С песней по жизням. Часть 1 и Часть 2 (СИ) - Лей Лора - Страница 6

Додумать Ирина не успела: вернулся Миколка с двумя деревянными же ведрами воды, от которой шел пар – горячая. Одно сразу вылил в лохань и сказал:

- Это… Счас еще поднесу, и тетка Дина следом идет, еды вроде сготовила втихую, и одежу чистую достала. Яблоко-то как?

Ирина надкусила фрукт и начала сосать, не жуя - сочное.

-Спасибо, Микола!

- Да ладно, на пользу! Я-за водой!

Парень заулыбался во весь рот, почесал в затылке и опять умчался. Подросток, лет 16-ти, ровесник Арине, наверное, худощавый, но не тощий, высокий и плечи широкие. Мужик будет видный: шатен, волосы вьющиеся, глаза темные, карие, наверно, веснушки на небольшом носу, уже и загореть успел; как Дина, круглолицый (родня?), губы пухлые, а на подбородке –ямочка! Одет в такого же, как у няньки, цвета и материала широкие брюки (скорее, шаровары) и рубаху свободную по колено и подпоясанную веревкой. И босой. Не положено или летом и так сойдет? Что за глупости в голову лезут…

Ирина откусывала яблоко, слегка пережёвывала, высасывала кисло-сладкий сок и сплевывала жмых в ладошку. Прав парень, сейчас ей в пустой желудок такой продукт вреден, а свежесть сока утоляла жажду. Через некоторое время в комнатку снова зашёл Миколка с ведрами и Дина – с подносом с плошкой и 2-мя кружками и большим свертком под мышкой. Принесенное женщина сгрузила на лежанку. Парень поставил ведра на пол, покрутился и был изгнан улыбающейся нянькой со словами:

-Иди уже, охальник! Позже умыкни подводу, в деревню поедем, к Вейре. И не говори лишнего во дворе-то! Очнулась, мол, паненка, а большего ты не ведаешь. А подводу я просила, чтобы Арину в баню отвести да в храм, требу провести за здравие, но ты всем это не говори, только если Петор-конюх спросит, ему можно. И быстро давай!

Микола ушел, а Дина выплеснула еще одно ведро в лохань, потрогала воду рукой и обернулась к Арине:

- Пока чуть горяча, но пол холодный, остынет быстро. Так что ты скидывай рубаху и в лохань на коленки, я волос подберу, вот, корень мыльный намочим и тряпицей оботру-обмою, а потом чистую одежу, на голову платок замотаем. Ну, давай, милая, скоренько!

Ирина не стала ломаться в ложной стыдливости: наверняка для прошлой панны было привычно, что нянька ее моет, а уж Ирина Михайловна давно стесняться в бане перестала. Да и доставшееся тело хотелось рассмотреть, принять его как часть себя. Хотя она по этому поводу дискомфорта не ощущала, главное, молодое, а кости целы–мясо нарастет! Эх, зеркало бы еще, но это позже…Мыться. Мыться!

С такими мыслями Ирина/Арина распустила завязки горловины и через голову сняла длинную рубаху, бросила на пол и ступила в лохань. Ноги закололо – горячо! Однако не так, чтоб не стерпеть, привыкла быстро. Постояла, оглядела себя и опустилась на колени. Лохань небольшая, но Ирина в ней поместилась.

Дина тем временем успела сверток на лежанке разобрать, подвинуть табурет ближе и разложить на нем нечто серое комком и кусок полотна примерно с пол-метра длиной. После чего взяла растрепанную косу девушки и обернула вокруг ее головы, закрепив волосы шпильками – так показалось Ирине. Тряпку намочила, потерла о серое нечто (мыльный корень?), велела подержать, а сама зачерпнула кружкой воды и стала поливать подопечную, сначала со спины, потом и спереди.

- Вот и славно, вот и хорошо! Унеси вода хвори, очисти от болезни мою ласточку, смой беды-огорчения, яви здоровье, даруй легкость телу и силу духу! –приговаривала Дина.

Ополоснув девушку, быстро начала тереть тряпицей спину, руки, живот грудь, слила, еще раз натерла, опять ополоснула, велела встать и повторила процедуру с ногами. Ирина молчала, отдавшись ее рукам. Вода действительно творила чудеса! Даже вот в таком «кривом» исполнении: становилось явно легче, но и подмерзать Ирина тоже стала.

Дина ускорилась, заметив, что девушка поежилась.

- Сейчас, милая, сейчас. Ты вот на рубаху встань, я грязную воду в ведро вылью и чистой тебя окачу, давай!

Ирина выполнила указание, а Дина – свои слова. Делала женщина все споро, но без суеты и аккуратно: на полу воды почти не было. Помытую девушку завернула в большее полотно, промокнула и , выхватив из свертка сначала длинную рубаху –тоньше прежней и белее, быстро надела ее на Ирину. За рубахой последовало платье-сарафан: с глубоким вырезом, с рукавами до локтя и длиной до щиколотки. Вместо пуговиц – широкая шнуровка, вроде корсета получилось, и утягивало это и со спины тоже, по кругу. Ткань платья напоминала лён, а может, он и был: гладкое синее полотно, по рукавам и подолу – редкая вышивка, цветы какие-то.

Дина удовлетворенно осмотрела девушку, огладила сверху до низу и, подведя к лежанке, указала на поднос:

-Поешь, милая, кашки, да взвар выпей. Потихоньку, позже у Вейры хорошо покушаешь. А я пока косу переплету. Потом схожу за Миколой, он все банное вынесет да приберется. Уж нашел, чай, подводу, через сад выйдем, неча на глаза лишний раз Врочеку попадаться, чтоб его леший уволок! Может, на скамейку сядешь, а кашу в руки?

-Хорошо, Дина, так удобнее будет, - согласилась Ирина.

Нянька освободила табурет (скамейка, оказывается) и достала откуда-то из складок юбки расческу с крупными зубьями. Ирина пересела, прихватив с подноса плошку с кашей и ложку деревянную, простую совсем, и принялась за еду. Каша уже остыла, но всё равно показалась голодной попаданке вкусной, хоть и не понятно, из какой крупы: вроде перловки, но зерно меньше, разваренное, жуется хорошо. Каша на молоке, негустая, чуть подслащенная, даже масло чувствовалось. Дина встала сзади и начала возиться с ее волосами, попутно делясь наболевшим:

- Все будет хорошо теперь, дитятко! Не сомневайся. Уж как эти пять-то годков жили, страсть! Дадут небеса, родное место панны Славии, земля ей пухом, и тебя примет, не то, что здесь, чужачкой сделали. Верю я словам твоей матушки, не стала бы она дочь единственную во тьму посылать. Поначалу, как ее не стало, и Врочек стыд не потерял, мы неплохо жили: кухня блюда твои часто готовила, гуляли много, в деревню и в лес свободно ходили, никто и слова дурного не говорил, а уж в доме-то и тем паче.

А потом змей этот, Врочек, волю взял, без догляда-то, и порядки свои завел. Повыгонял недовольных им из усадьбы, везде своих подельников наставил, сельчан прижал так, что и пикнуть не мог никто. Боялись, что прикопает ненароком и не сыскать потом. Было такое, грешили на него за пропажу Агнешки, прислуги панниной, уж больно он до нее домагивался, а она отказывалась отчаянно, все знали. Уж она и пряталась, и убегала, а потом пропала. Вроде как уехала с купцом. Да только не было купца никакого, да и вещи ее все в людской остались.

Чуть погодя садовник исчез, Влас. Старый был, да уважаем матушкой твоей за знания и усердие. Вот он и схлестнулся с этим Врочеком, когда тот сад рубить и корчевать на продажу начал. Ох, и ругал Влас его последними словами да тайные дела открыл, что ворует и казну от наследницы прячет. А народ-то слышал все, разговоры потом долго ходили. Ну и не стало Власа в одночасье сразу после того шума. Вечером видели, как шел он к себе в сторожку, а утром не нашли нигде…

Дина вздохнула тяжело, видно, что вспомнив, и продолжила:

- А уж как Врочек стал на тебя заглядываться, тут я и вовсе сон потеряла, да и ты боялась его до дрожи. Стала все больше в комнате просиживать да в библиотеке – там дверь на засов закрывалась, ела с нами на кухне, потом я еду в комнату носить стала. Так этот лиходей клавесин продал, с библиотеки засов снял, а чтоб ты смиреннее стала, велел кормить тебя хуже, дескать, придешь к нему сама, попросишь. Уважения ему хотелось прилюдного от наследницы! Мы с тобой, ежели помнишь, только благодаря старостихе-то и держались: она, божья жинка, ночью приходила через сад да приносила то сальца, то курицу отварную, пирогов, хлебушка …

Отстал более-менее ирод только, когда Милка, швея городская, в усадьбу перебралась и в постель к нему залезла, прости Боже! А ты вот в эту комнатушку поднялась, сюда ход отдельный да крутой, не набегаешься…