трифон и попытался что-то крикнуть, но Мамаев вовремя зажал ему рот ладонью.

Через пару минут всё было кончено. Мамаев положил тело грудью на стол и нажал на тангенту рации.

- Проверка связи.

- Связь в норме.

На улице послышались характерные звуки пистолетных выстрелов смягчённых «глушителями». Дверь «офиса» осторожно приоткрылась буквально на палец.

- Командир, тут всё чисто, - прошептал «Лёшик».

- Выхожу, - предупредил Мамаев и, надавив от себя дверь и раскрыв зонтик, вышел под сентябрьский ливень.

В «белом шуме[4] дождя совсем слабо слышались хлопки выстрелов и чьи-то вскрики, то ли жертв, то ли свидетелей жестокой расправы над членами ОПГ «Юрия Трифонова».

[1] Надыбать - нагнать, найти походив, отыскать, поймать.

[2] Басота – (жаргон) команда гопников; группа людей, объединенных общими целями и интересами.

[3] Шконка – это название кровати в тюремном жаргоне.

[4] Белый шум – это равномерно распределенная по диапазону совокупность звуков различной частоты, громкости и интенсивности. В результате мы слышим монотонный звук без резких перепадов. Он не несет в себе никакой информации, сливаясь в равномерный шорох.

Мамаев появился в больнице буквально через час, как сбежал. Дело было в обеденный перерыв и его никто не хватился. Тем более что и схватываться-то было не кому. Соглядатаи Капыша мирно сопели в холе отделения на специально для них принесённом в больницу диване. Больные и медперсонал после обеда отдыхали. Нефрологическое[1] отделение напоминало сонное царство.

Мамаев лежал на своей больничной койке и думал, что наконец-то удовлетворён «своей работой». Он очень хорошо знал, кто такой Юрий Трифонов и сколько молодых девчонок пошли по пути проституции под влиянием старших «подружек», выполнявших, по сути, роль «сетевых менеджеров», а в блатном мире называвшиеся «бандерши».

Трифонов не выдумал «велосипед». Испокон веку такие «менеджеры» в женском обличии во время танцулек приглашали девушек хорошо провести время с приличными ребятами. Велись, разумеется, не все, но тех, кто соглашался и ехал на «малину», насиловали, фотографировали и, потом шантажируя, заставляли заниматься проституцией. И это, между прочим, во времена СССР. В девяностые годы вербовка проходила ещё жёстче.

Так же вовлекались в преступные группы и парни, которых «ловили за язык» во время споров, «грузили» и, чтобы погасить долг, заставляли совершать преступления, например, найти наркотик, купить и передать в счёт расплаты.

Остальные преступные группировки тоже не были «белыми и пушистыми», но «синюю плесень» Мамаев ненавидел больше всего. Работая в милиции и находясь на острие, так сказать, борьбы с организованной преступностью, Мамаев иногда сожалел, что ограничен законом.

Теперь, когда стих адреналиновый мандраж, полковник чувствовал внутри себя успокоение. Лёшик по рации сообщил, что «в Багдаде всё спокойно», а это означало, что все намеченные цели уничтожены, и группировка Трифона фактически перестала существовать.